- Пришёл однажды человек к Господу Богу.
– О Господи! – говорит. – Вот Ты трудился, не покладая… ничего. Отделил свет от тьмы, создал небо и землю, посадил растения, создал зверьков всяких – меня в том числе. Женщину вот мне сделал. Ответь, о Боже – почему ж так тошно-то?
– На вот тебе, на! – ответил Господь Бог. – Только не хнычь!
И дал Бог человеку снег.
Посвящение ёлке
Разбираю новогоднюю ёлку
Ёлка знает, что во зло, а что милость,
И что нету от неё нынче толку –
Столько снега на душе накопилось.
А вот этот шар, что выгнулся зябко,
Цвета детства моего вместе с братом.
На торжественную ёлкину лапку
Его мама надевала когда-то.
Начинается февраль, и всю хвою
То ли снегом замело, то ли пылью.
Колокольчик мы купили с тобою,
Ну а шишку нам друзья подарили.
Этот шар почти нисколько не весит,
Сверху зелень, снизу цвета кармина.
Тебе было девять лет или десять,
Ты болела корью и скарлатиной.
Эту ёлку мы ведь выбрали сами,
И она, от января-староверца
Защищая нас худыми ветвями,
Все снежинки приняла близко к сердцу.
Подметаю пол у стенки и полок,
Только дальний угол мне незаметен,
Где иголки повстречают иголок,
Что живут там целый год меж паркетин.
- Пришёл однажды Господь Бог к человеку и говорит:
– Слушай, Я вот тут тебе недавно снег выдал. И что-то у Меня не сходится по смете. Откуда ты это взял?
– Ага! – говорит человек. – Ты тоже заметил!
– Ещё бы Я не заметил, – отвечает Бог. – Вот тут у Меня всё по списку: метель, позёмка, сосульки-снежинки. А это вот что такое, а?
– А это, – отвечает человек, – предчувствие праздника. Дарю!
Карманный ангел
Кто прячет секреты в глухих закромах,
А кто под подушкой из ситца,
А я ничего не скрываю впотьмах –
Мне неинтересно таиться.
Но тайну мою даже при свете дня
Никто никогда не узнает:
Мой ангел в кармане живет у меня
И тихо на флейте играет.
Уже больше года в карман не возьму
Предмет, тяжелее пушинки.
Туда я вколол для комфорта ему
Иголку от швейной машинки.
Смывает ли дождь городские огни
Иль кружится снег постоянный –
Отныне в году лишь погожие дни,
Со мною мой ангел карманный!
Он так отзывается в жизни моей
На каждый особенный случай:
Любая удача теперь веселей
Под звуки мажорных трезвучий.
Не ладится дело, хромает строфа
Иль почта давно не приходит –
На флейте барочной тоскливое фа
Мой ангел карманный выводит.
Вчера поздно вечером я повстречал
Знакомого мне музыканта –
В пустом переходе метро он играл
Негромко на флейте анданте.
Скажи мне, кому ты играешь сейчас,
Какой ожидаешь награды?
Ответил он: «Скоро экзамен у нас,
И мне репетировать надо».
И вот я остался опять одинок,
Иголка ржавеет в кармане.
Я знаю, что мир мой имеет свой срок
И существовать перестанет.
Расколется небо, сметут города
Небесного воинства фланги,
И в громе их труб я услышу тогда,
Как славно играет мой ангел.
- Пришёл однажды человек к Господу Богу и говорит:
– О Господи! Вот Ты снабдил меня логическим аппаратом и научил критическому мышлению. И теперь я знаю, что всё имеет своё обоснование и научное объяснение. Всё работает, как часы, спасибо!
– Какого ж рожна тебе ещё? – спрашивает Бог.
– Да вот, понимаешь, – говорит человек, – Я умею отличить хорошее от плохого, земное от неземного, горькое от сладкого. Но вот не понимаю, где реальность, а где мистика. Не заложил Ты в мою конструкцию таких рецепторов. Что делать?
– Ну ты и зануда! – сказал Господь Бог и дал человеку ревербератор.
