21. ОРЕОЛ УДАЧИ
    Впервые я увидел Биньямина Нетаниягу на съезде Ликуда, в середине марта 1993 года. За полтора месяца до съезда он одержал убедительную победу на праймериз, получив 54 процента голосов; у его главного соперника Давида Леви оказалось чуть ли не вдвое меньше сторонников. Съезд проходил под девизом «От обновления — к победе», и подобный оптимизм в те дни казался более чем странным. Меньше года назад Ликуд потерпел сокрушительное поражение на парламентских выборах, движение оказалось раздробленным на множество враждующих между собой лагерей, долги превысили 50 миллионов шекелей, и никто не знал, где достать такую сумму. Разобщенному, нищему Ликуду противостоял сильный левый лагерь, объединившийся вокруг Рабина, который пользовался тогда широкой общественной поддержкой. Израиль получил от США десять миллиардов долларов на абсорбцию новых репатриантов, алия из СНГ продолжалась, а присутствие ультраортодоксальной ШАС в коалиции создавало впечатление, что левое правительство пользуется поддержкой и религиозного сектора. В этих условиях выбор такого лозунга не просто казался странным, но отдавал некоторым шарлатанством: победа, пусть даже и блестящая, но всего лишь на внутрипартийных выборах, никак не давала Нетаниягу оснований для подобного оптимизма.
    Но, увидев Нетаниягу, я понял, что у этого человека нет ни капли сомнения в своих силах, в том, что спустя три года он займет кресло премьер-министра. Он вел себя так, будто бы заранее знал исход столь далеких тогда выборов — излучал абсолютную уверенность в себе и в своем успехе. И, главное, для всех было очевидным: Нетаниягу не играет, уверенность эта искренняя, идущая из глубины души.
    Действительно, фортуна всегда сопутствовала Нетаниягу. Чем бы ни занимался этот человек, везде и всегда он достигал быстрых и впечатляющих успехов. Пошел служить в армию и сразу же попал в самое привилегированное подразделение ЦАХАЛа — спецназ генерального штаба. Участвовал во многих опаснейших операциях и только один раз был легко ранен в руку — во время освобождения заложников, захваченных палестинскими террористами в самолете авиакомпании «Сабена». Поступил учиться в одно из самых престижных учебных заведений мира — Массачусетский технологический институт и сделал в нем то, что мало кому удавалось: за четыре года получил сразу две степени — по архитектуре и маркетингу. Карьера менеджера была блестящей, но Нетаниягу без сожаления оставил ее ради дипломатической деятельности и быстро превратился в преуспевающего дипломата. Даже по мнению недругов Нетаниягу был одним из лучших, если не самым лучшим представителем Израиля в ООН.
    Вернувшись домой, он занялся политикой и сразу же одержал неожиданную, невообразимую победу, заняв на внутренних выборах в Ликуде одно из первых мест. Ицхак Шамир назначил его заместителем министра иностранных дел, и Нетаниягу во многом способствовал успешной работе Мадридской конференции. В ночь выборов 1992 года, когда стало известно о поражении Ликуда, Нетаниягу не скрылся дома, как это сделали многие лидеры движения, не потерял голову от позора и беспомощности. В отличие от большинства ликудников он не выглядел разбитым, уничтоженным, сломленным. Мне запомнилась усмешка, не сходившая с его лица всю ту ночь, — горькая и в то же время ироничная. Нетаниягу смотрел на беснующиеся от радости толпы в штабах Аводы и МЕРЕЦ и... улыбался. Такая улыбка в столь критический, столь горький момент не оставляла сомнения в абсолютной уверенности Нетаниягу: будет и на нашей улице праздник.
    Эта уверенность ощущалась и в его поведении на съезде Ликуда. Нетаниягу знал, что он счастливчик, что ему всегда везет, и ореол удачи чуть ли не зримо окутывал его. Такого ореола до сих пор я не замечал ни у одного израильского политика. Пожалуй, только у Шимона Переса было нечто подобное, только вот со знаком минус. Перес, казалось бы, обладал всем — опытом, многочисленными заслугами, ораторским даром, политическим чутьем, умением вести сложнейшие интриги. Но, выражаясь высокопарно, на его челе проступала печать неудачника. Во время последней поездки с Пересом в США, в самый разгар его триумфа в Вашингтоне, я сказал одному из его ближайших помощников, что даже сейчас Перес не выглядит победителем, даже сейчас над ним явственно витает некий злосчастный рок. Помощник смерил меня долгим взглядом и кивнул: «В твоих словах есть доля истины».
