Гольдберг. Вариации
1
Ночь чрезмерна, как подстрочник.
Ночь надменна, как сверхсрочник.
Ночь ущербна, как свеча.
Ночь раздаривает ласку,
Ночь рассказывает сказку,
Сказку с царского плеча.
В этой сказке нет героя.
Кубок выпит, пала Троя,
Вифлеем и Дейр-Ясин…
Ночь обновки примеряет,
Слово Божье повторяет
Прирученный клавесин.
Вол разбуженный вздыхает,
Ночь усталая стихает,
От луны осталась треть.
Темнота закроет двери,
У дверей столпятся звери –
На младенца посмотреть.
2
И темнотой кустов,
Робостью снов овечьих,
Окриками постов
Птичьих и человечьих,
И в темноте, устав
От немоты ответа,
Смотрит на нас, привстав,
Сгусток живого света.
Он это или я?
Имя чужое вытку,
Ночи строчит швея,
Шьет на живую нитку.
Все, что сейчас и здесь…
Выронил в свет дары я,
Плача благую весть…
Кто там пришел, Мария?
3
Ночь, где ничья не шагала нога,
Лжет, примеряет свои жемчуга,
Меряет черного бархата платья,
И темнота раскрывает объятья…
Ночь, где ничья не ступала нога –
Разве ничья? А нога Пастернака? –
Лжет, дожидается тайного знака –
Птичьего плача, рыданья ручья,
Бабочки черной, летящей на свет…
Ночь, что темнее за час до рассвета,
Ночь, у которой всегда есть ответ –
Даже когда и не нужно ответа.
4
Полтаблетки валидола –
И, колесико крутя,
То закашляет «Спидола»,
То заплачет, как дитя.
Где ты, Гольдберг? Гольдберг, где ты?
Нитку звука прикуси.
В кокон шороха одеты
Все ведуты и вендетты,
Тихий голос Би-Би-Си.
Храпом ночи одиночной,
Прахом мелочи ночной,
Слухом скважины замочной,
Неразборчивой, заочной,
Вздохом музыки ручной…
Потерялся ключик речи,
Золотой скрипичный ключ,
Кто оплачет горечь встречи?
Кто, как рысь, облапит плечи,
Неуступчив и колюч?
Между вечностью и прахом
Тучной ночи вещество,
Между трепетом и страхом,
Между Гольдбергом и Бахом
Неразменное родство.
Хрустом чашечки коленной,
Горьким воздухом давясь,
Повелитель речи пленной,
Между мною и вселенной
Непростительная связь.
***
Январь кипит энтузиазмом,
Живым, как медный купорос,
И бредит праздничным маразмом
Металлургический мороз.
Ему под стать фабричный воздух,
Он с ним давно накоротке,
Он небо в генеральских звездах
Выгуливал на поводке.
Он так скрипуч, скуласт и колок!
Он рассылает вглубь дворов
Шеренги пластиковых елок
И грозди золотых шаров.
Ему бы все гуртом и строем,
Он в трубы медные трубит –
Мы наш, мы новый мир построим
Из старых страхов и обид,
Из старых снов, из правды старой,
Которую на снос пора
С макулатурой, стеклотарой
И прочей музыкой двора.
Приходит ночь на мягких лапах,
И укрывают до зари
Вчерашней правды трупный запах
Неприбранные пустыри.
Но между рам обноски ваты
И лампочка в пятнадцать ватт
Ни в чем, ни в чем не виноваты.
Никто ни в чем не виноват.
***
Это утро на твердую тройку
С сигаретой потухшей во рту
Завернет в магазин и на стройку,
Перепутает карты в порту.
Прогремит то составом товарным,
То контейнером в заднем дворе
И каким-нибудь планам коварным
В подковерной потрафит игре.
Как ты мог, как ты мог полюбить это,
Это счастье за ломаный грош?
Эта жизнь недостойна эпитета,
Да и сам-то ты тоже хорош.
Препираясь с зажравшейся дворней,
На оценки и выводы скор,
Только сытого рабства позорней
Снисходительный барский укор.
***
Прочищает гортань артобстрела
Грозовая далекая дрожь.
Эта правда давно устарела,
Повторение хуже, чем ложь.
Облака отправляются в стирку,
Если выпито небо до дна,
Проживешь свою жизнь под копирку,
А она в самом деле одна,
А она в самом деле родная.
Если так, то чего же мы ждем?
Шаг вперед – и стоишь, как Даная,
Молодея под майским дождем.
***
На разгрузку идет состав.
Жизнь прошедшую пролистав,
Все цитаты ее, длинноты,
Голос пригородов, застав,
Возраст трезвости, ледостав,
Отголосок щемящей ноты.
Время движется напролом.
Что там прячется за углом?
Что от жизни твоей осталось?
Стеклотара, металлолом,
Неразбавленный свет, усталость.
Гаснут дальние фонари
В брызгах тусклого перламутра.
Индевелые пустыри,
Сизо-белые – посмотри,
Как идет им седое утро.
***
Илья-пророк в плаще разорванном
Ночь распахнуть, как храм, помог нам,
Рокочущим трехглазым вороном
С размаха полоснув по окнам.
Считаем до пяти – и валится
С небес железная поленница,
И задыхаясь, в окна пялится
Тысячелетней сплетни пленница.
Считаем до пяти – и с грохотом,
В глаза вонзая брызги света,
Рыдает ночь, и врет, как плохо там,
И ждет слепящего ответа.
Считаем до – и в небе трещина,
И молния – как Божий окрик,
И откровение обещано
Волос, и губ, и веток мокрых.