Мастерство становится доступнее
Что такое писательское мастерство и поддаётся ли оно измерению? На его вершинах – понятно: это умение построить сюжет и составить фразы так, что большинство читателей будет увлечено всем произведением. В глубинах — тоже понятно: дислексия до полного косноязычия. Это, блин, того этого самого… Но посередине? У обычных людей? Которые ещё не считают себя писателями, но вполне способны ими стать. Которым не приходится на работе и за мизерное жалованье думать о том, чем заполнить газетные страницы или новостной раздел служебного сайта. Которые пишут не то, что требуется, а то, что хочется. Как измерить мастерство на тех уровнях, где за него не платят, и где в нём не возникает страстной нужды?
Ну, спросите меня: почему я вдруг заговорил о писательском мастерстве? И я охотно отвечу: потому что в литературной жизни Израиля происходит событие, имеющее непосредственное отношение к этому самому волшебному искусству. Вот как бы вы отреагировали, если бы в Израиле открылся Литературный институт? Наподобие московского, например. Причём не на иврите, а на понятном нам с вами русском языке. Кому бы позавидовали многие израильские русскоязычные литераторы – студентам или преподавателям?
Так вот, такой институт уже открылся и работает. Те, кто приехал в Израиль с Большой алиёй 90-х и интересуются литературой, наверняка помнят различные скорые и дорогостоящие словесные курсы, от журналистских до копирайтерских. На одной из таких «обучалок» в качестве преподавателя подвизался ныне покойный Антон Носик, светлая ему память. Покойный ныне Аркан Карив, светлая память и ему, незадолго до своей роковой поездки в Москву объявил о желании открыть подобные курсы, — не успел. Даже при газете «Вести» проводились краткосрочные курсы журналистов по весьма высокой цене, — так теперь и газета эта исчезла из киосков. Некоторые курсы, организованные по частной инициативе, прошли столь незаметно, что о них помнят только их участники, да и то не все. Два действующих в нашей стране писательских союза – Союз русскоязычных писателей Израиля и Всемирный союз писателей Иерусалима – неоднократно грозились создать какие-либо обучающие структуры, но так до сих пор ничего и не сделали.
Действующий «Курс писательского мастерства», — таково его официальное название, — организован профессором Романом Кацманом при кафедре еврейской литературы Бар-Иланского университета. Подробнее об этом можно прочитать на официальном университетском сайте в Интернете по адресу: https://hebrew-literature.biu.ac.il/en/creative_writing_in_russian. Там же приведено и расписание занятий. Что и говорить, профессор Кацман «утёр нос» и местным писательским союзам, и самодеятельным преподавателям. Курсы плодотворно действуют, слушатели их – разного возраста, не только студенты, но и люди профессионально состоявшиеся, для которых литературная работа – приятное и полезное для души увлечение. И даже если им приходится платить за годичные курсы столько же, сколько бы они заплатили за восемь лет взносов в союз писателей, — получают они на курсах многократно больше. В первую очередь – возможность творческого общения, возможность взглянуть на литературу с самых разных сторон, от писательской кухни до систем восприятия написанного и концепций его изготовления.
Курсы построены по принципу мастер-классов и анонсированы так: «Мастер-классы проводят знаменитые писатели и поэты»; далее следует список из шести позиций. Если бы профессор Кацман предварительно посоветовался с руководством писательского союза, ему, несомненно, назвали бы другие кандидатуры мастеров. Но он не посоветовался – и правильно сделал.
Мне кажется, разгадка этой полезной пристрастности кроется в существовании двух условных по разделению, но очевидных на практике израильских русскоязычных литературных школ, тусовок, сообществ или, если угодно, компаний: иерусалимской и тель-авивской. Они сложились ещё в те времена, когда Большая алия только обустраивалась, писатели-репатрианты получали помощь как «деятели искусства», русская партия превращалась в реальную политическую силу, русскоязычные газеты ещё платили гонорары, а Еврейское агентство пересылало местные журналы в Россию. Названия сообществ условны, но интерес был безусловен: в момент раздачи благ оказаться поближе к рогу изобилия. От того, где поселился и с кем общается писатель, во многом зависело отношение к нему коллег: примут его дружелюбно или знать не захотят. Теперь рог изобилия, и ранее бывший скудным, окончательно захлопнулся, но сквозь редкие щёлочки ещё капает – и обе тусовки сохранились, несколько видоизменившись со временем. Насколько могу судить со стороны по статьям и спискам профессора Кацмана, он сторонник иерусалимского сообщества. Но это никак не должно означать, что он сколько-нибудь интересант; в данном случае он выступает как щедрый и бескорыстный благодетель – ведь не сам же ректорат Бар-Илана принял решение развивать русскую литературу при кафедре еврейской.
