Ч А С Т Ь В Т О Р А Я
А в Черноморске стоял бархатный сезон. Неподалеку перекатывались волны прибоя. Плиты на набережной выдыхали накопленную за день негу. Погода благоприятствовала любви. Чайки тусовались и покрикивали, вели свои птичьи разговоры. Боря приходил в себя, притворяясь, что дремлет. Краем уха он слушал разговор двух пожилых очкенов, очевидно, совслужащих, разместившихся по соседству. По-стариковски, они говорили о девушках:
Она прекрасна, как Черное море в белую ночь…
Откуда я знаю, как выглядит море в белую ночь? Я и днем редко там бываю. У меня есть время? А главное, - у меня есть здоровье?
Я вас умоляю! Боря имел все основания убедиться, что находится именно в Черноморске. Как это стало возможно? - засомневаются критики, те, что из стукачей. Не знаем, признаемся мы. Непоследним человеком, оказывается, был брайтонский пенсионер Соломон Самуилович Пролетарьев, демиург высокой квалификации, специалист по нетрадиционной медицине, который никогда не выдавал своих профессиональных секретов по телефону.
Боря тем временем окончательно пришел в себя, и начал осматриваться по сторонам. И тут же увидел Зосю Синицкую. Прекрасную и удивительную, близкую и доступную, всего в нескольких шагах. Прекрасная и удивительная прохаживалась и, как полагается, тосковала. Изящный костюмчик. Парусиновые туфли. Юбочка чуть выше колен, вдохновенный профиль, взгляд устремленный в светлое будущее. Чуть выше правой грудки значок "ОСАВИАХИМа". Невеста! - не удержался от банального сравнения Биренбойм. Он, конечно, сразу ее узнал, хотя и видеть-то никогда не мог, поскольку книжка не содержала иллюстраций. Скорее почувствовал: Она! Оставался пустяк: найти предлог, чтобы заговорить с феминой.
Боря, впрочем, был в преимущественном положении, прочитав роман не раз и не два, что называется, от доски до доски, и поэтому знал, что лучший подход к этой девушке будет такой - он напросится столоваться! Корейко уехал на Восток, другие столовники не представляли реальной угрозы. Потенциальный соперник О. Бендер еще не нарисовался на горизонте со своею шайкою-лейкою. Биренбойм прикидывал, что у него в запасе оставалось страниц двадцать пять или тридцать, по понятиям эпического жанра срок довольно значительный. За это время он сможет понравиться Зосе. В конце концов, если дело будет, на первых порах, складываться слишком неудачно, он попросит Пролетарьева помещать его каждый раз на ту же исходную страницу, и начинать отношения с чистого листа, но с учетом опыта предыдущего общения: "Надо будет выспросить у Соломона, возможно ли такое". Главное было - проникнуть в дом, а там все будет разворачиваться как в сказке, в этом Боря не сомневался. Метод Пролетарьева заключался, кроме прочего, в том, что его клиент появлялся в литературном произведении в качестве если не главного, то во всяком случае не последнего персонажа. Сделать из себя героя-любовника в этой ситуации было проще простого. Чем Боря, в его положении, разумеется, и воспользовался.
Познакомились легко и естественно. Биренбойм, правда, не нашел ничего более остроумного, чем спросить (с неопределенным иностранным акцентом) как пройти к знаменитому обезьяннику, одной из главных достопримечательностей Черноморска. Зося принялась обьяснять, и даже взялась проводить, и еще через несколько минут они непринужденно болтали. Боря рассказал несколько забавных (хотя и слегка рискованных для первого знакомства) историй из жизни приматов. То, например, что и в обезьянском быту имеет место институт проституции, самки бабуинов сплошь и рядом отдаются самцам за бананы. Это ему в свое время поведал Марик, который, конечно, знал все и про бабуинов, и про бананы, и про вышеозначенные институты. Новой знакомой история, впрочем, понравилась, она мило смеялась. Они, тем временем, уходили все дальше, прогуливаясь, по набережной, таки, Черного моря, кормили с чаек и прочую морскую прибрежную комарилью, которая налетала все более, с неукротимым южным темпераментом и завидным аппетитом.