Игра в банки
Как летит бита битая моя над морем серого асфальта!
Банка мятая на кирпич в меловый круг
– и нет желанней цели.
Что же ты не идёшь на свет,
не продолжаешь кон и не отводишь глаз?
Самолёт ли невидимый или муха в голубой жаре?
Птица здесь не летит – собьют; не по злобе,
скорее по привычке.
Здесь не падают на бегу
– такая музыка стеклянной крошки.
Сбита цель – за черту, пора
быть начеку, открыт охотничий сезон.
Отвернись или не молчи, но внимание не привлекай!
Кто зайдёт за пределы поля,
тот сегодня с нами не играет;
Обрывается там пространство,
ничего оттуда не припомнишь.
Ты – валет, лейтенант, ладья –
Тверда рука твоя, рассчитан лёгкий шаг,
Отчего не бежишь как все, или правила не для тебя?
Яркой точкой сверкает банка где-то далеко на горизонте.
Я не вижу водящего, но знаю,
что мы с ним уже встречались.
Мы с тобой в тишине застыли,
словно воздух пыльный нас отъединил –
Вот рука для того моя и нужна, чтоб уместить твою!..
Снова выцветший синий купол
раскрывается над головою.
За границами нашего асфальта
в точности такой же виден.
Вы теперь – игроки,
все у одной черты вдали, все на одно лицо.
Муха по небу прогремит, самолёт случайно не спугни.
- Пришёл однажды Господь Бог к человеку и говорит:
– Слушай, Я вот тебе недавно ревербератор выдал…
– Ой, да забери его обратно! – говорит человек. – Дурацкая игрушка!
– Нет-нет! – отвечает Бог, – Я, собственно, не за этим, оставь себе! Я просто спросить хотел. Вот у вас тут какая-то любовь вдруг появилась. Непонятная. Я вот и думал – может, ты её этим ревербератором запустил? Ну как в прошлый раз было, со снегом.
– Да нет! – говорит человек. – Ревербератор тут ни при чём. Боюсь, не смогу Тебе объяснить – извини, издержки монотеизма. Ну, вот представь Себе, что Ты не один, Тебя двое.
– Смелое утверждение, – говорит Бог. – Ну ладно, представил.
– Вот есть Ты и она. И Ты для неё – ну всё! Гору свернуть – пожалуйста! Луну с неба – на тебе Луну! Все сокровища морей – тоже на!
– А она чего взамен? – спрашивает Бог.
– Ну, так. Не знаю, может быть, ракушку какую-нибудь подарит.
Рапан
Если ты уезжаешь на море, найди мне рапана.
Привези мне рапана, колючего,
серого сверху, внутри переливы.
На грядущий сон класть под подушку его я не стану,
Да и слушать не стану,
не стану затем восклицать «как красиво!»
Не приснится мне рыба-удильщик глубоких расщелин,
Как светлеет вода день за днем,
и снимаются с места плантации мидий,
Повинуясь неведомой воле холодных течений,
Бегу трещин коры. Ничего не приснится, я всё это видел.
Не услышу я шелест прибоя и плач Прозерпины,
Голоса кровеносных сосудов
под низкими сводами собственной крыши
И вплетённые в них позывные китов и дельфинов,
Крики чайки, впервые взлетающей в небо –
я всё это слышал.
Я не буду следить за изгибом спирального сота
И касаться той точки,
где вещь подчиняется времени, в нём прорастая,
Где Эвклид обретает усмешку старинного фото,
Растворяясь затем, дело вовсе не в этом, я всё это знаю.
Но мне важно, когда ты на море почувствуешь море,
И причал под руками качнется,
как старые, солью прошитые двери,
Ты увидишь рапана в прибрежном раскиданном соре,
Подберёшь и забудешь,
так просто и буднично,
я в это верю.
- Пришёл однажды человек к Господу Богу и говорит:
– О Господи! Я тут одно выражение в книжке вычитал и не знаю, что оно означает. Не объяснишь ли? Что такое «Страх Божий»?
– А какой там контекст? – спрашивает Бог.
