Свидание
…Забывшись, в полудрёме, усталый от бесконечных артобстрелов Богдан Емельянович брёл по утренней мёртвой улице родного города, усыпанной камнями, стёклами и автоматными гильзами. Стояли сгоревшие танк и БТР, и гражданские машины. Он никак не мог понять: зачем эта война? Откуда взялись взаимная лютая злоба и ненависть? Почему теперь русские и украинцы — кровные враги?
Вот уже десять дней он ходил этой дорогой на свидание с любимой женщиной. Он надеялся только на одно: поговорить с Галей, посидеть на могилке жены, похороненной во дворе дома номер 49 по улице Советской.
Богдан Емельянович осторожно обходил многочисленные воронки, оставшиеся после налётов российских самолётов. Он заметил около одной из воронок изуродованное тело рыжей кошки и остановился. Это была соседская кошка Фанта, недавно родившая котят. Очевидно, бедняга вышла поискать корм для своих котят и попала под раздачу. Теперь котята, наверное, умрут с голоду.
Вдруг из подворотни выскочили люди в камуфляже с российским флажком на рукаве.
— Дед, укропов не видел?!
Богдан, пребывая в полной отключке, не уловил вопроса и проковылял мимо доблестных российских солдат. Ему было глубоко наплевать на солдат, на войну, на себя. Единственное, что его тревожило: во что бы то ни стало добраться до улицы, где они с женой когда-то жили.
Их пятиэтажную «хрущёвку» разбомбили две недели назад. Тогда под завалами погибло много людей, в том числе и его жена. Пока он ходил в аптеку за лекарствами для Гали, начался авианалёт. Здание, в которое угодила бомба, сложилось, как карточный домик. Одиннадцать часов Богдан откапывал свою изувеченную жену. С огромным трудом откопал и похоронил её тут же, во дворе дома, где они прожили почти сорок лет. На крестах, кроме имени и фамилии, писали номер квартиры, где жил покойник, чтобы облегчить поиск пропавших без вести. Было чудовищно символично: номер места проживания человека совпадал с номером его могилы.
Вдруг из подворотни выскочили люди в камуфляже с украинским флажком на рукаве.
— Эй, диду, москалей не бачив?!
Богдан, пребывая в полной отключке, не уловил вопроса и проковылял мимо доблестных украинских солдат.
Ещё две улицы — и он оказался на месте. Обходя огромную воронку — наверное, от трёхтонной бомбы — он обратил внимание на волонтёров-самоубийц, раздающих суп немногим выжившим.
Все были заняты важным делом. Солдаты хладнокровно убивали друг друга, свято веря в своё справедливое дело. Европа снабжала Украину оружием и цинично наблюдала, чем закончится эта кровавая заварушка. Одни адекватные люди тысячами удирали от войны, другие адекватные — защищали родину любой ценой. Добровольцы раздавали еду выжившим, — практически покойникам, не имеющим ни средств, ни сил убежать. Люди жили в подвалах и хоронили близких тут же, во дворах своих разрушенных домов. Город выглядел, как Сталинград, полностью разрушенный во время немецкой осады.
Богдан устало покосился в сторону проспекта и заметил возле раздолбанного светофора старуху в чёрном, с косой в руке. Она что-то записывала в блокнот. Явилась на очередную жатву. Естественно: ведь не нужно посылать наводнения и землетрясения, пожары и бури. Люди сами, добровольно, уничтожали друг друга. Старуха в чёрном была в восторге! Особенно она благодарила лётчиков, бомбивших мирные города.
Наконец, Богдан добрался до родной улицы. Благо, он остался жив, не наступив на мину. Обошёл пепелище и остановился на детской площадке, возле наспех сколоченного креста.
— Ну, здравствуй, Галя.
В ответ — тишина.
— Извини, что три дня не приходил, здорово бомбили…
В ответ — тишина.
— Думаю, что скоро встретимся.
В ответ — тишина.
Он посмотрел на хмурое небо и вымолвил:
— Господи, я устал жить. Забери меня к себе.
И в ответ Богдан услышал:
— Ты ещё не выполнил свою миссию, поэтому пока живи.
Какую именно миссию, Богдан не знал…
Эхо
Таня с двумя малолетними детьми, четверо пенсионеров и женщина неопределённого возраста уже две недели прятались в подвале центрального универмага. Его стены оказались довольно надёжным убежищем, метровой толщины, ещё царской постройки. Люди выходили наружу по очереди, в поисках еды. Трёхэтажный подвал универмага был хорошим укрытием от авиабомб и пушечных снарядов.
Когда-то красивый уютный город с полумиллионным населением был полностью разрушен за неделю войны. Наступающие разрушили всё: жилые дома и магазины, коммуникации и линии электропередачи. Кто мог уехать — уехали, кто не мог — погибли, кто очень хотел жить — спрятались в подвале универмага.
В это время наверху солдаты противоборствующих сторон сотнями уничтожали друг друга, причём с особой жестокостью, оправдывая зверства взаимной лютой ненавистью. А в подвале текла своя жизнь. Пятилетний Петя, напуганный происходящим, хотел тишины и манной каши. И ещё хотел, чтобы не было взрывов, особенно ночью. Таня от голода теряла сознание, но отдавала свою еду детям.
