Невыносимая ответственность мастеров слова
Война – органический враг литературы. Литература созидательна, война разрушительна. Литература убивает только персонажей, – да и тех виртуально; война убивает и читателей, и авторов – причём реально, физически. Когда процветает война, литература угасает, и только через некоторое время после окончания военных действий появляется полноценная литература о войне. А вот обратное неверно: никакой расцвет литературы не предотвращает войны, и полемика в печати не отменяет перестрелку; наглядный пример этого – современная проза воюющих стран. События войны настолько актуальнее и горячее событий литературы, что любое беллетристическое произведение рискует оказаться элементом войны информационной, а уж о публицистике и говорить нечего; художественные особенности текста утрачивают важность в сравнении с идейной насыщенностью. Казалось бы, всё это хоть и горестно, но общеизвестно; и нечего повторять банальности. Но погодите немного, давайте сделаем ещё несколько шажков по дороге рассуждений – и вы увидите, что всё это и нас непосредственно касается.
Нас – это тех, кто в Израиле работает, пишет и думает на русском языке. Или хотя бы с использованием русского языка. И при этом не разделяет имперских амбиций и методов российского правительства. Многие из нас в детстве впитывали русский язык в городах Украины (например, главный редактор «Артикля» вырос в Одессе, а референт – в Киеве). Многие возвращались в города детства своими книжками – но теперь выпуск в Украине книжек на русском языке немыслим, да и не нужен. И в России выпуск наших книг столь же немыслим и не нужен (например, соредактор «Артикля», светлой памяти Михаил Юдсон родом из Волгограда; но там за печатание его книги «Лестница на шкаф» – а она есть на сайте журнала – нынче и в тюрьму посадить могут). Треклятая война, длящаяся вот уже полтора года – и конца ей пока не видно – не только оторвала писателей от громадного читательского массива, но и возложила на нас великую, возможно – непосильную личную и коллективную ответственность за русскую литературу, выброшенную из пределов языковой метрополии.
Сколь бы патетическим это утверждение ни выглядело, – оно правдиво. Это не только моё мнение. Вот, например, организатор литературного фестиваля «СловоНово» Марат Гельман в интервью Нателле Болтянской заявил: «Москва не является сегодня столицей культуры российской ни по каким параметрам. У русской культуры сейчас две столицы: Берлин и Тель-Авив. В Тель-Авиве двойная лояльность: культурная лояльность русскому языку, и гражданская – Израилю. И то же самое происходит сегодня в Берлине и в Париже. Такого не было: когда-то, если хотели сказать, что кто-то успешно уехал, говорили: он стал французом, стал американцем. То есть полностью растворился, отказался от своей идентичности. Сейчас – нет. Все ценят свой культурный багаж, создают книжные магазины, театры. Я в Берлине насчитал пять постоянно действующих русских театров. Эта новая ситуация говорит о том, что, в каком-то смысле, с кучей оговорок, русская культура оторвалась от территории. И это пойдёт ей на пользу»[1].
Насчёт «пользы» господин Гельман погорячился, конечно. Культуре больше идёт на пользу, когда её спокойно созидают, а не когда её горячечно спасают. Впрочем, если использовать аналогии: спасение утопающих безусловно идёт на пользу утопающим. Если аналогию продолжать, то мне вспоминается эпизод романа Рея Брэдбери «451 по Фаренгейту», когда центрального персонажа знакомят с людьми, спасающими литературу в себе. Этот фрагмент настолько хорош, что я не откажу себе в удовольствии процитировать его (надеюсь, к месту):
«- Монтэг, хотели бы вы прочесть «Государство» Платона?
– О да, конечно!
– Ну вот, я – это «Государство» Платона. А Марка Аврелия хотите почитать? Мистер Симмонс – Марк Аврелий.
– Привет! – сказал мистер Симмонс.
– Здравствуйте, – ответил Монтэг.
