Женя из Шервуда
Был у меня такой пациент, Женей звали. Милейший парень, служил в израильском спецназе, там у него «крышу» и сорвало… Достался он мне по наследству от врача, который уезжал в Америку.
— Женя Робин Гуд — очень занятный больной, — задумчиво произнёс мой коллега. — Вы только с отпусками его поосторожней. Он большой оригинал.
— Что, из отпуска не возвращается?
— Возвращается… Но не один, а с сопровождающими его лицами.
— А почему его Робин Гудом называют?
— О, это длинная история. Как-нибудь потом расскажу.
Но так и не успел или просто забыл, и уехал в свою Америку.
Женя — парень интересный и увлекающийся, много читал, но в голове у него был полный кавардак. То он писал стихи, то ударялся в религию, то начинал изучать каббалу, — и каждый раз с таким увлечением, что его ставили в пример другим хроническим больным.
Однажды попросился он в отпуск домой. Жил он со своей мамой где-то на окраине Беэр-Шевы, кажется, в узбекско-эфиопской резервации под названием Нахаль-Бека. Как-то кончились у него сигареты, а он мне и говорит:
— Отпустите меня к маме, она денег подкинет, а я сигарет куплю.
Отпустил я его на пятницу-субботу, как он и просил: «Пошлите меня на “два шэ”», то есть шиши-шабат, это так в Израиле называют пятницу с субботой. Как и положено перед отпуском, я всё проверил; вроде никаких агрессивных и суицидальных мыслей нет. Женя обещал вовремя вернуться из отпуска.
В ближайшую субботу я дежурил, он мне позвонил вежливо в отделение и говорит:
— Можно, я ещё на пару дней задержусь у мамы? Денег нет, а я в банк схожу и получу.
Я его спрашиваю:
— А лекарства?
А он так бодро отвечает:
— У меня сосед таксист, он меня к больнице сейчас подбросит.
Действительно, заехал, взял свой галоперидол с декинетом. Пожелал мне спокойного дежурства и уехал.
Ну, я утром дежурство сдал, пошёл домой отсыпаться. Но мобильник выключать не стал, мало ли что. Так вот, где-то в двенадцать дня одновременно зазвонили и домашний, и мобильник. Мне очень не понравилась эта синхронность… И я твердо решил не отвечать. Но после десятого звонка на мобильный я решил, что больше не могу отсиживаться в постельном окопе, и взял трубку.
Не то чтобы я узнал много нового о себе, однако среди разных ругательных слов, в основном на русском языке, мне настоятельно рекомендовали включить телевизор.
— А какой канал?
— Или второй, или девятый.
На том конце провода злобно бросили трубку.
На экране показывали симпатичную корреспондентку, и я прибавил звук.
— …С места событий. Час назад было совершено дерзкое ограбление банка «Апоалим». Грабитель, не скрывая своего лица, используя пистолет системы «беретта», забрал двадцать пять тысяч шекелей и скрылся с места преступления. Всем, кто знает о его местонахождении, просьба позвонить в полицию по номеру 100. Вот его фотография.
На меня смотрело улыбающееся лицо Жени Хайкина.
Дальше — “минута молчания”, растянувшаяся минут на десять. Из состояния ступора меня вывел звонок.
— Ты его старую историю болезни читал, эскулап хренов? Там же чёрным по белому написано: каждый отпуск Хайкина согласовывать с заведующим. Я думал, Бломберг, который уехал в Америку, единственный идиот.
— А зачем?
— Затем, м…к ты этакий, что это его конёк! Ограбление банков.
— Он мне сказал, что зайдёт в банк за деньгами. Но я же про ограбление ни сном, ни духом… И что теперь будет? Где его искать?
— Ничего больше не будет, и искать его не надо! У него стандартный подход: после ограбления он едет на такси в Эйлат. Там покупает сладости, сигареты, снимает люкс в шикарном отеле и даже девочек заказывает. Потом деньги, естественно, кончаются, и он сдаётся в полицию. А она его к нам доставляет.
