Ирина Маулер

Ирина  Маулер

 

Весна врывалась в дверь открытую,

Повисли соловьи над лесом,

И ветер весело насвистывал

Забытую за зиму песню.

 

И пахли, забываясь пламенно,

На тонких ножках, как впервые

У каждой придорожной впадины

Простые маки полевые.

 

И наливаясь, как озимые,

душа в стремленье лип коснуться

меняла сапоги резиновые

на крылья бабочек капустниц.

 

Писал апрель такими красками,

Такою первозданной силою,

Что чувствовал себя лишь пасынком

Поэт и плакал…  от бессилья.

 

о поэте

Борис Херсонский

 

автор  фотографии- Наталия Вересюк (г.Одесса).

Борис Херсонский

 

 

Волокут Перуна, ох, волокут, слышен рокот вод.
Перуна бросают в Днипро головой вперёд.
Он плывёт, что твоё бревно, обратив к облакам
плоский раскосый лик, вызолоченный ус.
Он и есть бревно, но сумел сохранить народ,
который пришлые греки прибрали к рукам.
По головам греков, аки посуху, грядёт Иисус.

Огромный крест стоит на зеленом холме.
Перун плывёт, и вот что у него на уме,
вот что у него на поганом, на деревянном уме:

“Крест тоже дерево. Два бревна.
Дивиться нечему. Эта страна
привыкла кланяться дереву, камню. Грома раскат
людей повергает в дрожь.
Дрожь порождает ложь.
Ложь у них нарасхват.
Любую правду перетолкуют в ложь.

Я был елдак, торчащий из выпуклости земной.
Смотри, Преемник, что стало со мной.
Я хранил народ и Ты сохранишь народ.
Но настанет и Твой черёд, ох, настанет и Твой черед.”

Перун плывёт, и толпы неверных чад
глядят с холмов, и кричат, кричат,
галдят с холмов и кричат: «Давай,
выдыбай, Перуне, Боже, давай, выплывай!»

Запрокинув лик к темнеющим, закипающим небесам,
Перун выплывает, Днипро течёт по златым усам,
гремит на порогах, охватывает острова,
по которым волнами ходит высокая, высохшая трава.

 

О ПОЭТЕ

Борис Лихтенфельд

Борис Лихтенфельд

ЭКСКУРСИЯ

 

Несбыточных в плену воспоминаний,

по стенам безысходных галерей

пейзажи и портреты… домик няни

и Пушкин в ссылке после лагерей.

 

Какой-то холм… должно быть, городище

Воронич, а вдали – Воронеж: там

бомжует со своей подругой нищей

воздухокрад отпетый Мандельштам.

 

От города Платонова – к Платону:

в поэтах государству нет нужды! –

поэтому их гонит, как Латону,

и жаждою пытает у воды.

 

Ведь знает, до чего договориться

они способны, дай лишь волю им!

И ни о чём нельзя договориться –

столь чужды отношеньям деловым!

 

Иные связи в языке и в жизни

установив, несбыточных в плену

воспоминаний о другой отчизне,

они времён срывают пелену.

 

Из глубины банального пейзажа

кусты навстречу выбегают к ним,

втемяшивая: собственность есть кража

и превращаясь в анархисток-нимф.

 

Вот и Овидий… Ведь любая ссылка

на прошлое о том же говорит,

мрак раздвигает зрением затылка,

для будущего ищет алгоритм.

 

От сотворенья до армагеддона

все чаянья стекаются туда,

где ловится из чистого прудона

рыбёшка золотая без труда.

 

А время что? Туман… Всё не об этом

стрекозы над поверхностью кружат.

И разве можно доверять поэтам?

Для них везде распахнут настежь ад.

 

Айдесскою прохладой манит пекло.

Обманываться рады – вскользь, несбы-

точных в плену воспоминаний, бегло

водя по строчкам собственной судьбы.

 

о поэте

Михаил Сипер

 

Михаил  Сипер

Никого с собою не беру,
Захожу в сентябрь дорожкой узкою,
Нити паутины на ветру,
На пеньке бутылочка с закускою.

