Включая погоду
Осень дождиком асфальта
Полирует зеркала.
Высоко гуляют альты:
Сбор звонят колокола.
И старушки, платья в листьях,
По бульвару в рыжий гул.
Тополя в шубейках лисьих,
Как почётный караул.
Ветер зонтики уносит,
И вызванивает сбор.
Воскресенье. Праздник. Осень.
И Владимирский собор…
Залив Пеликанов
Инне
Залив Пеликанов, вода с бирюзой,
Небес голубая лагуна,
На облаке белом охота с борзой
И белой кобылой драгуна.
А бриз декорации ставит гуськом,
Картина сменяет картину,
И белые рыбы идут косяком,
Толкая в корму бригантину.
Зелёные зонтики, пляж золотой,
Детишки, песочные замки,
С охоты драгун поспешает домой,
Платочками машут пейзанки…
И даже поверилось где-то на миг,
Знать, вновь в простодушье сердечном…
Мы молоды снова с тобой, mon ami,
Навек в этом празднестве вечном.
Тост
Моя душа, случается, хандрит,
то цвет изменит, как александрит,
то станет вдруг прозрачнее медузы,
то пламенеет, как на старте дюзы.
А я с душой отменно терпелив,
вникаю в многоцветный перелив,
и вывожу свой градус перегрева
из генеалогического древа.
Но тело тоже иногда хандрит:
бессонница, мигрени да артрит,
всё тоньше кожа, медленней нейроны –
оскудевают средства обороны,
ветшает храм, и скоро “свет туши”…
Так выпьем за бессмертие души!
Конец света
Сегодня мне совсем не весело,
Смотрю, а солнце ноги свесило,
Сидит на жёрдочке качается,
Ну как от страха не отчаяться?
Не дай-то бог светило сверзнется,
Погаснет память, моя сверстница,
И время встанет… не намеренно,
А потому что мной не меряно.
И мира нету без радетелей,
Суда присяжных и свидетелей.
Mea culpa
Меня упрекали во всём, окромя погоды…
И. А. Бродский
себя упрекаю во всём включая погоду
и не зависящие от меня обстоятельства
и то что счастливого случая ждал по году
и с неприятелями часто приятельствовал
и то что только в молодости и был молодым
и то что состарился клятве своей вопреки
и то что женщинам не раз говорил погодим
и то что хотел в поэты а попал в дураки
похоже оставлю после себя пустое место
отверстие как говаривал Иосиф Бродский
копия фона тихий час и сиеста
молоком по белой бумаге наброски
но электрический ток есть движение дырок
предсказано а теперь и на плёнку отснято
если отречься от ругани и придирок
пустое место бывает свято
Я отвык от зимы
Я отвык от зимы,
от её белоснежных красот,
от мохнатых снежинок
и ветра студёного от,
и от стужи в трамваях,
в троллейбусах, даже в метро,
и призывов попутчиков:
врежь ему в ухо, Петро!
и оттаявших пальцев,
и боли, сводящей с ума,
от сугрева гидролизным
и пирожком из дерьма,
от вонючих носков,
что на рёбрах дымят батарей,
и от шёпота: слышали,
этот Высоцкий – еврей?
мы теперь отогрелись…
здесь лето всегда и жара,
и нередко, однако,
нас местная ест мошкара,
ест без разбора,
будь ты иудей, будь эллин,
и веришь хоть в бога,
хоть в чёрта, а хоть в Мэрилин,
ты плати, знай, налоги,
и это свободы цена!
а рабство вернётся,
когда опустеет казна.
Игра
Свалилась ночь, вот уже и темно, хоть глаз выколи,
Поскрипывает гамак, вокруг снуют привидения,
В кустах что-то шуршит. Ёжик? Но запах выхухоли,
Залаял пёс, срываясь на визг от избытка бдения.
И вчера срывался и, наверно, сорвётся завтра.
Вспыхнуло окошко, вышел сосед с пивом и нардами,
Помусолили малость “момент”, но так, без азарта:
Что общего между лемурами и гепардами?
Нас сблизила бессонница и преданность собакам,
Моя теперь там, под крылом Франциска Ассизского.
Соседский пёс уткнулся в руку… тоскует, однако,
Вот я ему дважды подружку уже и отыскивал.
Вновь пришёл мой черёд бросать окаянные кости,
Но я не в ладах с удачей в любой на удачу игре,
“Вам везёт, как могильщику на забытом погосте”, –
Пошутил бы, мне кажется, господин комиссар Мегре.
Кстати, о комиссарах, у меня есть будёновка:
Тень угасшей звезды, в небеса указующий палец…
На подкладке: “Байково, улица Миллионовка,
Боец Иванов”. Нитки истлели, но буквы остались.
Сосед построился. Я опять расставляю пешки,
Молюсь Фортуне с Гермесом истово, без передышки.
Пёс устроился под холстом, натянутым на вешки,
А я всё бросаю кости, пустышки, одни пустышки…
Замечательно!
Спасибо.