– Да никакого! – отвечает человек. – Просто один персонаж восклицает. Вот странно: никогда не думал, что Ты можешь чего-то бояться.
– Да и Я тоже не думал, – говорит Бог.
– А! – говорит вдруг человек. – Знаю, чего Ты боишься.
– И чего же? – удивляется Бог.
– А того, что Тебя могут неправильно понять! Знакомое ощущение: ходишь потом, как дурак, а ничего сделать не можешь. Но не волнуйся, если вдруг так случится, сразу зови меня, я помогу!
На том и порешили.
Баллада о том, что все люди умеют летать
Посвящается Михаилу Анчарову
Достав чистый лист бумаги и глядя куда-то дальше,
Поэт написал семь строчек, не зная пока, о чём.
Мигнула ночная лампа, и кто-то поёт: «Давай же,
Давай же, вот продолженье» и водит его плечом.
И слово идёт за словом, сплавляясь в одно дыханье,
И мечется странная птица в клетке четыре на пять.
Осталось поставить дату, затем придумать названье.
Поэт, улыбнувшись, пишет: «Все люди умеют летать».
Окно открывает настежь, за ним рассвет, как обычно.
Поэт засыпает рядом с окном, уронив листок.
Стихи планируют плавно вдоль дома стены кирпичной,
Пока не ложатся точно к прохожему под сапог.
Прохожий глядит на небо, под ноги. Читает украдкой.
Берёт осторожно в руки, как будто птенца или мышь.
Затем, усмехнувшись, прячет листок к себе за подкладку
И, пару раз оглянувшись, взмывает до самых крыш…
Поэт проснулся от шума, а солнце уже в зените.
Откуда здесь столько чаек? Да нет, не чаек – людей!
Пока он так просыпался, к нему, поправляя китель,
Слетел участковый знакомый:
«Ну что, не слыхал новостей?
Забыты метро и трамваи, машины стоят у обочин,
Все люди летать умеют, возьми, почитай, чудак!»
Но тщетно поэт пытался вглядеться в свои же строчки –
Все люди летать умеют, и только он сам – никак.
Ах, что же ему поделать – грустит он за тёмной шторой,
Но что-то его толкает и снова поёт: «Пиши!»
А то, что он не летает – не стоит и разговора;
Поэт достаёт бумагу и ищет карандаши.
- Пришёл однажды Господь Бог к человеку и… А тот сидит такой задумчивый, в окошко смотрит. На Бога – ноль внимания.
– А помнишь, – говорит, – как мы в кино ходили? У нас недалеко от дома афиша висела. Наши кинотеатры были здесь, здесь и здесь. Утренний сеанс десять копеек.
Бог только плечами пожимает. А человек продолжает:
– А помнишь, как нас за квасом посылали? Бидон такой был, с деревянной ручкой. Можно было вот так делать, пока идёшь…
– Ну что ты пристал? – говорит Бог. – Не помню я ничего.
– То есть как не помнишь? – говорит человек. – А как сирень во дворах обрывали? А потом у прохожих двушку стреляли, чтобы девушке позвонить? У тебя что, вообще никаких воспоминаний нет?
– Ну, нет, – говорит Бог. – Нет!
– Понятно. – говорит человек. – Ну ладно, не расстраивайся! Бери пока мои, а потом что-нибудь придумаем.
Старый ковёр
Там на стене висит не гобелен –
Простой ковёр советского мещанства,
Собравший электричество и тлен
В одно неповторимое пространство.
Где по траве, ступая между снов,
Под чёрным небом, днями и ночами
Олени из невиданных лесов
Проходят бирюзовыми ручьями.
Та сторона – подчинена теплу;
За дальним лесом, в бархатной печати
Горит ночник, машинка на полу
Видна неподалёку от кровати,
Ботинок мой, испачканный в мелке,
И мамин плед, и старая газета,
И тень, что разлеглась на потолке,
От вечно непонятного предмета…
Там никого, лишь детская звезда
Пылает без конца и без начала,
И только Бог заглянет иногда –
Польёт цветы, поправит одеяло,
Затем выходит в небывалый лес
И ждёт над голубыми берегами,
Как будто бы определяя вес
Моей души
ветвистыми
рогами.