Со своими недоуменными, и возможно, несколько предвзятыми вопросами я обратился к одному из курсовых мастеров, автору более чем тридцати книжек, главному редактору литературного журнала «Артикль», писателю Якову Шехтеру. К его чести, Яков Шехтер не выказал ни малейших признаков раздражения и терпеливо попытался рассеять мои заблуждения.
— Сколько длится курс? За какое время вы намереваетесь превратить неподготовленных студентов в писателей?
— Курс длится один учебный год. Но второй ваш вопрос поставлен некорректно: вы же не станете спрашивать у преподавателей физики — за какой срок они намерены превратить неподготовленных студентов в учёных? Работа со словом – такая же область знания, как математика или физика. В ней есть свои правила, законы, есть порядок, иерархия. Всё это, разумеется, только основа, база, оттолкнувшись от которой, студент может перейти к созданию художественных произведений или остаться на уровне графомана. Всё зависит его таланта, а им наделяют с Небес, а не на писательском курсе.
— Университет – израильский, все изучаемые предметы излагаются на иврите. Вы же преподаёте студентам Бар-Илана на русском языке и учите писать по-русски. Владеют ли ваши слушатели обоими языками в достаточной мере?
— В этом-то и состоит уникальная особенность данного курса: хотя он ведется в израильском университете, но проходит полностью на русском языке и учит писать тоже на русском. Несколько десятков лет тому назад такое сочетание было бы невозможным. Но в нашем мультикультурном и мультиязычном пространстве, в мире, превратившемся в глобальную деревню, где все со всеми пребывают в постоянной виртуальной связи, а расстояния между континентами сократились до промежутков между клавишами компьютерной клавиатуры, в этом нет ничего странного.
— Русскоязычный писатель в израильском обществе – плохо оплачиваемая профессия. По-видимому, даже профессиональные нищие зарабатывают больше. Не кажется ли вам, что вы готовите социальных неудачников, и чем лучше студент у вас учится, тем труднее ему будет реализовать полученные навыки?
— Писатель в любом обществе — плохо оплачиваемая профессия. За исключением советского, где власть прикармливала творческих работников, выдающих «на гора» нужную продукцию. Мне трудно провести сравнение оплаты писательского труда в современном мире с заработками профессиональных нищих, я не владею в должной мере такой информацией. Ясно одно: писателем становятся не ради заработка. И это, на мой взгляд, очень правильно. Задачей курса не является превращение студента в писателя, это невозможная задача. Ярким тому подтверждением может служить долгая история московского Литинститута, заведения весьма солидного, большинство выпускников которого не стали ни настоящими поэтами, ни серьезными писателями.
Цель курса писательского мастерства состоит в том, чтобы ознакомить студентов с основами писательского мастерства, а не превратить их в Толстых или Пушкиных. Когда студент поступает на физический факультет, никому в голову не придет мысль, будто после завершения учёбы он станет Эйнштейном.
Давным-давно, когда печатное слово представляло собой единственную доступную масс-медиа, работа писателя была куда проще, чем сегодня. В длинные зимние вечера с книгой в руках у камина, или в бесконечные летние дни на скамейке под деревом, читатель с головой погружался в текст, собственной фантазией дополняя не прорисованные автором подробности. Сегодня, когда читателя окружает кино, телевидение, YouTube с его бесчисленными клипами, — слову пришлось потесниться, а задача писателя усложнилась. Мир, который он строит на бумаге, должен быть убедительным и цельным, иначе читатель на третьей странице захлопнет книгу и переведёт взгляд на чёрное зеркало экрана. Для создания такого мира, помимо вдохновения, нужно владеть и кое-какими техническими приемами, с которыми мы знакомим за время курса.
— Зависит ли, по вашему мнению, писательская техника от жанра, в котором приходится автору работать? Следует ли учить драматургии иначе, чем мастерству романиста, и иначе, чем технике копирайтера или журналиста? Или литературная техника служит базовой составляющей мастерства, в каком бы жанре ни работал писатель?
— Основа, то есть работа со словом, одна и та же в любом жанре. Литература — это не только «что». Не только и не столько сюжет, действие, фабула, но и во многом, если не во всём — «как». Как это сделано?
Выделка фраз, точность сцепления слов, незримая, но беспощадная балансировка гласных и согласных, ритма, звенящего в каждом предложении, делают текст литературой, вне зависимости от жанра.
