Пророк
Царь языка и стихосложения! Рыцарь нашей поэзии! Ни в одном языке, и ни у какого народа не рождался поэт, который умел бы то, что умеет Ури Цви.
Ш.Й. Агнон
100 лет назад, в декабре 1923 г., в Тель-Авив приехал Ури Цви Гринберг – человек и поэт, который стал одной из наиболее ярких и противоречивых фигур в новой ивритской литературе и общественно-идеологической жизни как ишува, так и – позднее – израильского общества. Почитаемый одними как крупнейший израильский поэт, выразитель идеи “Великого Израиля”, он подвергался резкой критике со стороны других как “крайний националист” и “экстремист”. Так, почитатель поэзии Гринберга и исследователь его жизни и творчества проф. Ханан Хэвер даже назвал одну из своих статей о нём “Изобретатель израильского фашизма”. Показательно, что поэт также известен в еврейской культуре по первым буквам имени и фамилии – АЦАГ, а это своего рода честь, – вспомним: РАМБАМ, РАШИ, ЯЛАГ (Ехуда Лейб Гордон), – которой удостаивались далеко не все даже самые видные деятели еврейской религиозной и литературно-общественной жизни.
Гринберг родился в 1896 г. в семье глубоко религиозных евреев в городке Белый Камень Львовской области Украины (тогда – Австро-Венгрия). Его отец и мать вышли из семей, принадлежавших к главной ветви галицийских хасидов. Получил ортодоксальное еврейское образование.
В 1912 г. его первые стихи на идише (“С дрожаньем звезды…”) появились в львовской газете “Еврейский рабочий”, а на иврите (“Тропинка ведет…”) – в журнале Ахад ха-Ама и Бялика “А-Шилоах” (Одесса). Молодой поэт сразу же начинает печататься во многих изданиях: в “Ха-Олам” (Одесса), в варшавском журнале “А-Цфира” (редактором которого был известный журналист и видный сионистский деятель Нахум Соколов), в “Шахарит” (Варшава), в палестинских журналах, редактировавшихся писателем Й.Х. Бреннером, в еженедельнике на идише “Фолкфрайнд” (“Друг народа”) и в газете “Тагблат” (“Ежедневный листок”), печатавшихся во Львове.
В 1915 г. Гринберг был призван в австро-венгерскую армию, участвовал в боях в Черногории. В том же году выходит его первая книга стихов на идише “Где-то в полях”. К концу Первой мировой войны поэт бежал с фронта и вернулся во Львов. Сборник стихов Гринберга “В шуме времени” (1919), изданный в расширенном виде под названием “На земле война” (1923), стал одним из первых в литературе на идише художественных откликов на бедствия войны.
В ноябре 1918 г. поэт был свидетелем антиеврейского погрома, учиненного поляками во Львове. Те ужасающие картины оставили глубокий след в его душе. Позднее в книге “Из секретов живого еврейского поэта” Гринберг вспоминал: «…Вошли польские солдаты в мой город, где я учил “алеф-бет”, и поставили меня, отца, мать вместе с малышами “к стенке”… Почему? – просто так. Ибо мы евреи, и в наших жилах “собачья кровь”… так сказали. Аминь, говорю: чудо, что не был убит…».
В 1920 г. литератор переехал в Варшаву и печатался на иврите в журнале “А-Ткуфа” и в изданиях местных поэтовимпрессионистов “Ринген” и “Калиастра” на идише. В последнем из перечисленных журналов некоторое время сотрудничал бывший близким другом Гринберга известный впоследствии еврейский поэт Перец Маркиш.
В 1922 г. Гринберг начал издавать на идише бунтарский по духу журнал “Альбатрос”. Его выход был запрещён польским правительством уже в 1923 г., однако поэт продолжал выпускать журнал в Берлине (№№3,4). Там же он опубликовал свою поэму “В царстве креста”, в которой уже провидел Катастрофу евреев Европы.
В ранних стихах Гринберга преобладают мотивы религиозного благочестия, любви к женщине, природе, тоска по земному счастью.
По ночам дожди поют тревожно,
И, как шепот многих тысяч душ, –
Шорох сосен над моим вагоном.
По утрам снега скрывают тропы
И вороны мечутся крикливо;
По ночам черны поля сиротства,
Утром – даль белеет забытья.
К вечеру в скупой полоске неба
Выглянет звезда воспоминаний
И осеребрит горбы страданий,
И на каждом бьет фонтан хрустальный.