— Так когда же его ждать?
— Судя по сумме, через неделю.
— А откуда у него пистолет?
— А ты что, не знал о его коллекции?
— Какой ещё коллекции?
— Он года три коллекционировал ММГ, кучу денег угрохал из своей пенсии.
— Чего?
— Того! ММГ — модель массо-габаритная.
— Чего?
— Пистолетов и автоматов! Они как настоящие, один в один, только не стреляют. Прошлый раз он с «калашниковым» ходил брать банк «Дисконт», так вот двое посетителей обмочились, а старший кассир стал заикой. Скандал был на весь Израиль, все газеты писали… Было это лет пять назад. Ты что, не помнишь?!
— Откуда мне помнить, если я ещё в Союзе был?..
— Лучше бы ты там и остался! — в сердцах произнёс заведующий и бросил трубку.
Вернули Женю через пять дней.
Суда, конечно, не было. Больной шизофреник, хронический, дефектный…
До сих пор помню беседу с ним.
— Зачем ты пошёл в банк?
— За деньгами. У меня ведь пенсия кончилась, а у них всегда деньги есть.
— Да, но это не твои деньги.
— А я как бы ссуду взял, а потом с каждой пенсии бы выплачивал.
— Какая к чёрту ссуда, у тебя же в руках была «беретта»?!
— Так она же не настоящая.
— Так откуда охранник это знает?
— Так я ему первому и показал…
— Каким образом?!
— Я, когда в банк зашёл, он меня спрашивает: «Оружие есть?» Тут я достаю свой пистолет и на него направляю, и спрашиваю: «Узнаёшь?» Он мне отвечает: «Это “беретта”». «Знаешь, что делать?» Он говорит: «Знаю!», потом отдаёт мне свой пистолет, а сам ложится на пол. Я только и успел всем в банке сказать: «Здравствуйте», как мне сразу дали конверт с деньгами и сказали, что больше у них нет. Нет — так нет. Я вышел, сел в такси и поехал в Эйлат. Пять лет там не был, красивый город.
— А если бы в тебя кто-нибудь выстрелил?
— Да нет. У меня же пистолет не настоящий. Зачем из-за каких-то цветных бумажек человека убивать? Тем более, у них там этих фантиков много, особенно в хранилище.
— А туда ты как попал?!
— Это я в прошлый раз, когда в банк “Дисконт” заходил. Но много брать не стал, я же не жадный. Так, чтоб на недельку хватило…
В общем, проработал я ещё два года в этом отделении, а потом меня пришёл сменять другой врач. Я, когда ему больных передавал, особо отметил Женю Робин Гуда.
— Очень интересный больной. Вы только, коллега, с отпусками поаккуратнее.
— А он агрессивный или суицидальный?
— Абсолютно нет, он неожиданный и оригинальный.
— В каком смысле?
— В самом прямом.
Был хороший тёплый вечер, и вдруг раздаётся звонок. Это мой будущий сменщик с дежурства звонит:
— У меня всё нормально. Я тут Хайкина на шиши-шабат в отпуск отпустил. Как вы думаете, он вернётся?
— Конечно, вернётся, но не сразу. Думаю, вы об этом узнаете одним из первых!
— А как?
— А вот это — сюрприз!
Тут мне вспомнились слова заведующего про идиота. Я улыбнулся и положил трубку.
Список приговорённых
Был типичный июньский день в Иерусалиме. На улице жара. А в магазине хорошо, кондиционер. Это был оружейный магазин.
