7. ЗВАНЫЙ ВЕЧЕР С «РУССКИМИ»
    Еще одним проявлением полного непонимания Рабином чаяний репатриантской улицы стала встреча с русскоязычными журналистами в середине августа 1995 года. Состоялась она на исходе поста 9 аба в личной резиденции израильских премьеров, расположенной в иерусалимском квартале Рехавия. Идея была отличной — собрать в этакой интимной обстановке группу журналистов и за бокалом вина и изысканным ужином доверительно поведать им, как глава правительства неустанно печется о нуждах новых граждан страны. Сначала все шло в соответствии с этим планом: покуда журналисты собирались, уже пришедшие сидели с премьером в небольшом холле, за низким стеклянным столиком, пили холодный сок, кока-колу и действительно вели непринужденную беседу. Рабин вновь говорил о своей матери, уроженке России, о вкладе русских евреев в строительство страны. Когда наконец явились все приглашенные, нас позвали в соседнюю, тоже небольшую комнату, где уже был накрыт стол.
    Обстановка в резиденции главы правительства была вовсе не роскошной. Дом явно нуждался в ремонте, который начался, правда, только спустя полтора года, после прихода к власти Нетаниягу. Резиденция в Рехавии существенно проигрывала по сравнению с Белым домом или даже с «Блэер-хауз» — официальной резиденцией высокопоставленных гостей президента США, в которых мне предстояло неоднократно побывать в ближайшем будущем. Но в ней все же был свой шарм, заключавшийся в некоем сочетании официоза и интимности: старинной обстановки и небольших размеров комнат, низких потолков и дорогих картин израильских художников, занимавших почти все пространство стен.
    Среди приглашенных был министр абсорбции Яир Цабан; по-видимому, Рабин и его новый пресс-секретарь Ализа Горен предполагали, что нас в основном будут интересовать вопросы, связанные с абсорбцией. Такая позиция была продиктована все тем же непониманием запросов репатриантов и пренебрежительным отношением к их прессе, которую, как считали советники премьера, волнуют лишь узкие олимовские проблемы.
    «Ну, о чем поговорим?» — задал Рабин риторический вопрос, когда все уселись за стол и официанты начали разносить первую перемену блюд — оладьи в сметане с красной икрой. Было предложено и вино. Рабин выбрал красное сухое и только его пил весь вечер, хотя к последующим переменам блюд больше подходило белое десертное. Когда официант наполнил его бокал, премьер пригубил немного и выжидающе уставился на журналистов. И тут посыпался град вопросов, ни один из которых не имел к абсорбции ровно никакого отношения. Над Израилем витала угроза гражданской войны, сторонники правого лагеря выходили на массовые демонстрации, организация «Зу арцейну» в знак протеста против политики Рабина перекрывала десятки перекрестков по всей стране, раввины призывали религиозных солдат к отказу выполнять приказ о демонтаже поселений — в случае если он будет отдан. В такой обстановке новых репатриантов, точно так же, как и коренных израильтян, волновали не только машканты и трудоустройство, но и то, как Рабин собирался вести себя по отношению к поселенцам, к Арафату, к террористам ХАМАСа. За несколько часов до встречи — в разгар поста 9 аба — полиция не допустила евреев молиться на Храмовой горе, и Рабина спросили: так в чьих же руках находится сегодня Храмовая гора?
    Следует отдать должное Рабину — он сориентировался мгновенно, отставил в сторону тему абсорбции и в течение часа излагал нам свое политическое кредо. Его пытались перебить, но Рабин грубо пресек эти попытки: «За время службы в армии я привык к тому, что, когда я открываю рот, все остальные молчат. Дайте мне закончить, а уж потом задавайте вопросы». Могу себе только представить, что бы ответили на подобное заявление ивритские журналисты. Уверен, Рабин никогда бы не осмелился повести себя с ними таким образом — на следующий день пресса, что называется, размазала бы премьера по стенке. Но и русскоязычные журналисты, пребывавшие в эйфории уже от самого факта приглашения в резиденцию премьера, смутились от такой солдафонской тирады. Наступило неловкое молчание, ситуацию спас Йоси Щеголев, редактор газеты «24 часа». «Есть, командир!» — ответил он тоном бывалого служаки. Все рассмеялись, и напряжение несколько разрядилось.