– Разрешите познакомить вас с Джонатаном Свифтом, автором весьма острой политической сатиры «Путешествие Гулливера». А вот Чарлз Дарвин, вот Шопенгауэр, а это Эйнштейн, а этот, рядом со мной, – мистер Альберт Швейцер, добрый философ. Вот мы все перед вами, Монтэг, – Аристофан и Махатма Ганди, Гаутама Будда и Конфуций, Томас Лав Пикок, Томас Джефферсон и Линкольн – к вашим услугам. Мы также – Матфей, Марк, Лука и Иоанн.
Они негромко рассмеялись.
– Этого не может быть! – воскликнул Монтэг.
– Нет, это так, – ответил, улыбаясь, Грэнджер. – …Все мы – обрывки и кусочки истории, литературы, международного права. Байрон, Том Пейн, Макиавелли, Христос – всё здесь, в наших головах… Наша задача – сохранить знания, которые нам ещё будут нужны, сберечь их в целости и сохранности. Иной раз нас останавливают и обыскивают, но никогда не находят ничего, что могло бы дать повод к аресту. У нас очень гибкая, неуловимая, разбросанная по всем уголкам страны организация… Самое главное, что нам надо было понять, – это что сами по себе мы ничто, что мы не должны быть педантами или чувствовать своё превосходство над другими людьми. Мы всего лишь обложки книг, предохраняющие их от порчи и пыли, – ничего больше. Некоторые из нас живут в небольших городках. Глава первая из книги Торо «Уолден» живет в Грин-Ривер, глава вторая – в Уиллоу-Фарм, штат Мэн. В штате Мэриленд есть городок с населением всего двадцать семь человек, так что вряд ли туда станут бросать бомбы; в этом городке у нас хранится полное собрание трудов Бертрана Рассела. Его можно взять в руки, как книгу, этот городок, и полистать страницы – столько-то страниц в голове у каждого из обитателей. А когда война кончится, тогда в один прекрасный день, в один прекрасный год книги снова можно будет написать; созовём всех этих людей, и они прочтут наизусть всё, что знают, и мы всё это напечатаем на бумаге. А потом, возможно, наступит новый век тьмы и придётся опять всё начинать сначала. Но у человека есть одно замечательное свойство: если приходится всё начинать сначала, он не отчаивается и не теряет мужества, ибо он знает, что это очень важно, что это стоит усилий»[2].
Вот доказывать эту важность литературных усилий, стимулировать к работе мастеров и подмастерьев сочетания точных слов, соединять под одной обложкой совершенно различных по темпераменту, настрою, стилю, но близких по духу писателей – и есть подлинное призвание всякого литературного журнала, даже если его издатели не признаются в этом. Но чем редакция может вознаградить драгоценных её сердцу авторов, кроме безгонорарной публикации?
Война уничтожила динамику культуры, и в частности, динамику литературного процесса в России. Если автору грозит наказание от властей даже за пост в социальной сети, то вряд ли найдётся издательство, готовое выпустить сомнительную – с точки зрения представителей тех же властей – книжку, навлекая тем самым неприятности на свою голову. Спектр дозволенных в языковой метрополии утверждений сузился, и пока неясно, как долго это продлится. Осталась лишь надежда на правдивые и веские голоса из-за рубежа. Хотя и там многие авторы, маститые и не очень, невольно повторяют максиму одной начинающей писательницы: «Мне нечего сказать, но я хочу быть услышанной!»
Вспоминается время начала «большой алии» 90-х. 1991-1993 год. Тогда в местной русскоязычной бумажной прессе (а её было существенно больше, чем ныне; перекос в сторону Интернета был ещё не сформирован) неоднократно печатались сетования на то, что алия политически не организованна, и что любое добровольное и бескорыстное объединение репатриантов – хотя бы в клуб любителей Шекспира – следует приветствовать и поддержать. С тех пор алия уже успела и политически организоваться, и вновь дезорганизоваться. Если какие-то средства из казны и были на это выделены, то они способствовали не организации алии, а улучшению жизни организаторов – задача, безусловно, благородная, но не государственная.