— Мы можем предложить пистолеты на любой карман. Есть новые и подержанные. Есть и раритеты, но все исключительно в рабочей форме. Например, оригинальный немецкий «маузер» 1898 года, калибра 7,63; к нему прилагается деревянная кобура и сто патронов, дальность прицельной стрельбы не меньше пятисот метров. Всего пять с половиной тысяч шекелей. А вот этот «браунинг» легко помещается в ладони, рукоятка инкрустирована перламутром, в обойме восемь патронов. Всего за тысячу триста шекелей. Ну, если и это дорого, есть старая «беретта» 22-го калибра и бельгийский шестизарядный наган, — каждый по шестьсот шекелей…
Продавец посмотрел на потенциального покупателя и сделал красноречивую паузу, предлагая ему осмыслить сказанное.
— Ну, так что же решили?
— Понимаете, цена для меня не главное, — вдумчиво произнёс клиент.
Продавец оружейного магазина «Мой калибр» уже с интересом посмотрел на собеседника.
— А что же для вас важно?
— Хорошая убойная сила, лёгкость в ношении и, конечно, вместительность обоймы.
— Чувствуется, что вы не новичок в нашем деле. Что ж, могу предложить вам «глок-17», вместительность 17 патронов; лёгкий, из полимерного пластика, отдача при стрельбе незначительная. К нему прилагаются две обоймы. Может стрелять из-под воды. Даже если его вытащить из грязи или песка, он будет стрелять, как ни в чём не бывало. Более того, к нему есть складной приклад. Вместе с прикладом – четыре тысячи шекелей. Можно заказать усиленные магазины на 33 патрона.
— Вот это мне подходит! Но мне нужно шесть усиленных обойм, — воодушевился будущий обладатель «глока».
— Вы меня простите, а зачем вам шесть усиленных обойм? Это же 198 патронов! Вы что, на войну собрались?!
— Да, — серьёзно сказал покупатель. — На войну со Злом. Злом с большой буквы «З». Я на такой пистолет три года откладывал с каждой пенсии.
Продавец слегка побледнел, но автоматически продолжал улыбаться.
— А что вы называете злом с большой буквы «З»?
— Я буду убивать плохих людей.
Продавец побледнел еще сильнее.
— Вы имеете в виду арабов-террористов?
— Почему обязательно арабов? Евреев.
— А евреи-то вам что сделали?!
— Ну, не всех евреев, только врачей!
Продавец начинает слегка заикаться.
— Ка-а-а-ких вра-вра-вра-чей?
— Ясно каких! Врачей-вредителей!
Тут продавец сливается с белой стенкой и, уже перестав заикаться, тихо спрашивает:
— А как вы их отличаете-то, плохих от хороших?
— Ну, это совсем просто, — разулыбался покупатель. — Тот, кто у меня в списке, тот и плохой!
И он достал из внутреннего кармана мятый листочек из тетради в клеточку.
— Вот, пожалуйста: номер один — Зальцбург Марк, психиатр. Номер два — Крейцер Ирина, психиатр. Номер три — Тверской Хаим, семейный врач. У меня тут восемнадцать фамилий. Вам их всех зачитать?
— Нет, спасибо, я вам верю. Но как же вы решили, что они плохие врачи?
— Я у всех у них лечился.
В горле у продавца пересохло, но вернулось исчезнувшее было заикание.
— Ввв-ам, на-на-навер-н-ное, потребуются запас-сс-ные о-оо-боймы? По-до-ждите, я схожу на сс-сс-клад…
На ватных ногах продавец зашёл на склад и набрал номер «100».
— Алло, полиция? Я звоню из магазина «Мой калибр». Тут какой-то псих хочет купить пистолет и перестрелять два десятка врачей.
Через пять минут в магазин ворвались пятеро спецназовцев; заломив руки, вывели «истребителя врачей» и передали бригаде скорой помощи.
Артур Розенфельд, так звали этого «крестоносца», провёл в больнице, ни много ни мало, пять лет. Каждые полгода он писал апелляцию. И вместе с ней на стол психиатрической комиссии ложилась петиция от восемнадцати «приговорённых» врачей. Им очень не хотелось повторить судьбу двадцати шести бакинских комиссаров…
Комиссия, в которой тоже были психиатры, шла навстречу своим коллегам. Филейные части Розенфельда приняли на себя удар медицины, и были нафаршированы нейролептиками, как фаршированные перцы, которые готовила его покойная бабушка Рива.