- Пришёл однажды человек к Господу Богу.
– О Господи! – говорит. – Вот Ты трудился, не покладая… ничего. Отделил свет от тьмы, создал небо и землю, посадил растения, создал зверьков всяких – меня в том числе. Женщину вот мне сделал. Скажи, а отдыхал Ты когда?
– Ага! – смеётся Бог. – А отдыхал Я на седьмой день. Лежал и ничего не делал, трещину на потолке изучал. Хочешь так же?
– Да нет, – говорит человек. – Мне так глобально не надо. Я ж понимаю, у Тебя день – это тысячелетие. Мне что-нибудь по моим меркам.
– Да пожалуйста! – говорит Бог. – Вот тебе шабат, пользуйся. Только не путай его с шабашем.
– Спасибо! – говорит человек, – Вроде у меня уже и так есть. Мне бы чего поменьше.
– Перекур, что ли?
– Ну, типа того. Но чтобы и для некурящих подошло.
– Вот пристал! – говорит Бог. – Ладно, да будет тебе антракт!
И стал антракт!
Антракт
- Пришёл однажды человек к Господу Богу и говорит:
– О Господи! Я вот давно хотел Тебе сказать, да всё никак не решался. Не мог сформулировать.
– Ну, говори уже, не тяни резину!
– Вот я работаю, Господи, в поте лица своего. Тружусь ежедневно, на зверьков охочусь, землю возделываю. Дерево сажаю там, сына, дом, как положено. Но всё это как-то однообразно. Рутина, понимаешь. Не-не-не, шабат и перекур у меня уже есть, спасибо!
– Интересно, а чего ты хотел? Что надо-то?
– Хочу, Господи, переживаний необыкновенных! Приключений захватывающих. Но только, чтобы со мной ничего плохого не случилось. И чтобы это вроде как я был – и вроде как и не я.
– Понятно, – говорит Бог. – Психическая депривация, знакомо. Ничего, у Меня где-то тут заначка была одна.
И выдал Бог человеку целый мешок сновидений.
– Но учти, – говорит, – Я туда не смотрел. Это пусть твой мозг сам развлекается. Ну всё, бай!
Фантазия ре-диез
Лето плывёт по небу, облако серебрится,
Кот, забредя в малину, там от жары залёг.
В этой янтарной капле с трелью небесной птицы
Ко мне прилетел и нежно сел на руку мотылёк.
Лёгкий, почти бесцветный, словно в накидке пыльной,
От ветерка трепещет – замер я, не дыша.
В чём там душа, неясно, – только глаза да крылья.
Что ты, скажи, от жизни, хочешь, моя душа?
Мне отвечает смело божья эфемерида,
Правило нарушая собственной немоты:
Та, что дрожит от ветра и неказиста с виду,
Хочет, представь, того же в точности, что и ты.
Чтобы день продолжался в радости и сияньи,
Чтобы была недвижна ласковая ладонь,
Чтобы моя надежда встроилась в мирозданье,
Чтобы не больно жёгся выбранный мной огонь.
О, мотылёк волшебный, как же ты хрупок, если
Ветер тебя подхватит – скроешься вдалеке!
Пусть тебе сон приснится, как ты спишь в этом кресле,
Пусть мне приснится, будто дремлю на твоей руке.
Трель заполняет небо. На горизонте длинной
Зубчатой полосой синеет далёкий лес.
Кот исчезает в дебрях, фыркая от малины.
Короток сон полдневный.
Фантазия ре диез.
- Пришёл однажды Господь Бог к человеку и говорит:
– Слушай, у меня тут книги из библиотеки стали пропадать. Ницше там, Маршак, Пелевин… Ты не брал?
Человек чувствует, сейчас его на жареном поймают – и давай тему менять.
– А вот скажи, Господи, у Тебя так бывает, что Ты кладёшь какую-нибудь вещь на место, а потом отвлекаешься на что-нибудь, ну, там на хобби – и обо всём забываешь?