    Съезд Ликуда состоялся в один из самых тяжелых для движения периодов, но и тогда ореол удачи не оставлял Нетаниягу. Ни у кого в тот момент не было уверенности, что Ликуд сумеет вернуть себе былую популярность, и уж тем более никто не мог поручиться, что именно Нетаниягу станет тем лидером, кто сумеет вернуть движение к власти. Даже Ицхак Шамир, выступая с прощальной речью перед депутатами съезда, высказался более чем сдержанно: «Когда один из вас станет премьер-министром, сердце мое разорвется от радости».
    Шамир использовал туманную формулировку — «один из вас», хотя победа Нетаниягу на праймериз давала ему мандат на весь период до предстоящих выборов и в соответствии с уставом движения именно он являлся претендентом на пост главы правительства. Опытный, мудрый Шамир сомневался. А Нетаниягу, которого тогда называли не иначе как Биби, по существу, совсем еще новичок в израильской политике, излучал абсолютную уверенность, и этот контраст резко бросался в глаза.
    Нечто подобное я увидел три года спустя, в ночь выборов 30 мая 1996 года. Первый канал израильского телевидения в десять часов вечера огласил результаты опроса, проведенного на избирательных участках. До сих пор этот опрос всегда в точности предсказывал окончательный исход выборов, поэтому, когда диктор Хаим Явин объявил о предстоящей победе Шимона Переса, радости его сторонников не было предела. Штаб-квартира Ликуда, расположенная в одном из павильонов тель-авивского центра выставок «Ганей тааруха», быстро опустела. Журналисты не скрывали восторга и, громогласно обмениваясь поздравлениями, с торжествующим видом покидали павильон. Сторонники Ликуда впали в отчаяние и тоже разбрелись по домам. К полуночи огромный зал почти опустел. Внимание средств массовой информации сосредоточилось на штаб-квартире Аводы, интервью с ее лидерами передавались почти без перерыва, и пустынный зал «Ганей тааруха» по сравнению со штаб-квартирой Переса, которая была забита веселящейся публикой, не оставлял ни у кого сомнения, что политическая карьера Нетаниягу завершилась. Но именно в этот момент лидер Ликуда прибыл в «Ганей тааруха» и выступил с краткой речью.
    Это было воистину поразительное зрелище: Нетаниягу по прежнему излучал уверенность в своей победе, успокоил сторонников и призвал дождаться окончательных результатов. Положение было уже даже не критическое, большинство рядовых избирателей Ликуда и личных помощников Нетаниягу были уверены, что победил Перес. Но Нетаниягу говорил вовсе не как побежденный — как победитель. После его речи на трибуну вышли лидеры списка Ликуда; они взялись за руки и вместе подняли их вверх. Это не был жест солдат, сдающихся в плен, наоборот, он напоминал приветствие триумфаторов. «У этого человека просто железные нервы, — сказал мне один из ведущих израильских журналистов, все еще находившийся в зале. — Какое самомнение, какая уверенность! Так у нас еще никто не проигрывал!» Спустя три часа Хаим Явин, чуть не плача, объявил, что Нетаниягу лидирует, а под утро победа Биби стала несомненной.
    Прошло полгода, и вновь я столкнулся с непоколебимой уверенностью Нетаниягу в своей счастливой звезде.
    В конце января 1997 года разразился скандал, получивший название «дело Бар-Она». Корреспондент первого канала израильского ТВ Аяла Хасон выступила с сенсационным разоблачением. По ее словам, высший эшелон Ликуда оказался замешанным в сделке, напоминавшей истории о сицилийской мафии. Хасон утверждала, что будто бы лидер партии ШАС Арье Дерри в обмен на поддержку ШАСом договора по Хеврону добился назначения на пост юридического советника правительства (то есть, по существу, генерального прокурора Израиля) своего человека — мало кому известного до тех пор адвоката Рони Бар-Она. В качестве платы за столь высокое назначение Бар-Он должен был закрыть дело Дерри, обвинявшегося в коррупции и злоупотреблении служебным положением. О сделке будто бы знали, более того, принимали в ней самое непосредственное участие министр юстиции Цахи Анегби, генеральный директор канцелярии премьер-министра Авигдор Либерман и лично глава правительства.
    В стране разразилась политическая буря, которую усердно раздували оппозиция и все средства массовой информации. Если бы разоблачения Хасон оказались правдой, Нетаниягу с позором ушел бы в отставку и состоялись новые выборы — как Кнессета, так и премьер-министра.