Нельзя относиться к словам, как к мелким булыжникам: какой на дороге нашелся, тот и запихнётся в кладку. Слова нужно любить, выслушивать, прозванивать каждое из них, точно скрипичный мастер доску, перед тем как приступить к изготовлению скрипки. Каждое предложение должно играть и переливаться от света слов, которые писатель вырывает из свободной стихии языка и силой составляет вместе, упрятывая в рамку фразы. Если им там плохо, если соседи случайны и скучны – то рамка превращается в темницу, и читателю от такой фразы становится мрачно и глухо.
В первую очередь мы пытаемся научить студентов работе со словом.
— Уверены ли вы в своём праве учить молодёжь литературному искусству? Вы сами считаете себя состоявшимся мастером? На курсе есть и другие лекторы: слушаете ли вы сами их лекции? Если да, то находите ли эти лекции полезными для себя?
— Первые два вопроса напоминают мне то, чем Карлсон донимал фрёкен Бок: «Ты уже перестала пить коньяк по утрам?» Как ни ответь, окажешься в дураках.
Курс ведет группа известных писателей, каждый прошел свой путь в мире литературы, каждый чего-то добился, и у каждого свой почерк и своя поступь. Слушать, как мои коллеги работают со студентами, мне представляется бессмысленными: ученого учить — только портить.
За исключением Дины Рубиной. Дина – гений общения, любой разговор с ней превращается в праздник. Она сама по себе произведение искусства, и всё, что она говорит – тоже. Поэтому её можно слушать часами вне зависимости от темы выступления.
— В Литературном институте изучают множество предметов. Какие курсы, кроме вашего, следует прослушать и освоить студенту, чтобы подготовиться к писательскому труду?
— Бар-Иланский университет — не литературный институт, он не готовит писателей. Писательство – не ремесло и не занятие. Писательство – призвание. Душа знает, что через нее должно быть что-то вброшено в этот мир. И это не дает человеку покоя, заставляя постоянно браться за перо.
Можно научить одаренного человека, как писать. Невозможно научить его — о чём. Поэтому Горький посылал талантливых писателей в люди. То есть набраться опыта, составить своё мировоззрение.
Берясь за перо, писатель должен понимать, что заявляет претензию на часть жизни десятков, сотен или тысяч читателей. Он должен быть предельно честным перед самим собой и предельно уверенным, что то, чем он сейчас начинает заниматься – не обман, не подделка, не надувательство. Я говорю не о страхе перед наказанием социума, а о суде собственной совести, перед которым каждому из нас предстоит когда-нибудь предстать.
Писателем может быть только тот, у кого есть, что сказать людям нового, значительного и интересного, тот человек, который видит многое, чего остальные не замечают. Этому не учат в университетах, это дается свыше. Но обо всём этом мы говорим на курсе.
— Как отбирались слушатели курса? Проходили ли они творческий конкурс, или достаточно было заплатить за обучение? Принимают ли на этот курс желающих, не являющихся студентами Бар-Илана?
— Записаться на курс может любой желающий, для этого не нужно быть студентом Бар-Иланского университета и не нужно проходить творческий конкурс. Разумеется, курс не бесплатный, но охота пуще неволи. Каждый преподаватель проводит четыре занятия. Мои занятия состоят из лекции и разбора домашних заданий – рассказов, которые пишут студенты.
Текст, как партитура, слова – ноты, а читатель музыкант. Но играть без всяких маленьких закорючек: бемолей, диезов и прочих скрипичных ключей – невозможно. Маленькие закорючки, превращающие набор слов в музыку текста – это знаки препинания. И главные среди них – Королева точка и Его величество абзац.
Лучше всего об этом сказал Исаак Эммануилович Бабель: никакое железо не входит так леденяще в сердце человека, как точка, поставленная вовремя.
Так же, как ноты не должны мешать музыке, слова в тексте не должны мешать чтению. А для этого надо их точно выбирать. При разборе домашних заданий я пытаюсь научить этому студентов.
— Есть ли хотя бы малейшая надежда, что ваши ученики превзойдут своего учителя? Или хотя бы окажутся достойными его?
— «Вы уже прекратили пить коньяк по утрам, фрёкен Бок?»
— Оказываете ли вы своим слушателям какую-либо литературную поддержку вне курса, помощь в публикациях, например?
— В рамках проведения курса – нет. Но после его завершения, если студенты будут присылать по уже знакомому им адресу достойные для публикации произведения, – помогу с превеликим удовольствием.