Чтобы преуспеть в израильском обществе, придётся в него интегрироваться: перейти на иврит и обрести приятелей, говорящих на этом языке, а ещё эффективнее – породниться с сабрами; отрешиться от специфических репатриантских и далёких от Израиля межславянских проблем и озаботиться проблемами местного социума; добиться уважения со стороны уже преуспевших и материального комфорта для себя и нескольких поколений своей семьи. Чтобы стать духовным центром говорящей по-русски эмиграции, нужно довольно круто отклонить этот поведенческий вектор: хранить в общении русский язык и приятельствовать с теми, кто его понимает; беспокоиться из-за войны в Украине больше, чем из-за судебной реформы в Израиле; добиваться уважения от деятелей культуры, прославившихся вне Израиля у русскоязычной аудитории, даже если эти деятели в новой для себя стране ещё никак не преуспели. Такое поведение не ведёт ни к высокооплачиваемым должностям, ни к материальным приобретениям. Причём правильное личное поведение для духовного лидерства необходимо, но недостаточно; придётся ещё предложить идеологию, программу, лозунг, знамя – которые объединили бы разрозненных и растерянных последователей в единую паству. Когда-то для евреев такой идеей был сионизм – но вот государству уже семьдесят пять лет; когда-то советских диссидентов объединяла идея свободного выезда – но вот желающие уехали, а некоторых нежелающих вытолкали; когда-то сторонников партии «Исраэль ба-алия» объединяло желание поучаствовать в политической жизни страны – и они поучаствовали по мере сил; когда-то говорящим по-русски израильтянам потребовался свой литературный журнал – и появился журнал «Сион», из которого вышел журнал «22», наследником которого вольно или невольно оказался «Артикль» (напомню, что один из нынешних соредакторов «Артикля», светлой памяти Михаил Юдсон, числился помощником редактора «22», а другой – нынешний главред Яков Шехтер – входил в редколлегию «22»). И вот вопрос: в состоянии ли журнал предложить какую-либо объединительную и объединяющую идею современной русскоязычной эмиграции или хотя бы алие? Хоть что-нибудь, кроме призыва публиковаться на его страницах?
Объединительную – но не объединяющую – идею в таком повороте можно заметить. Если допустить, что писатель приходит к читателю не только как физическое тело, но и как духовная эманация автора, как смысл, настроение и наполнение произведения. Тогда журнал свершает великую миссию сохранения литературы, и вместе с другими журналами русского зарубежья поддерживает литературный процесс, насильственно прерванный цензурой и войной. Но автор, особенно ныне здравствующий – это не только духовная эманация, но и вполне реальное физическое тело со здоровой психикой и бытовыми нуждами. И ему, как всякому доброму человеку, требуется и социальное признание ценности своих усилий, и профессиональное общение, и гражданские ориентиры. В конце концов, ему бывает приятно стаканчик чаю с друзьями вместе выпить.
И тут война опять подложила свинью литературе. До февраля 2022 года в Тель-Авиве работал так называемый «Русский дом» – Российский культурный центр (РКЦ) на улице Геула. В мирное время там бывали довольно интересные вечера русско-израильской литературы; в частности, неоднократно и журнал «Артикль» выступал их организатором. Этот очаг культуры принадлежит «Россотрудничеству» – агентству, числящемуся при министерстве иностранных дел России. Соредактор «Артикля», светлой памяти Михаил Юдсон вместе с членом редколлегии Ириной Маулер даже опубликовали в интернет-журнале «Гостиная» интервью с директором этого центра под заглавием «Центростремление культуры»[3]. Но на исходе зимы 2022 года центростремительные силы сменились центробежными; ясно, что посещать этот дом уважающий себя литератор более не вправе – линия окопов информационной войны пролегла по его порогу.