– Выпадение памяти, что ли? – спрашивает Господь. – И что это за хобби такое?
– Как? – говорит человек. – Ты не знаешь, что такое хобби? Это любимое дело! Дел вообще много бывает, но хобби – это только для себя. Оно, может, и неважное совсем. Я вот люблю книги читать… и цветочки собирать. А у Тебя есть хобби?
– Что за глупости! – ворчит Бог. – У Меня все дела важные.
– А ты заведи себе хобби! – советует человек. – Марки там собирать или мышей разводить.
– Мышей? Да мне вас, людей, хватает! Но за идею спасибо!
Литературный блюз
Добрая примета – мышь в библиотеке.
Доживёт до лета – и сбежит навеки.
Тонны лучшей прозы, все стихи поэтов –
В море целлюлозы мышь плывёт корветом.
В царстве фолианта мало коленкора,
Мышь сгрызает Данте вместе с Кьеркьегором.
И, предпочитая сыру мудрость мира,
Сладко засыпает на груди Шекспира.
Oh, wonder fulmouse Петрарки или Франчески!
Мышь – Клод-Леви Страус,
Мышь – Камю с Достоевским.
Ах, к ней придёт не случайно
весь цвет науки с поклоном:
Ave, мышь, почитай нам что-нибудь бустрофедоном!
Мышь в библиотеке, дождь стучит с присвистом –
Римляне и греки, дзен и футуристы,
Джойс и Ибн Сина – так проходит лето.
Грустная картина – добрая примета.
- Пришёл однажды человек к Господу Богу и говорит:
– О Господи!
– Ну, чего тебе? – спрашивает Бог.
– Да вот, – говорит человек, – Хочу пожаловаться на несовершенство своего устройства. Вот у меня сейчас жизнь стала очень интересная – новые впечатления, путешествия, увлечения. И я хочу всё это запомнить покрепче, чтобы сохранилось. Запоминаю, запоминаю – а потом вспоминается только какая-то фигня. Отчего ж так?
– А! – говорит Бог. – Помнишь, ты Мне как-то про любовь рассказывал. Это примерно так же и работает. Пихаешь туда и того, и сего, и этого – а потом смотришь внутрь: а там какая-нибудь ракушка. Или котёнок с помойки.
– Фу! – говорит человек. – Брысь отсюда!
– Э нет! – говорит Бог. – Считай, что этого котёнка Я тебе выдал.
Догнать котёнка
Свежеет, и ветер такой, как в детстве,
Когда мир бескрайний зовёт из дома,
Когда ты свободен до самой ночи.
Конешно, всё сделать не успеваешь,
Но было б неплохо успеть сначала
Догнать котёнка,
Что убежал в поле.
Нам снился один и тот же котёнок.
Во сне он царапался и кусался.
Нам было так важно узнать друг друга,
Нам было так важно изведать нежность,
Что не было дела для нас важней, чем
Догнать котёнка,
Что убежал в поле.
Светает, и ветер почти унялся.
Кончаются ворохи старых писем,
Но как рождалось тепло в ладони
И как беспечна была свобода
Вернуть из прошлого – всё равно что
Догнать котёнка,
Что убежал в поле.
- Пришёл однажды Господь Бог к человеку и говорит:
– Ну, вот что ты творишь, а? Это уже ни в какие ворота не лезет!
– Вот что началось-то? – говорит человек. – Нормально же сидели!
– Нет, ненормально! – говорит Бог. – Я же вижу, ты ходишь на Меня обиженный и молчишь.
– А чего говорить-то? – ворчит человек и отворачивается.
– Просто открой рот и скажи, что не так. Словами! Это же очень просто! Вот смотри, когда мне что-то не нравится в реальности, Я беру и переписываю нужные фрагменты заново…
– А что, так можно было? – от удивления человек даже забыл про свои обиды. – Ну, тогда бери ручку, записывай! Сейчас я Тебе фрагментов-то накидаю!..