Я газель своей души отправил
К тем горбам, чтоб утолила жажду,
И газель моя в ручьях плескалась…
Вспыхнул лес моей забытой жизни,
Освещенный зимнею луной, –
И к стеклу, залитому слезами,
Я прильнул. Мелькнули руки, шаль:
Там невесты мертвой тень бродила…
Перевод Г. Люксембурга
Однако уже в книге стихов “Мефистофель” (1921), -третьей книге стихов на идише, – упомянутые мотивы окончательно вытеснены темой одиночества, страха, отчаяния, крушения жизненных устоев в мире, где зло попирает веру и нравственность. Ясно звучит чувство скорби и боли за давние и новые страдания еврейского народа. В книге ощущаются влияние экспрессионистских течений в европейском искусстве конца ХIХ – начала ХХ века: символизма, импрессионизма и натурализма. Реализму в искусстве Гринберг противопоставляет право художника на погружение в глубины собственной психики, что особенно ощущалось в полных авангардистского экспрессионизма стихах поэта периода издания им журнала “Альбатрос”.
В декабре 1923 г. Гринберг переехал в Палестину. Он начал публиковать статьи на актуальные темы в местных еврейских газетах и журналах. Поэт считает себя принадлежащим сионистскому рабочему движению, поэтом еврейского пролетариата. Отныне он пишет исключительно на иврите. С момента основания газеты “Давар” (1925) Гринберг становится её постоянным сотрудником.
Через месяц после приезда Гринберга в Палестину вышла в свет поэма “Великий ужас и луна”, ставшая основой книги того же названия. Для ивритоязычного читателя это произведение было неожиданным по форме и шокирующим по содержанию – поэтическое исследование экзистенциального страха человека в современном мире, страха, который держит жизнь на пределе безумия и одиночества, ожидания апокалипсического конца дней.
Поэт призывает к активному включению поэзии в борьбу за подъём национального духа и свободу еврейского народа. Вместе с тем, уже тогда национализм Гринберга выходил далеко за рамки официальной программы рабочего движения, в котором Гринберг скоро разочаровался. Так, в своем поэтическом манифесте – книге “Против 99-ти” (1928) – он резко критиковал еврейских поэтов – приверженцев космополитической позиции, не занимавшихся сугубо еврейскими проблемами.
В 1929 г. выходит сборник лирических стихов “Анакреон на полюсе скорби”, в котором всё ещё преобладает экзистенциальное мировоззрение и сказывается сильное влияние немецкого экспрессионизма. И ещё одна книга Гринберга увидела свет в 1929 г. – “Виденье одного из тех, чьё имя – легион”. В Палестине разразился экономический кризис, увеличивалась безработица, многие евреи покидали Землю Обетованную. Всем этим трудностям в осуществлении сионистской мечты, страданиям пионеров-халуцим посвятил поэт цикл монологов, обвиняя вождей рабочего сионистского движения в том, что они изменили “халуцианскому духу”.
Вожди твои – свора предателей с каменным сердцем,
Жрущих и пьющих Мессию из кубков своих.
Святая, несчастная Родина!
Когда ты в крови своей тонешь и молишь о чуде,
Их речи звенят на подмостках игрой в словоблудье,
И жалкий иврит их – звон битой посуды.
Их мозг воспален от интриг, словно улей пчелиный,
От склок бесконечных, от ненависти беспричинной.
Их кровь не краснеет: тиха, как вода на болоте.
Их жизнь безопасна, плоска, без глубин и без плоти.
Когда ты, как рыба спасаешься в тине, скрывая свой страх,
Они пьют и едят, они курят и спят на твоих берегах.
Перевод Г. Люксембурга
Вместе с тем, уже в следующей поэтической книге “Домашний пёс” (1930) Гринберг развенчивает переросшую в самоцель борьбу за улучшение жизни рабочих как отступничество от мессианской идеи возрождения еврейского государства.
Вооружённые выступления арабов в Палестине в 1929 г. и примиренческая, по мнению Гринберга, позиция руководства ишува, удержавшего евреев от ответных силовых действий, побудили поэта окончательно порвать с рабочим движением и вступить в партию сионистов-ревизионистов, а в 1930 г. – и в подпольный радикальный “Союз бунтарей”. Гринберг стоит четвёртым от своей партии в списке кандидатов на выборы в Собрание депутатов (предтеча израильского парламента), получает второе место (сразу после Владимира Жаботинского!) в партийной делегации на очередной сионистский конгресс.
В статьях, написанных для печатного органа партии – газеты “Почта дня”, поэт обличает британское правительство за нарушение обещаний, данных евреям, а руководство ишува – за измену идеалам сионизма.