Зося вдохновенно рассуждала о наследии мировой романтической литературы, от Этель Лилиян Войнич до Ник. Островского, включительно. Боря отмалчивался, предпочитал больше слушать. Отношения с мировой литературой у него, как мы знаем, были зачаточными. Не получив в свое время систематического образования, Биренбойм выдергивал из контекста ежедневно видимого-слышимого какие-то дикие факты, и ими оперировал в беседах о литературе. Он, к примеру, действительно полагал, что Анна Каренина погибла под колесами поезда (киноверсия), и поэтому чрезвычайно расстраивался, в то время как, на самом деле, Анна благополучно вернулась в семью, к законному мужу Алексею Александровичу, и они уехали в деревню, так что переживать было особенно не о чем. Кроме того, как выяснилось совсем недавно, Анна, по многим приметам, баловалась морфием (намеки, якобы, разбросаны по книге тут и там, но это для тех, конечно, кто понимает), и это ее, по большому счету, и погубило. Также, Боря где-то услышал и запомнил, как в 1956 г. будто бы выяснилось, что Олег Кошевой вырос пассивным гомосексуалистом, и именно это послужило причиной фадеевского самоубийства. И, наконец, Боря путал Андре Жида с Андреем Ждановым, но это уже другая история. Поэтому вместо разговоров, чтобы не выставиться в невыгодном свете, он делал одухотворенное лицо, и произвел впечатление человека сдержаного и культурного.
Биренбойм, конечно, понимал, что в определенном смысле держит в руках билетик на повторный сеанс. Так или иначе, в отсутствие других кавалеров и еще не знакомая с Остапом Бендером, Зося Синицкая заинтересовалась Биренбоймом, несмотря на разницу в возрасте ("буржуазные предрассудки!") и изьяны фактуры ("в человеке главное душа!"). У нее было романтическое мировоззрение комсомолки двадцатых годов, кем она, собственно, и была. Новый знакомый ей, в общем, понравился. Он прилично одевался, вел себя корректно, был по-своему остроумен, рассказывал неизвестные анекдоты, сыпал комплиментами. Купил цветы. "Какой гадкий веник", - подумал Боря. "Он настоящий рыцарь", - подумала Зося. Или они подумали наоборот, теперь не припомнить. Руками не трогал, для Зоси это было важно, она не любила когда кавалеры ее трогают руками. Да он и не пытался руками! Для него главное было другое, - возвышенная экзальтация. За бесплатно такие девушки никогда в жизни его к себе не подпускали. А эта давала понять, что считает его компанию приятной.
Они провели вместе несколько часов. Боря-таки напросился обедать. Произнеся немало известных ему английских фраз и просто словосочетаний, он с самого начала представился Зосе, и впоследствии выдавал себя за американского бизнесмена неопределенного восточноевропейского происхождения, прибывшим в Черноморск по делам фрахтовой концесии. Это не вызывало лишних вопросов. В городе, как в добрые старые времена Порто-Франко, чалились проходимцы со всего света. Наркоминдел круглые сутки штамповал вьездные визы сочувствующим молодой пролетарской республике аферистам, прибывавшим в РСФСР по делам, с идеями и при деньгах, разворовывать природные богатства.
Но и первое свидание подошло к концу, потому что все хорошее имеет конец. Боря проводил Зосю до дома. Они попрощались многозначительным касанием рук выше локтя. О-о! Зайдя за угол, Боря позвал Пролетарьева, зажмурился, и через секунду обнаружил себя сидящим в сундуке, обратно в пролетарьевской квартирке на Брайтоне. Вылез из ящика, отмахнулся от задавшего скабрезный вопрос Соломона (Пролетарьев был "ужасно весел", с трудом держался на ногах, приплясывал на месте) категорически отказался от предложения выпить на брудершафт. Еще через пять минут Боря был на улице. Ветер океана задул, накатил порывом, освежив распаленную душу. Боря шел и улыбался встречным лицам. Что и говорить, нет слов, чтобы передать то волшебное ощущение, когда, п