Клезмерская сюита
За околицей местечка как-то летним жарким полднем
Трое клезмеров бывалых собрались поговорить.
И поднялся старший клезмер, из футляра вынул скрипку,
Положил смычок на струны и сказал примерно так:
– Ай-дай-дай-дай, да-рай-да-дай!
Что, конечно, означает:
«Что за жизнь, идн! Сколько можно сидеть без работы? Ни свадеб тебе, ни праздников, не то, что раньше!»
Помолчали остальные, только травы шелестели
На ветру, пока не канул в тишину последний звук.
И взмахнул своим кларнетом клезмер юный и кудрявый — Над околицей местечка прозвучал его ответ:
– Ай-дай-дай-дай, да-рай-да-дай!
Что, конечно, означает:
«Вэйзмир, дядя Мойше! Вас послушать, так можно подумать, что люди вообще перестали жениться и веселиться!»
И опять вокруг всё стихло под палящим летним солнцем,
Лишь кузнечик на травинке незаметно стрекотнул.
И поставил третий клезмер контрабас, как будто мачту,
И по грифу пробежавшись, подытожил разговор:
– Ай-дай-дай-дай, да-рай-да-дай!
Что, конечно, означает:
«Давайте не будем дрожать, пока зима не пришла. Говорил раби Акива: всё, что Господь ни делает – всё к лучшему».
Ветерок
Траву колышет далеко
До горизонта, клезмеры играют за околицей –
Бежим послушать!
Никого…
Лишь птичий щебет в небесах,
Да стрекотанье.
Как же эта музыка звучит –
И сам не знаю!
Никого!
Так играли эти трое за околицей местечка,
Словно нет на белом свете никого помимо них.
Только птицы луговые, да кузнечики на стеблях,
Да свободный тёплый ветер их и слушали тогда.
– Ай-дай-дай-дай, да-рай-да-дай!
Что, конечно, означает:
«Вы как хотите, реб Менахем, только чтоб все враги Израиля так жили – с этими ценами, что у нас на базаре!»
Поклонились музыканты и, сложивши инструменты,
Разошлись своей дорогой, каждый в сторону свою.
Кто-то в Луков, кто-то – в Радом, кто-то – в Пинчов по тропинке,
Но как будто снова слышно над примятою травой:
– Ай-дай-дай-дай, да-рай-да-дай!
Что, конечно, означает:
«Ах, какие там гусиные шкварки! И, кстати, наш Ицик уже подбивает клинья к хозяйской дочке».
Пролетали дни и годы, и столетие сменилось.
И не то, чтобы околиц – никаких местечек нет.
Никого там не осталось, фотографии сгорели,
Камни в землю погрузились – ни имён, ни точных дат.
– Ай-дай-дай-дай, да-рай-да-дай!
Что, конечно, означает:
«Что же ты, шлимазл, опять в каденции берёшь бекар, когда там должен быть диез!»
Ветерок
Траву колышет далеко
До горизонта, клезмеры играют за околицей –
Бежим послушать!
Никого…
Лишь птичий щебет в небесах,
Да стрекотанье.
Как же эта музыка звучит –
И сам не знаю!
Никого!
- Пришёл однажды человек к Господу Богу – а Господа Бога и нет. Человек чуть не поседел. Спрашивал повсюду – у тех, у этих: никто не видел, не знает. Порвал тогда человек свои одежды, посыпал голову пеплом и пошёл домой.
Смотрит – а навстречу ему Бог идёт.
– Фух! – говорит Бог. – Вот ты где! Ты, если куда-нибудь уходишь, записку оставляй, что ли! А то это как-то не по-божески.
А человек от радости вообще все слова забыл. Хочет что-то сказать, да не может.
– Ладно! – говорит Бог. – Пошли лучше ко Мне, я тебе свою коллекцию покажу. Хобби у меня такое.
– А что ж ты собираешь, Господи? – спрашивает человек.
– Ну, такое… Сослагательное наклонение, – отвечает Бог. – А книжки, кстати, можешь себе оставить.