В 1931 г. по решению партии Гринберг направляется в Варшаву издавать еженедельник сионистов-ревизионистов на идише “Ди вельт”. По возвращении (в 1934 г.), полный мрачными впечатлениями от надвигавшейся угрозы фашизма в Европе, а также под впечатлением начавшегося арабского антиеврейского восстания в Палестине, Гринберг рисует жуткие видения гибели еврейского народа в поэме “Башня трупов”. Она вошла в “Книгу обличения и веры” (1937) – одну из главных книг поэта. В годы подпольной борьбы с мандатными властями он даже подвергся аресту за поддержку радикальной Военной национальной организации (ЭЦЕЛ).
В упомянутом произведении наглядно отразилось изменение в его мировоззрении – поэт окончательно стал стойким и активным приверженцем национально-религиозных взглядов, которые отныне и до конца его долгой жизни определяли идеологические и эстетические основы его творчества. Гринберг рассматривает историю с метафизических позиций, подчеркивая её иррациональное начало, воплощённое в существовании еврейского народа, на который, по его мнению, возложена мессианская миссия. Отречение от неё, принятие ценностей окружающих цивилизаций равносильно предательству, измене исконному призванию народа, избранного Богом.
В конце 1938 г. Гринберг вновь выехал в Варшаву для редактирования журнала “Дер момент” и с трудом сумел вернуться в Палестину уже после начала Второй мировой войны.
В последующие годы, с первыми сообщениями о Катастрофе, Гринберг прекратил публиковаться. Позднее, в одном из стихотворений он объясняет молчание тем, что его обвинения, провидения, призывы, публиковавшиеся до войны, не нашли понимания: большинство сионистских руководителей и евреев Европы предпочитали не замечать надвигавшуюся опасность Катастрофы. Поэт считал бессмысленным продолжать творить.
В 1945 г., когда в Палестине стали известны факты гибели миллионов евреев Европы от рук нацистов, Гринберг начинает публиковать в газете “Ха-Арец” стихотворный цикл в духе средневековых элегий, посвящённый жертвам крестовых походов. Эти стихотворения и поэмы, которые произвели на читающую публику сильное впечатление, были собраны в 1951 г. в книгу “Улицы реки” (или «Реховот Наречный» – по названию упомянутого в Библии города, который в Каббале приобретает значение мистического символа, предупреждения и, в то же время, стимула к возрождению). Катастрофа европейского еврейства, – говорит своим произведением Гринберг, – это не только результат слепоты евреев в диаспоре и недостатка усердия в осуществлении своего мессианского призвания, но и страшное потрясение, которое должно стать страшным предупреждением.
Вот является беженец, лицо его вытекает,
и в лице этом глаз один – ужаса,
и рот сквозной, как прорублен клинком,
говорит: резня, пожар.
Только я, одинокий, скорбящий…
И ты, еврей? Есть ещё один иудей на земле?
А я и не знал, что есть ещё один иудей.
Я здесь… они там: убитые мои,
рассеченные, сожжённые.
Перевод Е. Бауха
Второе и третье издания книги вышли в 1954 г. и 1958 г. Израильский литературный критик Авраам Карив писал: «…Эта книга – великий “Кадиш” по срубленному нашему роду, великий “Изкор” по еврейскому великолепию, которое выкорчевали…».
После провозглашения Государства Израиль Гринберг, как видный деятель партии сионистов-ревизионистов и её преемницы – правонационалистической партии “Херут”, был избран депутатом Кнессета 1-го созыва (1949-1951). Помимо этого Гринберг был делегатом четырёх всемирных Сионистских конгрессов.
В 1956-1957 гг. поэт опубликовал ряд стихотворений на идише, что вызвало приветственные отклики в мировой еврейской прессе. Более двадцати лет спустя – в 1979 г. в Иерусалиме вышло в свет двухтомное собрание сочинений поэта на идише. В 1959 г., ввиду больших заслуг в деле развития поэтического языка, Гринберг был принят в число членов Академии языка иврит, а в 1978 г., учитывая глубокую философскую содержательность его произведений, руководство Тель-Авивского университета присвоило Гринбергу степень почетного доктора философии.
После арабо-израильской войны 1967 г. Гринберг включился в деятельность движения “За неделимый Эрец Исраэль”. Поэт придерживался мнения об исключительности исторической судьбы евреев и высоком предназначении своего народа. Отсюда в поэзии Гринберга мысли о Государстве Израиль “от Нила до Евфрата”, о непреодолимости двухтысячелетней вражды между крестом и звездой Давида. Он видит в возрождении еврейского народа подтверждение святости последнего. Поэт верил, что осознание национальной миссии рано или поздно возобладает над упорным желанием множества евреев оставаться в диаспоре, над равнодушием евреев ишува к судьбе их собратьев в остальном мире, – что приведёт тогда всех евреев к исполнению своего исторического назначения.
С национальными мотивами в творчестве Гринберга тесно переплетены личные религиозно-философские размышления: “я” поэта и поиски смысла существования; проблема смерти; непрерывность и преемственность бытия; вера без сомнений, приводящая к слиянию национальных символов с их религиозными истоками; мучительная участь поэта-пророка, остающегося непонятым.
