Тысячелетье Третье
Символика любви глупа
И ожидания чрезмерны.
Зачем бесчинствует толпа?
Кому она осталась верной?
Предощущение греха –
Сладчайшая из всех религий.
А дальше? Вечные вериги,
Посты и поиски Столпа.
Столп сменит остолоп-двойник
Под визг немых и торг безродных.
А на возню людей – свободных –
Взирает Вечный Ученик.
Устал..
Жемчужина
Вокруг меня очерчен некий круг.
(Не ждите – ни “молчанья”, ни “подруг”).
Но кажется плавучим островком
Тот ком земли, витийствую на ком.
На зыбком месте прочно устоять
Не всякому мечтателю дано.
Как Прустова – вращается кровать,
Все пробужденья вставлены в одно.
Покачиваясь на морской волне,
Я обмираю от воспоминаний.
Всегда своей послушна тишине,
Я вслушиваюсь в лёгкий плеск названий.
Вот эллинский, вот островной мирок.
Вот Иудеи строгий взгляд, пустынный.
Вот европеянки в плену любовных строк.
Вот Новый Свет, дикарский и невинный.
Жемчужину ращу я дальних странствий
В оковах нутряного перламутра.
Когда-нибудь наступит, знаю, утро –
И воспроизведу в себе пространство.
***
«En una noche oscura»
San Juan de la Cruz[1]
Безумная, навязчивая мысль –
Во мглу веков метнуть живое слово.
Монашеская у поэта жизнь,
Келейное моление больного.
Всё ждёшь чего-то, и горит свеча,
И нервный надзиратель не поймёт:
“Что мечешься ты, вечно бормоча,
Ворочаешься, стонешь?” – и уйдёт,
Тебе оставив письменный прибор
И вожделенные листки бумаги.
Ты так хотел. Но это – перебор.
Ведь исполнение желаний
– смерть отваги.
И эта слабость – только на мгновенье.
И снова ночь мучительная длится.
Тебя смущают страстные виденья.
Порой – охота мёртвым притвориться.
Но нет спасенья избранному Богом
Для чуда – слышать рокот Вечной речи,
И восхититься, и прельститься, и, убого,
Пытаться вторить на своём наречьи.
А повод – страх перед любовной мукой,
Тоска ли по несбывшейся судьбе,
Любимица поэтов – боль-разлука,
Иль тяга к политической борьбе, –
А повод важен только для тебя.
Пожалуй, скроем
навеки
то, что двигало тобою,
И опыт без остатка посвятим
Тому, кто любит нас один…
Наедине с Любимым,
поэт, ты наг.
И ускользает тело
в погоне за неведомым пределом.
Заря. Свеча погасла. Ночь ушла.
Тетрадь полна словами. Жизнь прошла.
***
Скажу ли заведомо глупость?
Пойду ли бездумно на риск?
Двусмысленность вечна, как грубость.
За души сражается сыск.
Кто как её, душу, спасает –
Ты повремени, не суди.
Кто вызов невольно бросает,
Кто вольные строфы твердит
В уме. Кто покой сохраняет
Для будущих тайных трудов,
Кто, родины чувства не зная,
Бесследно исчезнуть готов –
Чтоб где-то опять возродиться –
Не здесь, ради Бога, не здесь!
Чтоб в пращура переродиться,
Чтоб снова бесценную весть
Нести о Едином, Незримом,
О братстве без тени стыда.
Жалеть ли о невозвратимом?
Назад? Ни за что! Никогда!
***
Последняя осень
опять – как всегда – наступает
и сумрачней воздух набрякший
И полный цикад
и шум наборной
как ни странно
совсем не мешает
забыться, и скрыться во времени,
мыслью вернувшись назад
живу как в прихожей
и с бременем временной роли
я жду – не придёт ли мгновенье
которого жду
природа – покуда – меняет наряд
и безвольно
сдаётся на лесть увядания…
[1] «В тёмную ночь» Хуан де ла Круз