Ностальгия
Травы по пояс очерчены горизонтом.
Час электричкой, автобус, потом пешком.
Где-то в глубинах памяти, в иле придонном,
Зашевелился воспоминаний ком.
Это рабочий посёлок, ударная вахта.
В прошлом его основал некий царь Комсомол.
Здесь я родился, отмечен был в книге актов,
Здесь беззаботное детство своё провёл.
Силюсь припомнить строчки известной песни,
Камушком вызвал окружности на воде
И не могу совершенно понять, хоть тресни –
Где ностальгия, где ностальгия, где?
Здесь бы я вырос в рабочего человека:
От ПТУ прямиком до фабричных ворот.
После бы, может, устроился в библиотеку,
Выгонят – снова вернулся бы на завод.
Так до седин бы мотался туда-обратно –
Книги, станки, формуляры, песок, цемент…
Что-то тут надо почувствовать, вероятно, –
Как говорится, «этот неловкий момент…»
Ну а душа моя так и не знает сноса.
Есть, чем заняться ей в радости и в беде.
И для неё вообще не стоит вопроса:
Где ностальгия, где ностальгия, где.
Дальше гадать бессмысленно, я не гений –
Что бы я в жизни постиг, а чего бы не смог.
Сумма моих сослагательных наклонений
Только в итоге страдательный даст залог.
Время не ждёт, расписание есть на симке.
Вот и автобус обратно, билет пробит.
Тает рабочий посёлок в положенной дымке,
Спит, зеленеет и нежно куда-то глядит.
И до тех пор, пока гонит небесный ветер
Шар голубой по космической борозде,
Пусть не придётся нигде мне искать на свете,
Где ностальгия, где ностальгия, где.
- Пришёл однажды человек к Господу Богу.
– Так, стоп! – говорит Бог. – Погоди жаловаться. Помнишь, Я тебе шабат выдал?
– Ну, помню, – говорит человек.
– А помнишь, – говорит Бог, – Я просил тебя не путать его с шабашем? А ты чего учинил?
– Вот те на! – говорит человек. – А мы хотели Тебе праздник устроить. У Тебя же день рожденья сегодня!
Фотография
Мы будем счастливы, когда наступит лето
Пусть дни короткие торопятся и тают,
По воле случая мы из страны Советов,
По воле случая… И птичка вылетает.
Мы будем счастливы, когда наступит осень,
И по оконным переплётам дождь заплещет.
Мы ничего не ждём, мы ничего не просим
И не боимся всадников зловещих.
Когда зима окно узорами оформит,
Достанем тёплый шарф и лыжные ботинки.
И зашнуруем их друг другу на платформе,
И за подснежником поедем по тропинке.
А там, глядишь, и до весны совсем недолго,
И нам опять семнадцать, истина простая –
Ведь так написано, что разольётся Волга,
Ведь так написано… что птичка прилетает!
- Пришёл однажды человек к Господу Богу и говорит:
– Спасибо!
– За что? – удивляется Бог. – Или это сарказм? Я что-то не так сделал?
– Да нет, всё нормально! – говорит человек. – Просто спасибо и всё!
– Не понимаю, – говорит Бог. – Спасибо бывает за что-то.
– Да ни за что! Не бери в голову, просто у меня настроение хорошее. Тебе что, никогда просто так спасибо не говорили?
– Вроде нет! – говорит Бог.
– А прикинь, так тоже можно! Ну ладно, пойду я. Ещё увидимся!
Музыка времени
Музыка времени ровно звучит
Облачным днём или в ясной ночи.
Надо прислушаться только и вот –
Нота твоя свое место найдёт.
Под батарею, где много тепла,
Кошка Марыся котят принесла.
Их по соседским домам разберут,
Самый красивый останется тут.
Пусть не тревожит нас выбор пути –
Улица тропкой смогла прорасти,
Тропка в траву канет наверняка,
Где в стрекозиных глазах облака.
Дай же нам, Господи, если не лень,
Чуточку смысла на завтрашний день,
Чтоб не остался никто одинок,
И в телефоне горел огонёк!