    В ответ на обвинения Хасон Нетаниягу, в припадке благородства, потребовал полицейского расследования, — и вот тут началось нечто невообразимое. Из полиции постоянно происходили утечки информации, причем совершенно целенаправленные, выставлявшие премьера и его ближайшее окружение в самом неблаговидном свете. Расследование тянулось несколько месяцев и достигло апогея за несколько дней до праздника Песах, когда новоиспеченный юридический советник правительства Эльяким Рубинштейн должен был огласить результаты расследования и свои рекомендации.
    Большинство израильских журналистов, с которыми мне приходилось общаться во время частых в тот период зарубежных поездок Нетаниягу, крайне скептически относились к разоблачениям Хасон и не верили, что скандал завершится падением премьера. Их объективности в данном случае можно было доверять: они не испытывали особой приязни к Нетаниягу и были очень хорошо информированы. Впрочем, мнение, высказываемое ими в частных беседах, как правило, не находило отражения на страницах газет. Поэтому общественная атмосфера была напряжена до предела, в партии Авода надеялись на отставку правительства и даже объявили о начале подготовки партии к предвыборной кампании.
    В этих условиях, за день до оглашения вердикта Рубинштейна, в тель-авивской штаб-квартире Ликуда «Мецудат Зэев» состоялась традиционная встреча Нетаниягу с активистами движения. Такие церемонии обычно проводятся перед праздниками Рош ха-шана и Песах: лидер Ликуда поднимает вместе с активистами «лехаим», поздравляет их с праздником и благодарит за работу. Но в тот раз узкопартийный «лехаим» приобрел особое значение и превратился в событие общенационального масштаба. Для активистов это была возможность выразить поддержку своему лидеру, а представители прессы, заполонившие «Мецудат Зэев», были склонны рассматривать предстоящее выступление Нетаниягу как, возможно, его прощальную речь. Большой зал на втором этаже «Мецуды» был забит людьми — министрами, депутатами Кнессета, активистами Ликуда, представителями десятков СМИ. Журналисты предчувствовали «экшен» и обменивались замечаниями, что, дескать, парламентские выборы в летнее время портят отпуск и вообще, две избирательные кампании за один год — это, пожалуй, слишком.
    Когда в зале появился Нетаниягу, окруженный плотным кольцом охраны, все вскочили на ноги, активисты бросились к премьеру, стараясь пожать руку и сказать несколько теплых слов. Все понимали: если Биби останется у власти, он не забудет тех, кто в самую тяжелую минуту не отсиживался в кустах, а публично проявил свою лояльность. Впрочем, кое-кто из депутатов все же не явился в «Мецуду», а министр связи Лимор Ливнат в своем выступлении так и не выразила Нетаниягу однозначной поддержки. Ее речь была настолько обтекаема и двусмысленна, что в зале раздались крики: «Поддержи Биби, поддержи Биби!» Ливнат не обращала на крики никакого внимания. Тогда в зале встал один из активистов и прямо обратился к министру. Деваться Ливнат вроде было некуда, но она и тут не сдалась, а перешла в атаку. «Никто не смеет учить меня преданности Ликуду», — заявила она и сошла с трибуны, так и не произнеся того, чего от нее ожидали.
    Я внимательно наблюдал за Нетаниягу. Стол прессы был расположен возле почетного президиума, за которым сидели глава правительства и министры, к тому же, направляясь к президиуму, Нетаниягу прошел вплотную возле меня. Если он играл, то чрезвычайно искусно: я не заметил у него никаких признаков волнения и тревоги. Наоборот, он вновь источал полнейшую уверенность в себе, в благополучном завершении скандала. Его речь, понятное дело, была оптимистичной и атакующей, но в подобных ситуациях намного больше говорят не слова, тщательно обдуманные вместе с помощниками и советниками, а выражение глаз, мимика — то, что называется языком жестов. Так вот, ни единым жестом, ни единым взглядом, ни единым словом Нетаниягу не выразил ни малейшего сомнения в своей правоте, в своем успехе. Такое поведение я могу объяснить либо абсолютным, почти сверхъестественным самоконтролем, либо абсолютной верой в свою звезду.
    Даже в эти критические минуты, когда, казалось, все его будущее было поставлено на карту, ореол удачи по-прежнему окутывал Нетаниягу. И удача действительно не покинула его. Рубинштейн не нашел оснований для открытия уголовного дела ни против премьера, ни против главы его канцелярии и министра юстиции. Парадоксальным образом в результате дела Бар-Она популярность Нетаниягу лишь возросла. Его связи с ШАС и сефардскими евреями укрепились, так как «простой народ» не поверил Хасон. Более того, в его глазах Нетаниягу не только не предстал этаким махинатором, который во имя достижения своих целей готов пойти на самые неприглядные сделки, а наоборот, оказался невинной жертвой левой прессы и левой оппозиции и уже только поэтому заслуживал доверия и любви.