    Чтобы сгладить неприятное впечатление от своего грубого выпада и подчеркнуть интимную атмосферу, Рабин попросил убрать фотоаппараты и выключить магнитофоны. «Мы собрались здесь на неформальную беседу, поэтому будем вести себя неформально». Эти слова, правда, плохо сочетались с предложением сидеть молча, но возражать премьеру мы не стали и налегли на многочисленные блюда, которые подносили сновавшие без устали официанты. Рабин беспрепятственно продолжил свою лекцию, которую прерывал только для того, чтобы сполоснуть рот глотком красного вина.
    Когда он закончил, я решился задать несколько достаточно острых вопросов. «Не кажется ли вам неуместным использование Армии обороны Израиля против поселенцев?» — «На территориях армия обеспечивает поддержание порядка. Если командующий военным округом приходит к выводу, что требуется вмешательство армии, — ее приводят в действие». — «Опросы общественного мнения показывают, что большая часть народа поддерживает поселенцев». — «В демократическом обществе вопрос о большинстве решается раз в четыре года во время выборов. То, что происходит сегодня — это попытка меньшинства навязать свою волю большинству».
    Один из моих коллег задал вопрос (как же без него?) о «русской мафии». Рабин заметил, что мафией называется проникновение преступного мира в политику, армию, полицию, судебные органы и слияние с ними. «Преступность в Израиле существует, — подчеркнул премьер, — но ни о каком ее слиянии с властными структурами пока речь не идет». По-видимому, его собственный министр полиции Моше Шахаль, усиленно муссировавший угрозу проникновения русской мафии во все структуры Израиля, не был знаком с информацией, которой обладал премьер. (Кстати, после того как на выборах Исраэль ба-алия получила семь мандатов, в репатриантской среде ходил следующий анекдот. Натан Щаранский будто бы повесил в своем министерском кабинете портреты Моше Шахаля и Оры Намир. «Почему вы питаете такое уважение именно к этим деятелям партии Авода?» — спрашивает его сотрудник министерства, еще плохо знакомый с новым боссом. «Да потому, что Намир и Шахаль — основатели нашей партии», — отвечает Щаранский.)
    Во время ужина Рабин выглядел уверенно и спокойно. Вину за создавшуюся в стране ситуацию он возлагал на «Ликуд», поселенцев, экстремистские еврейские организации — на всех, кроме самого себя и своей политики. Мне резануло слух, когда Рабин, характеризуя одного мэра города, сказал: «Он хоть и ликудник, но нормальный человек».
    Я закончил свой репортаж в «Алефе» об этой встрече заключением, смысл которого сегодня выглядит совсем иначе, чем в августе 1995 года, за три месяца до выстрелов на площади Царей Израилевых. «Нарочитое спокойствие премьер-министра должно было продемонстрировать, что у него нет никаких сомнений в правильности занимаемой им позиции, а есть твердое желание реализовать намеченные планы. Так оно, по-видимому, и случится. Если только на пути премьера не встанут поселенцы, поддержанные народом и оппозиционными партиями».
    Что же касается «званого вечера с русскими», то он стал очередным, далеко не лучшим эпизодом короткого и неудачного романа между репатриантами и Рабочей партией. Он еще раз наглядно продемонстрировал непонимание советниками премьера, да и самим Рабином, ситуации на репатриантской улице. Яир Цабан, который, по их замыслу, должен был играть одну из центральных ролей, за весь вечер так и не проронил ни единого слова.