И эта война подарила нам пару горестных, но забавных эпизодов. До начала вторжения российской армии в Украину у РКЦ был сайт в Интернете. Вещь нужная: в РКЦ происходили лекции и вечера, работали кружки, любительский театр и библиотека. Работники, поддерживавшие сайт, прежде чем уволиться, поместили открытое письмо-заявление о том, что войну не одобряют, действия правительства осуждают – потому и увольняются. И ушли. Администрация немедленно сайт закрыла, но письмо это оказалось замеченным. Газета «КоммерсантЪ» разместила[4]такоепояснение: «”Это прекраснейший пример классического фейка и провокации. Он (сайт – “Ъ”) не имеет к нам никакого отношения. Это, скорее всего, дело проукраинских активистов, которых в Израиле много”, – сказал «Ъ» директор Русского дома. По его словам, у Русского дома нет сайта, а только официальные аккаунты в соцсетях. Источник, близкий к Русскому дому в Тель-Авиве, рассказал «Ъ», что после начала “специальной военной операции” некоторые израильские сотрудники дома уволились, но россияне продолжают работать». Это разъяснение напоминает старинный анекдот: офицеру, доставленному после гигантской пьянки домой в невменяемом состоянии, наутро очень неловко перед денщиком, чистящим его мундир от следов рвоты. Офицер и говорит: «Ты не подумай чего, братец… Просто вчера в собрание пришёл поручик Ржевский, напился как свинья и облевал мне весь мундир». «Так точно, ваше благородие, – отвечает денщик. – Этот поручик не только облевал ваш мундир, но и нагадил вам в штаны…».
Конечно, находиться в Израиле полезнее, удобнее и выгоднее, чем в окопах под Бахмутом или Купянском. И потому странички РКЦ в социальных сетях, – на которых в сведениях о владельце указан адрес сайта, которого якобы и не бывало, – поддерживаются аккуратно и старательно, и без особого z-фанатизма. Но начальство, по-видимому, требует воевать, и вот в соцсети появляется сообщение: «Израильским антинацистским фронтом при поддержке Русского дома были отправлены видеоприветствия и подарки российским военнослужащим, участвующим в спецоперации. В ответ от ребят с линии фронта были получены послания с благодарностью за тёплые слова поддержки и подарки»[5]. На видео, сопровождающем публикацию, заметно, что подарки небогаты: маленький флакон с коричневой жидкостью и несколько бумажных то ли брошюр, то ли икон. «Проукраинские активисты», которых много в Израиле, – гораздо щедрее к украинской армии. Но забавнее всего невозможность посмотреть на представителей «Израильского антинацистского фронта», отправляющего подарки нацистам. Если это реальные люди, пусть даже проплаченные, то они очень рискуют получить от израильтян несколько тумаков или плевков в лицо – и предложение передать это организаторам «спецоперации».
У нынешнего правительства России нет монополии на русскую культуру. Нет и плодотворных идей по её развитию. Перехватить у идейного противника инициативу, выдвинуть новые продуктивные начинания, отбросить коммерцию в пользу общего блага, предложить пути и методы, способные объединить тех, кто в эмигрантской растерянности вынужден конкурировать друг с другом – вот бремя ответственности старожилов, вот достойная задача для любого печатного органа. И берётся ли редакция за эту сложнейшую задачу, или сделает вид, будто игнорирует её – жизнь всё равно заставит её решать; а ответ мы увидим воочию, – и будет он называться Новым Русским Домом, «Артиклем» или как-либо по-другому.
Литература имеет перед войной очень существенное преимущество: война обязательно заканчивается, литература – никогда. Можно отключить в России Интернет, можно заполнить телевидение пропагандой, а печатные издания – официальными сообщениями и их старательной трактовкой. Это пока посильно для властей. Но единство народа это не обеспечит, качеству текстов не способствует. Обязательно найдутся люди, которые захотят сохранить старые мудрые книги и смогут написать прекрасные новые.
Да вот, за примером недалеко ходить. Израильский политик, бывший глава партии «Исраэль ба-алия», а затем и руководитель Еврейского агентства (Сохнута) Натан Щаранский написал книгу «Не убоюсь зла». Нынешний лидер российской оппозиции Алексей Навальный в своём обращении[6] из тюрьмы пишет: «Сижу я в ШИЗО и читаю книгу Натана Щаранского «Не убоюсь зла» (рекомендую). Щаранский отсидел в СССР девять лет, в 1986 году его обменяли. Он уехал в Израиль, создал партию, добился огромных успехов. В общем, крутой он. Провёл, кстати, в карцерах и ШИЗО 400 дней. И я реально не представляю, как он выжил. Так вот, Щаранский описывает арест и следствие. 1977 год. Мне тогда был один год. Книга вышла в СССР в 1991-м. Мне тогда было 15 лет. А сейчас мне 47, и, читая его книгу, я иногда трясу головой, чтобы избавиться от ощущения, что я читаю своё личное дело».