Тут уж ни прибавить  ни отнять,
Все слова — сплошная околесица.
Разлита в природе благодать –
Вся природа на девятом месяце.

Над рекой висит табачный дым,
Да какой там дым, туман недвижимый.
Серый воздух, вставши от воды,
Угрожает  листопаду рыжему.

Рюмку запотевшую допью,
И налью восьмую, полон смелости.
Я себя совсем не узнаю
В этой желтизне и в этой серости.

Вот он мир. Возьми же и владей —
Где скрипит лесина хриплой ноткою,
Где вокруг, спасибо, нет людей,
Где лечу свои обиды водкою.

Всё, спокойно. Хватит умирать.
Кто от пустяков подобных бесится?
Посмотри, какая благодать –
Вся природа на девятом месяце.

о поэте

АФАНАСИЙ МАМЕДОВ

Афанасий Мамедов

фотография Евгении Черненьковой

                                                ВОЛК

 

Кончил смену. Кинулся от заводской проходной к остановке. Поспеть бы до «Полежаевской»: одному в районе Магистральных и до полуночи-то не желательно ходить. Стою, автобус подгоняю сигаретой. Бесполезно. Едва покинул остановку, со стороны автостоянки налетела собачья стая. С вожаком спорил на самом древнем наречии. Выстрелил в него окурком. Не попал, но разлетевшиеся по асфальту искры остановили его. Мгновения оказалось достаточно, чтобы опрокинуть, погнать стаю. Переждал под фонарем и двинулся дальше. Горло с непривычки было подрано звериным рычанием. Возвращение к человеческой речи стоило мне девяти дней немоты. И все это время я был волком, без имени, без стаи, — но с душою победителя.

об авторе

 

ИРИНА КАРЕНИНА

ИРИНА КАРЕНИНА

..А музыка — зелёненький цветок
На белом шёлке, парусное платье,
Не парусина, нет, но шепоток,
Но шелкопряд, но нежное объятье
Летучих нитей, прячущих крыла:
Чтоб в коконе душа созреть могла.
…Ах, камушки, ах, бисеринки, ах,
Игра с водой, текучий, струнный рокот,
Крылатый всплеск и мотыльковый взмах,
И горловой, кровавый, нежный клёкот —
Что в нас трепещет, чем взрастаем мы,
Какою песней слышимся из тьмы,
Какой мелодией взлетаем к свету?
Да будет скорбь, я нынче говорю —
И музыку печальную творю.
Да будет скорбь — для нас иного нету.
И расцветают чёрные цветы,
Гранат и мак растут из темноты.

 

О ПОЭТЕ

ФЕЛИКС ЧЕЧИК

 

 

 

ФЕЛИКС  ЧЕЧИК

 

Как Рембо – завязать навсегда

со стихами,- забыть и забыться,

чтобы только: корабль и вода

и матросов похмельные лица.

Озарение? Боже ты мой!

Озарение – грудь эфиопки,-

нечто среднее – между хурмой

и “Клико”, вышибающей пробки.

Небожитель и негоциант,-

путешественник на карусели,

умирать возвратившийся Дант,

в госпитальном кромешном Марселе.

Как Рембо, говоришь? Говори.

Поливай и окучивай грядки,

тиражируя скуки свои

на шестом и бесславном десятке.

О  ПОЭТЕ

КАТЯ КАПОВИЧ

КАТЯ КАПОВИЧ

 

Не печалься и не беспокойся,

это облако просто плывет,

это тянутся ивы с откоса

к дождевому ручью у ворот.

 

Это солнце упало на лица

и скользит по перилам моста,

и сидит на перилах синица

ярко-розовая до хвоста.

 

Это просто река втихомолку

перевозит сырые огни,

это жизнь пролетела и только,

прошептала свое «извини».

 

О ПОЭТЕ

 

Sokolov 1979.jpg

Владимир Соколов

Ничего, что вымокла дорога,

Что друзья забыли обо мне,

Что луна задумчиво и строго

На меня глядит, застыв в окне.

 

Это правда. В рощах листья тают,

Сыплет дождь на поздние стога.

День уже заметно убывает.

Каждая минута дорога.

1957

о  поэте