22(54) Фаина Судкович

   

Непрожитый июнь

Непрожитый июнь развевается знаменем лета.
Как прожить мне его, как пройти мне его без потерь?
Я ступаю с опаской, в прозрачное платье одета,
Затворив за собою весеннюю дверь.

В этом странном июне всё чаще меня не хватает
На короткие ночи, и морок, и ветер. Во сне
Собираю мороку, как будто морошку, с куста я.
То ли жду не того, то ли просто грущу о весне.

Всё случается быстро в забытом дождями июне,
Возвращается тот, кого ждать больше не было сил.
Мне принёс его ветер, что рвал и метал накануне,
Вместе с бурей песчаной, которой никто не просил.

Кто же знал, как хитро и причудливо здешнее лето!
То туман, то ветра, нет покоя от их череды!
Я ждала не того, но теперь я не помню об этом.
Ухожу, а прожитый июнь заметает следы…

Hаедине c войной

Поселилась во мне война.
Потеснила меня во мне.
Я – одна, и война – одна.
Мы с войною – наедине.

Так живём мы который день
в вечных спорах – кто друг, кто враг.
Я – кремень, и война – кремень,
но и порознь нам никак.

Так, глядишь, проживём и век,
Я – с войною, война – со мной.
Для того ли я – человек,
Чтобы век коротать с войной?

Только где же мой светлый мир?
Только где же мой мирный свет?
Мне с войною и свет не мил,
Да и мира в помине нет.
Не укрыться, не убежать
В тихий край и в чужие сны.
Даже в бешенстве не разжать
Мёртвой хватки своей войны.

Страшен мир, где война вокруг.
Для меня же страшней вдвойне
цепь из намертво сжатых рук,
заключивших войну во мне.
Поселилась во мне война…

***

Я думаю на русском языке.
Мне никуда от этого не деться.
От первых снов осознанного детства
и до сегодня. В маленьком мирке,
что по старинке назову душой,
я думаю знакомыми словами
о вечности, о глупостях, о маме,
о сыновьях, о каждой небольшой
своей удаче, если не спугну.
И о любви. А если вдруг заплачу,
по-русски буду плакать, не иначе,
и проклинать бесовскую войну,
где мой язык, жлобами взятый в плен,
ещё вчера великий и могучий,
поруган, изнасилован, замучен.
Но не убит. Под воплями сирен
он онемел от злобы без границ,
зияющей на знамени позорном,
от буквы z, последней, подзаборной,
чужого алфавита – для убийц.

Но если мой родной язык в плену,
не мне ли вызволять его словами
о вечности, о глупостях, о маме,
о сыновьях.
И проклинать войну.

Так бывает

Так бывает, твой мир вдруг свивается в кокон,
очень маленький, тесный, шершавый внутри.
Ни открытых дверей, ни распахнутых окон.
Ни Лазурного моря. Ни садов Тюильри.

Ты пытаешься втиснуться в новую кожу,
и принять, что другого уже не дано, –
только мир-понарошку, на кокон похожий,
только мизерный домик, слепое окно…

Там внутри, в темноте, все становится тише,
даже шорохи сердца и дробь позвонков.
И кричи – не кричи, всё равно не услышат.
То ли стены – глухие, то ли голос – таков.

Так бывает, что в теле, как в маленькой печке,
прогорают дрова. И подкинуть – невмочь.
И бессмыслен мирок, заключённый в аптечке.
И бессмысленным утром кончается ночь.

Ты твердишь: «Не бывает, чтоб так беспросветно!»
Обживаешь свой кокон, меняешь прикид.
Даже в зеркало смотришь и еле заметно
улыбаешься сердцем, в котором болит.

Да, болит. Но когда-нибудь надо решиться,
Распрямиться, чтоб стало совсем невтерпёж.
И расколется кокон на камни – крупицы…
Ничего. Были б камни. Ты их соберёшь.

На полуслове

Мой любимый умер на полуслове.

Он ещё говорил, у него ещё наготове
были фразы. И он ничего не заметил,
говорил. Смотрел, как курчавится ветер
в моих волосах. Как меняется небо
у меня за спиной. А мне в тишине бы
посмотреть на него и, быть может, заплакать,
развести эту глупую, бабскую слякоть…

Вот тогда бы он понял, наверно, что умер.
Не исчез, не скурвился, не обезумел.
Просто стал утраченной каплей крови.

…Мой любимый умер. На полуслове.

Когда не пишутся стихи

Когда не пишутся стихи –
Пишите прозу.
А если проза не с руки –
Так баба с возу.

Читайте авторов других
Неторопливо
И критикуйте бедных их
И в хвост и в гриву.

– Ах, эта рифма так проста,
и вся – в глаголе!
– А вот инверсия, и та
Кривая, что ли!

– Ни новых форм, ни точных слов –
Сплошные штампы,
А из любви струится кровь,
Как… свет из лампы.

И что ни автор – норовит
Увековечить,
Как на развалинах любви
Сгорают свечи.

И капля воска, как слеза,
(Что характерно),
Бежит по сердцу прямо за
Тоской безмерной…

Зимой, конечно, холода,
А в небе – птицы.
А если дождик, то всегда
В окно стучится.

Весна – красна, а ночь – темна,
А жизнь – прекрасна,
И о любви поёт струна.
Одна. Но страстно…

Прочтешь немного и поймешь,
Как откровенье,
Всё то, что сказано, – не ложь,
А… сочиненья.

Но муки творчества глухи
К напрасной прыти.
Когда не пишутся стихи –
…И не пишите.

Комментарии

  1. Автору стихи явно пишутся, и пишутся хорошо, умело. Да что там – талантливо.
    А ведь это, едва ли, не дебют в “Артикле”. Странно, но радостно.

  2. Стихи Фаины Судкович – до боли пронзительные, и в то же время очень нежные и трогательные…

  3. Замечательные стихи. Ггубокий смысл, отличные рифмы, оригинально, азартно. Приятно читать и перечитывать. Спасибо, Фаина! Запомню Вас.

Добавить комментарий для Борис Фельдман Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *