Магическая мерка интереса
Не приезжай. У нас теперь печаль.
Одна печаль. До нас такая даль,
Что круглый год у нас неурожай,
Распутица, пожар… Не приезжай!
Не то сопьёшься, пропадёшь, сгоришь.
Здесь лет не помнят и не чинят крыш.
А наш народ без камня за душой.
Здесь бьют ногами. Здесь нехорошо
В недобрый час оказываться. Жаль
Рождаться. Два ножа – не приезжай! –
Здесь друг о друга точатся, визжа,
И волка кормят розовым с ножа
Бедром, и гладят лёгкою рукой.
Здесь тишина сменяется такой
Рекой-тоской – ни брода, ни моста,
Ни мне тебя, ни на тебе креста…
И затвердеет белая рука
На волчьем горле. И – полынь-река!..
Тогда придёт иная тишина.
С такой под сердцем верная жена
Находит небо, полное камней.
Пустую землю. Новый крест на ней.
Елена Зуева
В каждом сколько-нибудь удачном художественном произведении очевидно присутствуют два компонента: назовём их фактическим и магическим. Разумеется, эти названия условны. Фактический — то, что мы, посторонние потребители, можем исчислить и учесть, например, количество слов в тексте, или приверженность автора грамматическим правилам, или жанр, или тема произведения. Магический же компонент — то, что можно назвать, хотя учесть невозможно. Собственно говоря, это именно то, почему произведение нравится.
Эта двухкомпонентная структура характерна не только для литературы, но и для любого вида искусства. Сравним с музыкой: нот всего семь, в нотном стане только пять линий – а многочисленным дирижёрам и оркестрантам всегда находится работа. В литературе все слова (ну, или почти все) перечислены в больших толковых словарях, — и каждый год бесчисленные авторы производят всё новые опусы. Желаете стихов? хотите прозы? – пожалуйста, в нынешнем году уже написано немало, в будущем – станет больше.
Во всяком ли тексте есть мистический (или магический, если это слово нравится больше) компонент? Да, в любом, автор или составитель которого прилагал умственные усилия, чтобы подобрать подходящие слова, сочетать их в предложениях, а предложения сделать носителями мысли. Особенно это заметно в поэзии. Магический компонент – это то, что побуждает опытного читателя отличить высокую, на его взгляд, поэзию от стихотворной версификации. К примеру, стихотворение, вынесенное в эпиграф этой статьи. Его написала студентка Литературного института. С тех пор прошло много лет. Она не стала знаменитой, и даже популярной поэтессой не стала. Я потерял её из виду. Скорее всего, её судьба сложилась непросто – этого можно было ожидать тем, кто её знал. Но в приведенном стихотворении магический компонент явственно присутствует.
Мы можем сосчитать слова и знаки в тексте, можем грамматически выверить его, можем пересказать чужой текст своими словами. Но, вообще говоря, мы не заинтересуемся текстом, если он не вызывает нашего интереса, и не придём в восторг от написанного, если написанное не вызывает у читателя восторга. Вот это самое «вызывание интереса» или «вызывание восторга» и есть магический момент или компонент – в отличие от иного, грубо материального, который можно также назвать производственным или техническим.
Магическое (или мистическое, если больше по душе этот термин) отличается от технического невоспроизводимостью, не повторяемостью. Для магии физические законы, определяющие действие и его результативность, ещё не сформулированы, и пока неясно, могут ли они быть сформулированы вообще. То, что делает один технический специалист, в состоянии сделать и другой, независимо от того, как их обоих зовут. И даже несведущий человек, изучивший технические инструкции, в состоянии приобрести необходимые знания и навыки – и сделать то же, что делают специалисты. То, что делает один маг, другой маг повторить, как правило, не может, а уж несведущему человеку не помогут никакие магические инструкции – да и требуемые продуктивные инструкции пока не составлены. На примере литературы это отчётливо заметно. Ну, хотя бы так: войдите в книжный магазин и посмотрите на полки. Рядом могут стоять несколько книг, у которых и шрифт, и размер, и бумага похожи. Все новёхонькие. Но одну их них вы читали, либо хотя бы слышали о ней, и она вам понравилась, а другие не читали, да и читать не станете. В лучшем случае бегло просмотрите их – и вернёте на место, в обычном же случае даже с полки не возьмёте. А ведь в эти книги вложено не меньше труда авторов, редакторов, типографов, грузчиков, переплётчиков и продавцов книг, чем в ту, которая вам понравилась, и ради которой вы, купив её, расстались с несколькими своими трудовыми шекелями, долларами или рублями. В чём же основная разница между выбранной вами книгой и её отвергнутыми соратницами? Выбранная вызвала ваш интерес.
Здесь мы встречаемся с двумя парадоксальными, на первый взгляд, явлениями литературного процесса: радиации подобной составляющей магического компонента и разжижением нынешней литературы.
Так же, как радиация, невооружённым глазом внешне незаметна способность автора формировать мистический компонент из элементов обыкновенной речи. Эту способность можно назвать талантом, мастерством, одарённостью, вдохновением – или иными терминами, позаимствованными из словарного набора критики. Но длительное знакомство со многими разными людьми, располагающими такими качествами, позволяет предположить: чем сильнее эта способность выражена, тем уязвимее личность носителя в жизненных перипетиях. Так, слабая радиация имеет лечебное действие, а более сильная – уничтожающее. Поверхностным объяснением подобного явления в литературе может служить синонимичность (не абсолютная) понятий «вызвать интерес» и «задеть за живое». Второе понятие выглядит по смыслу его несколько уже, но глубже первого. Автор, задевая за живое читателей-соотечественников, сам рискует оказаться жертвой активного недоброжелательства тех, кто имеет власть и возможность физической мести за художественное слово. Например, недавно раскрылось, что популярный литератор Дмитрий Быков был отравлен, причём организовали это люди, получающие государственное жалованье. За что? – за некоторые стихи. Так мстит социум, задетый за живое. Этот социум может приобретать конкретные облики и имена, как в данном случае, а может оставаться анонимным: так умерли несомненно талантливые литераторы Валерия Новодворская, Александр Литвиненко, Анна Горенко, Михаил Юдсон, Моше Винокур, Михаил Генделев, Антон Носик, Слава Сэ. Умерли, так как не могли жить дальше.
Великое мастерство и значительные усилия требуются, чтобы вызывать сильный общественный интерес, не задевая интересантов за живое. Ещё большие усилия нужны, чтобы обуздать импульс, побуждающий вносить в текст магический компонент, без которого произведение мертво. И без того магический компонент не силён, но внесознательное чувство самосохранения побуждает ещё ослаблять его, чтобы не задеть за живое – кого же? – да в первую голову самого себя, автора, как интегральную часть социума.
В мельчайшей мере я ощутил это и на себе. Однажды в «Артикле» мне довелось написать десяток страниц о книге конкретной израильской писательницы. И автор она неплохой, и книга как книга. Но, видимо, задел за живое – для того и писал, разумеется. И получил в интернете гневную отповедь от её поклонника, который посвятил значительную часть своего текста не разбираемой книге и не проблемам, в связи с таким разбором возникающим, а моим личным качествам. И должен признаться – меня зацепило за живое; мне было приятно, будто с поджившей ссадины сорвали корочку. Так мало людей в мире интересуются моими личными качествами. Пусть ругают, поносят, лишь бы не забывали. Конечно, смешно рассчитывать, будто магический компонент моих произведений вызовет сколько-нибудь заметную реакцию в социуме – кишка тонка. Но написал же Виктор Гюго в «Человеке, который смеётся»: «Слону, которого ненавидит муравей, грозит опасность».
Второе явление, на которое я хочу обратить внимание читателей, заметно не сразу. Разглядеть его удаётся только после сравнения значительных текстовых массивов, написанных в разное время различными сочинителями. При этом его и отрицать очень легко – не существует, мол, такой проблемы, да и всё тут. И в самом деле, это явление — проблема преимущественно для потребителя. Производители литературы вправе не замечать её или даже благословлять. Эта проблема – «разжижение» современной литературы.
Для прояснения этой мысли воспользуюсь сравнением. Сравним, например, литературную работу с виноделием. Тогда громадное и разрозненное авторское сообщество будет представлено как виноградники и источники вод, редакторы и прочий обслуживающий выпуск изданий персонал – как давильни и бродильные чаны, а издательства – как винзаводы, разливающие порции чтива по ёмкостям и наклеивающие на них этикетки. Если вы купите бутылку вина, откупорите, — и вам оно на вкус покажется разбавленным – не беда. Можно попробовать другой сорт. Но если вино из сотен разнообразных бутылок окажется разбавленным, то у вас как потребителя возникнет резонный вопрос: связано это с общей технологией производства или обманывает собственный вкус? Причём выяснить, разбавлено ли вино, можно только в сравнении с другими его образцами. В таком случае критики оказываются в роли лаборатории, проводящей анализ содержимого книг, либо в роли дегустатора – доверенного лица потребителей, определяющего качества продукта эмпирически.
Смею утверждать – вкус не обманывает. Меняются методы производства, системы оценки качества и даже техника распространения и популяризации нашего художественного вина, то бишь долженствующих пьянить текстов. И эти изменения увеличивают число причастных к литературе авторов, повышают их самооценку и одновременно сокращают суммарные литературные трудозатраты всех участников издательского процесса в пересчёте на единицу выпущенной к читателям продукции.
Всякое сравнение – приблизительно. Вот и это таково же. Оно не должно означать ни того, что лучшие произведения современной литературы уступают таким же образцам прошлого, ни того, что некие злонамеренные вредители вливают вёдрами воду в литературные мехи. Но оно подсказывает, что становление сегодняшнего среднестатистического литератора требует от него самого существенно меньше труда, познаний, проявлений таланта и усилий, чем прежде (хотя бы пятнадцать-двадцать лет назад). И если так – усилия экономятся.
Издатели вынуждены соблюдать равновесие между тиражом и интересом предполагаемой аудитории, — и это равновесие весьма нестойкое. В результате тот массив современной литературы, который почитается актуальным в центре (например, в Москве и Питере), лишь частично совпадает с тем, который читают на периферии. Периферийные издания, даже если они способны представлять интерес для аудитории, но не удостоились внимания центра, как правило, остаются известными только там, где созданы. Особенно же это показательно для Израиля, где материальные условия жизни читателей в среднем лучше, нежели в России, но интерес к литературе — меньше.
Можно заметить, что мистический компонент создания читательского интереса обусловлен двумя факторами: личностью читателя и книгой. Чтобы прояснить влияние обоих факторов, попробуем изменять один из них, оставляя неизменным другой.
Бывают произведения, которые покупать приходится, которые к приобретению и чтению обязательны. Например, школьные учебники. Каждый, кто учился в старших классах средней школы, это помнит. Даже если в тексте содержалась прямая ложь – ученик обязан ознакомиться с учебником, утверждённым министерством просвещения. Были и произведения, обязательные к прочтению – например, включённые в школьную или вузовскую учебную программу. Каждый, кому приходилось готовить пищу в цивилизованных условиях, знает о существовании кулинарных книг. Каждый, кому приходилось пользоваться бытовыми электроприборами или персональным компьютером, знает о существовании инструкций к ним. Это вынужденное чтиво, независимо от того, нравятся ли вам как потребителю художественные достоинства используемого текста, или же они вызывают отвращение. Потребители различны, текст один и тот же. И мистический компонент один и тот же; в первом приближении это полезность данной книги для потребителя. Разумеется, потребители различны – и степень полезности разная для каждого, точно измерить её невозможно, да и не нужно; но насыщенность этого компонента текста, его вектор, его направленность подразумевались и были приняты во внимание авторами, издателями, рецензентами и продавцами.
Теперь сменим умозрительную ситуацию: пусть потребитель будет один, а текстов множество. И мы получаем в точности современное положение на литературном рынке. Если потребитель литературы сам не производит тексты и не вынужден сравнивать свои работы с чужими, то ему легче. Он приобретает или получает желаемые тексты в соответствии со своими потребностями, предпочтениями и возможностями, за деньги или бесплатно. Магический компонент произведения привлекает его, и если физический (технический) для него приемлем – устанавливается связь между человеком и книгой, а именно: хотя бы на короткое время потребитель становится её читателем.
Положение осложняется, если потребитель чтива (в данном случае – этого моего текста) сам оказывается в то же время и производителем текста. Тогда он внесознательно ставит перед собою задачу, о которую расколотили себе лбы многие начинающие предприниматели: нужно выпустить на перенасыщенный рынок товар, который будет пользоваться спросом. При этом автор, как правило, не задаётся вопросами: какой материал (жанр, стиль, идею) следует выбрать для своего товара, в какой форме (упаковке, соседстве) он будет подан потребителю, какова целевая аудитория, на которую выпуск рассчитан, и в чём заключается интерес потребителя именно к такому будущему товару? Увы, ответы на все эти и прочие подобные вопросы существуют лишь подсознательно; очень часто такие вопросы попросту не формулируются в процессе литературной работы. Текст оказывается написанным задолго до того, как подобные вопросы возникнут в сознании пишущего. И тогда вдруг выясняется, что основным потребителем готового товара является сам его создатель; написанное и опубликованное произведение даёт ему моральные основания причислять себя к писателям, в этом магический момент для него. Но этот магический компонент плохо доступен постороннему читателю, так как его читательский, — посторонний и вполне уважаемый, — интерес никак не учтён.
Иными словами, для автора в тексте значительная часть магического компонента сосредоточена в надписи на титульной странице – в его имени и фамилии. Они говорят ему о многом – это же и есть он сам! Они говорят ему о честных трудах, понесенных во время создания своего опуса, и о вероятной, но нереальной славе. А постороннему читателю эти слова ни о чём таком не говорят.
Оказывается востребованным труд того автора, который ещё до создания своего опуса (неважно, стихи это или проза, драматургический материал или очерк, роман или статья) подумал о том, кто, как и когда его труд востребует – и угадал. Фактически же — обеспечил магическому компоненту своего текста доступ к восприятию читателя.
То, о чём я пишу, может показаться схоластикой либо банальностью. Пусть! Вся надежда моя, что прочитает этот опус хотя бы один начинающий автор — и задумается: стоит ли трудиться над произведением, если оно никого, кроме автора, за живое не задевает? А прочитает хотя бы один маститый литературовед – и задумается: может быть, такое явление, как интерес, поддаётся качественной оценке, учёту и измерению? И пригласит меня – хотя бы поговорить об этом.