Ломаный грош вам, философы вечности
жизни духа после кончины…
Ломаный грош вам за ваши морщины.
Выбираю плоть страждущую
во имя ногтя пальца моего,
что так обычен и мне симпатичен.
Выбираю наслажденье, что просто и бело:
надеваю свежую рубаху на тело,
что тонуло и вышло из всех вод земли, –
чем быть космической частью в пыли…
Ломаный грош вам за пыль в глаза на тризне!
Перевод Е. Бауха
Весьма характерно, что за десять дней до начала тяжелой для Израиля арабо-израильской войны 1973 г., назревание которой фактически “просмотрели” даже искушённые аналитики из израильской разведки, Гринберг писал:
Беспечные ничего не слышат.
Телефоны ещё не звонят.
Вообще дар провидения – яркая черта творчества поэта и его характера как человека, прожившего долгую и непростую жизнь. Однако, заслуженно имея право именоваться пророком еврейской судьбы в ХХ веке, о себе Гринберг всегда говорил предельно скромно.
Не пророк я в Сионе,
свидетель лишь – бедствиям,
страданьям солдат в огне агоний,
стиранию лиц, погрязанию сердца,
сжиганью души и пророчества вместе,
образу мудрости солдатских ладоней –
карта чёрствой страны этой в их руках…
Не пророк я в Сионе, а просто так:
то ли пёс домашний, то ли шакал,
что ноздри в ночи раздувает,
чует запах беды
и вовремя лает.
Перевод Е. Бауха
Поэт разрабатывал национально-самобытную, гибкую и свободную форму стиха, основанную на ритмике поэтических книг Библии и средневековой ашкеназской поэзии на иврите. Приподнятый, иногда ораторский строй речи Гринберга, родственный интонациям библейских пророков, порой приводит к риторике. Однако большинство стихотворений всё же отличается художественной немногословностью и тонким лиризмом. Также самобытен и образный строй его поэзии: сплав из воспоминаний об отчем доме, его благочестивом покое, облечённый в библейские и агадические понятия-символы (например, Адам, Ева, Эдемский сад) – и из элементов окружающей поэта реальности, окрашенной в мистические тона. Своеобразие этого сплава усугубляют идущая от экспрессионизма эмоциональная напряженность образов и парадоксальность их сопоставления.
В своей лексике Гринберг часто использует отдельные библейские термины, понятия и определения из каббалистической литературы. Так, озаглавив уже упоминавшуюся выше книгу «Улицы реки» («Реховот Наречный» – название города в Эдоме), поэт стремится сразу же вызвать у читателя цепь ассоциаций с библейскими рассказами о свирепости грабежей, учинённых эдомитянами после разрушения Первого Храма, затем с Римом, который в Агаде отождествляется с Эдомом и, наконец, с Римом как олицетворением христианского мира, который стремился истребить “дом Яакова”, то есть еврейский народ.
Литературная критика в Израиле, редко принимая крайние идеологические позиции У.Ц. Гринберга, признала его исключительный поэтический дар и ту значительную роль, которую его творчество играло и продолжает играть в развитии современной поэзии на иврите. Гринберг также является автором десятка прозаических романов, которые, правда, не столь популярны, как его поэтические произведения.
Поэт стал лауреатом целого ряда высоких литературных премий, в том числе: 1947 и 1977 г. – премия им. Бялика, 1955 г. – особая премия им. Бялика за поэтическое мастерство книги “Улицы реки”, 1957 г. – Государственная премия Израиля по разделу художественной литературы.
Авторитет поэта в общественно-политической и художественной жизни Израиля был очень высок. Когда в 1976 г. этому мастеру поэтического слова исполнилось 80 лет, практически все израильские газеты и журналы выпустили специальные приложения. Юбилею и творчеству Гринберга был целиком посвящён номер журнала Союза ивритских писателей “Мознаим”. В Кнессете состоялось праздничное заседание, посвящённое юбиляру, который был одним из первых израильских парламентариев. «Ури Цви Гринберг – фигура в израильской культуре и еврейской цивилизации громадная. Пророк. Ревизионист. Оппозиционер. Ультранационалист», – так обозначил место поэта в жизни общества русскоязычный израильский литератор Михаил Генделев.
Поэт скончался в 1981 г. и был похоронен в Иерусалиме.
В Израиле существуют и выходят новые исследования творчества и жизни поэта, в том числе отдельные – на русском языке. В последние годы при активном участии вдовы поэта Элизы Гринберг продолжается издание полного собрания сочинений Гринберга на иврите, в котором будет не менее 27 томов.