Но эта оборона была прорвана, и не в меру ретивый адвокат решил добиться свободы для Артура. Он переснял пухлую историю болезни, ползал по Интернету, как блестящая навозная муха по трупу коровы, выискивая прецеденты. И вот однажды…
***
Мужчина ещё раз любовно протер тряпочкой медную табличку: «Заместитель главного врача, доктор Роберто Ривкин». Отойдя на два шага, он склонил голову к левому плечу и ещё раз посмотрел на надпись. Конечно, в Аргентине у него был кабинет побольше, но всё-таки… Нужно было сделать буквы покрупнее!
— Извините, к вам можно?
Мужчина недоуменно обернулся.
— Вы уверены, что ко мне?
— Вы же заместитель главврача этой больницы? — не то спросил, не то утвердительно произнёс посетитель.
Мужчина вздохнул и пригласил гостя в свой кабинет.
— Cлушаю вас.
— Меня зовут Аарон Каплун, я адвокат Артура Розенфельда.
— А кто это? — удивлённо спросил мужчина.
— Вы что, не знаете своих пациентов? — в свою очередь удивился адвокат.
— Видите ли, — начал уклончиво Ривкин, — я здесь недавно. У моего предшественника случился инфаркт, и после реабилитации он категорически отказался от должности. А причину не объяснил…
— А, понятно… — сказал служитель Фемиды. — Дело вот в чём: у вас незаконно находится на принудительном лечении мой подопечный, и я готов передать дело в более высокие инстанции, чтобы добиться правды!
И он вытащил чёрную папку под мрамор, размером с могильную плиту, на которой была наклеена надпись «Артур Розенфельд».
Роберто подумал, что его должность не такая уж и привлекательная, как казалось раньше. Он снял трубку, набрал номер заведующего первым мужским закрытым отделением, и царственно произнёс:
— Доктор Концевой, зайдите ко мне сейчас. Да, это срочно!
Через несколько минут в кабинет вошёл плотный мужчина в очках и в футболке с надписью: «Лас-Вегас».
— Вот, — и Роберто указал пальцем на своего гостя, — жалобы поступают, что у вас больные находятся на незаконных основаниях. А вы знаете, как у нас пресса реагирует на всё? Мы же в демократической стране живём, а не в России!
— А можно поконкретнее? — сказал заведующий отделением и посмотрел вызывающе на замглавврача.
— Речь идет о больном Розенфельде! — металлическим голосом заявил Ривкин, пытаясь показать, кто в кабинете главный.
— А! Артур-Истребитель; теперь понятно!..
— Что? Что вам понятно?! У вас человек пять лет, как в застенках КГБ, а вы даже шага к его реабилитации не сделали. Так что не вижу оснований задерживать пациента, и сам буду присутствовать на ближайшей комиссии и ходатайствовать о выписке. Да что вы там за бумажку мнёте?
— Ах, эту?! Так, ерунда. Санитар у Артура под подушкой обнаружил…
— Дайте сюда. «Седьмой, дополненный и исправленный список приговорённых». Что это за чушь?
— Вы читайте, читайте! Ваша фамилия третья, после лечащего врача и моей… А вы, если не ошибаюсь, его адвокат Каплун?
— Да, — с гордым вызовом произнёс молодой человек.
— Вы тоже есть в списке, — радостно сообщил доктор Концевой, — под номером восемь, после санитаров Хасана, Миши и Джорджа.
Оба его собеседника напоминали двух рыбок без аквариума. Заведующий мужским отделением снисходительно улыбнулся и бросил небрежно в сторону нового замглавврача:
— Кстати, ваш предшественник возглавлял шестой список…