Так с помощью книги один честный и свободолюбивый человек сквозь время и расстояние протягивает руку другому.
Защищая Украину от присоединения к России, весь цивилизованный мир защищает в первую очередь себя. Защищает свои небо и землю от ракет и бомб, свои дома – от разрушения и грабежей, торговлю – от распределения по карточкам, общество – от единомыслия. Защищая литературу от господства имперской идеологии, писатели делают то же самое, что и добродетельные персонажи романа Брэдбери. «Мы всего лишь обложки книг…» Если бы писателям удавалось влиять на умы сильнее… О, если бы писателям удавалось влиять на умы сильнее! – прекратились бы войны, закрылись и самораспустились все секретные службы, а в русскоязычных израильских журналах появились бы гонорары.
И, тем не менее, незавидная писательская судьба влечёт к себе всё новых абитуриентов, прозелитов и неофитов. «Глава Российского союза писателей Дмитрий Кравчук рассказал, что в России поэтическим творчеством занимается 1% населения. Большая часть из них старше 40 лет. Команда Дмитрия Кравчука, основавшего порталы «Стихи.ру» и «Проза.ру», посчитала аудиторию этих сайтов и выяснила, что число поэтов и писателей там превышает миллион человек. Показатель в 1% был вычислен исходя из того, что население России составляет порядка 146 млн человек, исключив детей, пенсионеров глубокого возраста и тех, кто не пользуется Интернетом. Кравчук добавил, что из этого 1% поэтов 55-60% приходится на женщин и около 45% – на мужчин. Он объяснил такое соотношение тем, что мужчинам нужно зарабатывать деньги, поэтому у них меньше возможностей заниматься творчеством для души»[7].
Количество писателей в стране связано с качеством её литературы непрямой корреляцией, которая ещё ждёт своего исследователя. В России сегодня в 12 раз больше писателей, чем было во всём СССР. Это не шутка, это заголовок серьёзной газетной статьи в «Новых Известиях»[8]: «…Самый полный из существующих списков – около 120 тысяч человек, пишущих на русском языке, которые выпустили хотя бы одну книгу стихов, прозы или публицистики. Эти 120 тысяч человек объединены в 27 союзов писателей. В Союзе официальных советских писателей было 10 тысяч членов на весь СССР, и это казалось очень много».
По этому поводу есть у меня в запасе забавная история, типичная писательская байка. Во времена так называемого «застоя» (а это с середины 60-х до середины 80-х годов ХХ века) небольшая, но представительная делегация советских писателей приехала в Великобританию на встречу с коллегами по перу. «Интересно, сколько в Англии писателей? – спросил глава делегации. – Вот у нас в СССР – восемь или девять тысяч». «У нас тоже восемь, – ответил ему англичанин, – или даже девять». Потом ненадолго задумался и поправил сам себя: «Нет, всё-таки восемь. Девятый до писателя не дотягивает…».
[1] Цитирую по: https://detaly.co.il/moskva-ne-yavlyaetsya-segodnya-stolitsej-rossijskoj-kultury-ni-po-kakim-parametram
[2] Невольно перед мысленным взором встаёт аналогичная картина на стогнах Тель-Авива: «- Хотите познакомиться с еврейской мудростью? Знакомьтесь: Яков Шехтер, хасидские истории. Грустные рассказы о любви? Пожалуйста, Инна Шейхатович, она же и об искусстве. А я – Андрей Зоилов, литературная критика на всякий вкус».
[3] Михаил Юдсон и Ирина Маулер «Центростремление культуры» https://gostinaya.net/?p=9916, ноябрь 2014 г.
[4] https://www.kommersant.ru/doc/5260430
[5] Цитирую по https://vk.com/russianhouse_tlv; 27 ноября 2022 г.
[6] Цитирую по сайту https://navalny.com 11 августа 2023 г.
[7] Цитирую поhttps://news.rambler.ru/other/44739504, 28 августа 2020 года.
[8] https://newizv.ru/news/2018-06-28. «В России сегодня в 12 раз больше писателей, чем было в СССР».