Когда начался очередной авианалёт, люди, сидевшие в подвале, надеялись на лучшее и думали, что смертоносная бомба уж точно не попадёт в них. Типа: снаряд в одно и то же место не падает дважды.
Но гул взрывов нарастал, стремительно приближаясь к городскому универмагу. Что говорить, лётчики профессионально делали ковровую зачистку. Через некоторое время руины универмага преобразовались в новые руины, а подвал завалило окончательно.
Люди оказались в каменной ловушке. Все они притихли, осознавая неотвратимость смерти в этой братской могиле. И лишь пенсионер Александр Юрьевич — бывший полковник советских войск — встал и громко произнёс, — так, чтобы слышали все:
— Спокойно, товарищи, нас обязательно найдут и откопают! Не может быть, чтобы нас не спасли.
Кто-то из сомневающихся робко спросил:
— А как мы узнаем, что нас откапывают? Ведь мы глубоко под землёй?
— Отставить панику! Нас обязательно будут искать! Необходима полная тишина, чтобы знать, с какой стороны идёт помощь. И ещё: погасите свечи и не разговаривайте, экономьте воздух.
Примерно через два часа послышался глухой, еле различимый звук, похожий на далёкое эхо. Звук шёл непонятно откуда, но внушал находящимся под завалами надежду на спасение.
Военный пенсионер тут же подал голос:
— Я же говорил, что нас ищут и обязательно найдут! Мне нужна тишина, чтобы перестукиваться со спасателями.
В гробовой тишине эхом отозвались удары Александра Юрьевича железкой по бетонной стене подвала. Но случилось невероятное — где-то там, очень далеко, еле слышно прозвучали ответные удары, подобные азбуке Морзе.
Все разом успокоились. Таня облегчённо вздохнула. Перестали плакать её измученные дети. Женщина неопределённого возраста нервно кашлянула. Пенсионеры одобрительно зашептались.
— Я же ясно сказал, что мне нужна абсолютная тишина! — закричал военный пенсионер.
Все тут же замолчали; казалось, перестали даже дышать.Снова в темноте послышался перестук спасателей и Александра Юрьевича, — перестук надежды, которая, как известно, умирает последней. С каждым ударом надежда, отдалённым эхом, крепла в обречённых людях.
Время в заточении течёт совершенно по иному, чем на воле — гораздо медленнее. Тем более, что с каждым вздохом воздух, казалось, таял, приближая кончину от удушья.
Казалось, время перестало существовать, сознание мутилось, Но перестукивание продолжалось. Оно длилось бесконечные девять часов.
Когда обитатели каменного склепа были в полузабытьи, и лишь отставник из последних сил стучал по стене ржавой кружкой, чтобы звучало эхо, помощь, наконец, пришла. Но совершенно с другой стороны, откуда её совсем не ждали…
Десять с половиной килограмм
Я всегда обожал котов, поэтому взял из питомника двух симпатичных котят, которых назвал Чип и Дейл. Дейл имел строптивый характер, царапал и кусал чужих, а Чип был полной ему противоположностью — добрый и ласковый. Но вместе они жили дружно, не дрались.
Дейл мне нравился больше, поэтому с самого начала это был мой кот, а Чип находился под эгидой жены.
Чип, к огромному сожалению, прожил у нас недолго, всего пять лет, потому что заболел и умер. А Дейл жив до сих пор. Теперь это не маленький балованный котёнок, а солидный кот внушительных размеров, весом в десять с половиной килограмм.
Его любимое занятие — лежать у меня на плече, в результате чего плечо буквально отваливается. Однако я терплю, ведь беспредельно люблю Дейла.
…Вечером ожидался интересный футбол: томская «Томь» против ленинградского «Зенита». «Зениту» надо было упрочить своё лидирующее положение, а «Томи» — наконец-то вырваться с последнего места турнирной таблицы.
Я подготовился основательно: закупил достаточно пива и солёных орешков.
Дейл спокойно сидел рядом со мной на диване и смотрел футбол. Похоже, это ему, как и мне, нравилось.
Первый тайм наши, томские, выиграли — 2:1.
Начался второй тайм. Я пил пиво и закусывал орешками. Как-то неудачно заглотив очередной орешек, я поперхнулся. И подавился.
Пытаясь выплюнуть застрявший орех, я провоцировал рвоту, но всё казалось напрасно. Изогнувшись в три погибели, я склонился над унитазом и пытался либо выплюнуть злосчастный орех, либо проглотить его. Но тот застрял намертво в горле.
Когда я стал задыхаться от нехватки воздуха, мне стало страшно.
Дейл ходил около меня и жалобно мяукал. Вдруг он высоко подскочил и со всей силой прыгнул мне на спину, придавив меня своей тяжестью. Его веса хватило, чтобы орех сдвинулся с места и вылетел из горла. Я был спасён, а довольный Дейл стал тереться о мою ногу.
Кто его научил ударять по спине, когда что-то застревает в горле?
Дейл сделал именно то, что в тот момент было мне необходимо.
Я выбросил в мусор оставшиеся орешки и продолжил смотреть футбол. А Дейл направился к своей миске, чтобы поесть и стать ещё тяжелее…