САГА О ПИТЕРСКОМ ДЯДЕ САШЕ И О ПРИВОЗЕ
Недавно обсуждали радости одесского Привоза – фантастические изобилие, характерных тетушек и так далее. И я не могла не вспомнить большого любителя Привоза – питерского дядю Сашу.
Дядей он никому не был, а был он вторым мужем моей маменьки. История их союза заслуживает рассказа. Встретились они по обмену: маменька хотела меняться в полном раздрае после тяжелого развода с моим отцом и желала избавиться от всех воспоминаний, а дядя Саша был совершенно потерян: он похоронил маму и тоже хотел поскорее все изменить и как-то жить по-новому…
Дядя Саша был блокадным ребенком – они выжили, потому что его матушка нашла у себя в кладовой большую забытую банку гусиного жира с жареным луком. Вот от чего зависела жизнь… но лук он всю жизнь не мог ни есть, ни нюхать, мы готовили ему без лука.
Они выжили – но война догнала его уже после победы. Группка детей нарвалась в лесочке на мину… Саша остался жив, но потерял зрение и левую кисть. Он не сдался – и школу закончил по Брайлю, и поступил в университет. И наверное там была героическая мама… Тут медицина вернула ему часть зрения – в толстеннейших очках, но он видел. Закончил университет и пошел в аспирантуру по философии. Затем работал в РАН философом (звучит, конечно, интересно), его статьи печатали, идеи был плодотворны,темой исследований была философия науки. ему поручали проводить какие-то симпозиумы, и у него получалось. Так он дожил до 40 лет. Но без мамы ему стало тяжело и плохо.
Итак, он пришел смотреть квартиру по обмену. Маменька моя напоила его чаем, а он за чаем читал ей Пастернака и Цветаеву. Пастернак и Цветаева сразили маменьку не хуже стрел Амура. Хотя внешне, в отличие от статного красавца моего отца, дядя Саша был похож на игрушечного бегемотика в толстых очках. Но он остался у нее в тот вечер..
Утром она ушла на службу, а вечером обнаружила его у себя с вещами. Оказалось, что он как порядочный человек совершенно не мыслил и вообразить не мог другого исхода, кроме женитьбы – «после того, что между ними было». Маменька удивилась, умилилась, и… согласилась.
В результате они сменяли обе своих однушки на хорошую квартирку в центре – в тихом сквере возле Суворовского проспекта. И они прожили 25 лет. Она перепечатывала его труды, сначала на машинке, потом на компьютере – у маменьки было замечательное свойство, она никогда не говорила «ой, я это не умею», она говорила «а ну покажи, как!» и освоила компьютер и почту в достаточном объеме для хранения его трудов. Перепечатывая его статьи, она постоянно изумлялась: «вот все слова вроде знакомые. А вместе – ну ни х не понять!» Ее это восхищало, как все умное.
Союз благотворно повлиял на маменьку – она перестала орать и кидаться на людей, и только если кто-то обижал (или ей казалось, что обижал) дядю Сашу – она взмывала на метле и пикировала на обидчика. Вся эта культура, Ахматова и Бродский и вот это вот все, ей жутко импонировала. А говорить с ним было действительно интересно – он много знал, много читал и про войну говорил спокойно, без пафоса и без истерик…
Дядя Саша радикально исправил ее мнение о питерских интеллигентах. Дело в том, что маменька понаехала в Питер из Бессарабии, где еще встречались люди с высшим румынским образованием. Это означало безукоризненные манеры, 5-6 живых языков и еще сколько-то мертвых, римское право и так далее. А в Питере она пошла работать инженером на фабрику не то красные зори не то светлая жизнь, часы там делали. Часы тикали, отмеряли жизнь. И все инженеры были, конечно, с высшим. Маменька была просто потрясена их невежеством и невоспитанностью. Один коллега и начальник считал, что летучие мыши это сказка, вроде русалок. Он же не верил, что в разных местах рассвет и закат происходят в разное время. Как же ты диплом получил? – лоражалась маменька. Как все, через ресторан, безмятежно отвечал тот. Она побывала у них на дачах в дивном дремучем сосновом лесу, и нигде не находила домика с косой крышей во дворе. А куда ж тово?.. – поражалась маменька. Так вон же лес рядом, – удивлялись интеллигенты.
Так что дядя Саша репутацию питерских буквально спас!
Ну и летом они приезжали в Одессу. Правда, дядю Сашу смущали наши одесские вопли, ведь одесситы вопят и галдят, совершенно без агрессии, и он немного пугался. И тут же шел на Привоз. Он был неплохо обеспечен – зарплата «академика», плюс инвалидная пенсия, по российским меркам ничего особенного, но для нашей южной нищеты это было солидно… а в сочетании с ценами на Привозе – сражало питерских наповал.
Как блокадник, дядя Саша совершенно не мог вынести, если в морозилке было свободное место: он забивал морозилку мясом с плотностью нейтронной звезды. Но Привоз очаровывал не мясом, главный экстаз – ароматное копченое сало, грудинка, почеревок… Толстенные пласты нежнейшего розового сала с прослоечками мяса, дядя Саша тут же приобретал «своих » тетушек, которые, завидев его, сиренами звали «иди ко мне, солнце, попробуй » (эта манера обращения несказанно изумляла его питерскую чопорность). Вторым экстазом была соленая козья брынза, которую надо было «ложить» на свежую белую булку, намазанную домашним маслом – «пробуйте мое масло», желтое и душистое.
Об овощах и фруктах я уже и не говорю. Когда дядя Саша впервые попробовал степной помидор – он возопил: он же сладкий! Степные помидоры растут горячими, они действительно сладкие, и если вы их не пробовали, то вы не ели помидор…
Ходить на Привоз был не просто поход за продуктами, это был экзотический момент счастья от изобилия (особенно если сравнивать с питерскими ценами), и чудесное общение с ласковыми титоньками в белом накрахмаленном, которые его сразу полюбляли, узнавали и привечали с южным радушием и непосредственностью. А копченая скумбрия совершенно золотого цвета, с икрой внутри! А гефилте фиш «как у мами» – и это была правда, а фаршированная шейка, нежная как облачко… Домашние колбасы колечками с упоительным ароматом копченья и чеснока!… их просто хотелось схватить и рвать зубами! Никто не резал эту колбасу пошлыми кружочками – завладев колечком, счастливец впивался в него!
Были еще соленья – бочки белоснежной капустки с хреном, розоватой украшенной клюквой, всех видов и сортов квашеные помидоры, от которых попробовавший покупатель издавал стон, и огурчики разных засолов, и бочки с мочеными арбузами, и домашнее молодое вино «изабелла» – не описать и не перечислить!
Уезжая, они увозили в Питер кусман копченого сала величиной с кирпич, и там всю зиму смаковали тонкими ломтиками. И брынзу, упакованную в бумагу (считалось, что бумага хорошо хранит холод).
Шли годы. Но однажды астма схватила маменьку за горло, и скорая не успела. Без нее дядя Саша прожил два года, стремительно превращаясь в овощ. И тихо угас. Врачи сказали, что его мозг пострадал давным-давно, еще от того взрыва 60 лет назад. Оставался только маленький участок. С ним он и жил. Вот такое вам колесо Сансары. Не знаю, зачем я это пишу, но я последняя их помню…