ЧТО В ИМЕНИ ТЕБЕ МОЕМ
Авторитет и широкая известность, как в еврейском, так и в нееврейском обществе, привели р. Исроэла Фридмана к участию (вымышленному или реальному) в трагической и кровавой истории. История эта случилась в 1838 году и получила громкую огласку как «Дело о еврейском самосуде в Подолии или Ушицкое дело». Известный историк С. Дубнов, публикуя документы об этом инциденте, предварил их следующим пояснением:
«От бесправной массы, замкнутой и обособленной, не знавшей языка того государства, которое зачислило ее в состав своих подданных после раздела Польши, русское правительство Николая I потребовало отбывания воинской повинности натурою. Еврейские родители должны были отдавать своих сыновей на 25-летнюю военную службу в далеких восточных областях государства, в чуждую враждебную среду… Люди всеми способами уклонялись от несения этой незаслуженной кары. Утаивались ревизские души, подделывались документы, рекрутов … прятали от зоркого ока «ловцов». Но нашлись «мосеры» – профессиональные доносчики из среды евреев, которые ради денег или из мести сообщали властям о подобных проделках отдельных лиц или кагальных управ. Возмущенный народ иногда расправлялся с этими «мосерами» своим судом: их избивали или даже убивали…
<…>
Такова подкладка … «Ушицкого дела» 1838 – 1840 годов. По Высочайшему повелению, 80 евреев из разных местечек Подольской губернии были преданы военному суду по обвинению в убийстве двух доносчиков – Оксмана и Шварцмана…»[1]
Тут следует сказать, что, если представителей других народов в Российскую армию призывали в возрасте 18 лет, то евреев – с 13-ти. Власти рассудили, что, коли религиозное совершеннолетие в еврейских общинах считалось с 13-ти лет, то рекрутов можно набирать с 12-ти лет – видимо, чтобы их не успели женить. Понятное дело, что такое варварское решение многократно усиливало общий трагизм ситуации. Тем более что «ловцы», хватавшие уклонявшихся от службы подростков, возраст определяли не по документам, а на глаз. И в рекруты попадали не только тринадцатилетние подростки, но и десятилетние и даже восьмилетние мальчики, если «ловцам» они казались достаточно подросшими.
В ходе следствия стали известны ужасающие подробности. Шмуля Шварцмана, жителя Новой Ушицы, назначенные кагалом убийцы заманили в баню, там убили, тело расчленили, а части сожгли в банной же печи. Оксмана, портного из соседнего местечка Жванчик и фактора местного русского начальства, перехватили по дороге в губернский город (он встревожился из-за исчезновения товарища), убили, а тело утопили в реке. Когда тело Оксмана было обнаружено, в Новую Ушицу был срочно направлен полицейский следователь из выкрестов – инкогнито, под видом еврея-ортодокса, странствующего проповедника-«магида». Ему удалось выведать подробности, после чего подольский и волынский военный генерал-губернатор Д. Г. Бибиков распорядился об аресте, судебном следствии и последующем наказании 80 участников и соучастников преступления.
С. Дубнов пишет:
«…Начальники [Кагала – Д. К.] … будто бы получили одобрение от ружинского цадика Фридмана и дунаевецкого раввина Михеля…
<…>
Рассказывают, что 30 человек, «прогнанных сквозь строй», не выдержали шпицрутенов и умерли на месте экзекуции»[2].
Было ли со стороны Ружинского цадика прямое одобрение убийства, мы не знаем. «…Хасидский цадик Израиль [так у автора. – Д. К.] из Ружина, обвиненный в том, что он якобы дал «псак» (…раввинистическое разрешение) расправиться с доносчиками… При самом тщательном расследовании обстоятельств дела вина… не была доказана…»[3]
Тем не менее, судебные власти р. Исроэла арестовали. В тюрьме он провел почти два года – двадцать два месяца. После освобождения он вернулся в Ружин, однако жизнь его резко переменилась к худшему. Отныне начальство относилось к нему с большим подозрением. О почтительных визитах за советом более не могло быть и речи, зато регулярные набеги чиновников, обыски, вызовы в губернскую управу, неусыпный полицейский контроль – все это сделало жизнь Ружинского адмора весьма тяжелой. В конце концов, вместе с семьей р. Исроэл Фридман переехал в Бессарабию – в Бендеры, затем в Кишинев. Однако и здесь его не оставляли в покое. Ружинский ребе бежал за границу – на Буковину, принадлежавшую тогда Австрии. Еврейский историк Самуил Городецкий пишет по этому поводу:
«Бегство Ружинского цадика за границу еще более усилило подозрительность русского правительства, и оно стало добиваться возвращения его, как если бы он был политическим преступником. Бессарабский губернатор сильно притеснял жившую в Кишиневе семью рабби Исроэла и грозил ей всякими репрессиями, если она не склонит беглеца вернуться в Россию.
[1] Пережитое. Сборник, посвященный общественной и культурной истории евреев в России. Т. I. 1908, раздел «Документы и сообщения». – С. 1 – 2.
[2] Пережитое. Сборник, посвященный общественной и культурной истории евреев в России. Т. I. 1908, раздел «Документы и сообщения». – С. 7.
[3] Йоханан Петровский-Штерн. Евреи в русской армии. 1827 – 1914. М.: Новое Литературное Обозрение, 2003. – С. 57.