Последний урок физкультуры
Перед началом июня 1956 года у Володи Белкинда осталось немного школьных проблем. Налетали на него птицы- тройки по русскому языку и физкультуре. Вот и вертелся он уворачиваясь. Впрочем, увернуться от тройки по русскому языку он уже не надеялся. Тут погонял его принцип - "пока жив борись".
Совсем не так по физкультуре. Хотя и в спортивном пространстве солнце надежды не полыхало полуденно , а так,
краснело предзакатно. Получая от Городилова шоколадную медаль чемпиона школы, автоматом получаешь пятёрку по физкультуре. Африканыч, который не мог даже метр пролезть вверх по канату, имел такую пятерку как чемпион школы по лыжам. Длинный как складной метр Юрка Петрянов, как неожиданно выяснилось, плавать вообще не умел. Но и он, как король велосипеда тоже имел пятёрку. А выяснилась тайна Петрянова как раз прошлым летом. Володя к концу июля вернулся из отпуска. Не своего, понятное дело. Это отец- военный врач рисковавший жизнью в борьбе с ежегодным явлением эпидемий во всей стране восточнее Урала, это он имел двухмесячный отпуск. Полмесяца ушло на посещение родни, а полтора месяца Володя провел на берегу Дона. А там дел никаких. Только плавай. По началу мысль переплыть Дон даже и близко не ходила. Вообще-то он поплыл в первый раз в шестилетнем возрасте. Но не по доброй воле. Кувыркался с такой же мелюзгой на немецком берегу Балтийского моря в пионерлагере санаторного типа. Кувыркался вроде бы на глазах вожатого - тоже офицерского сына, но лет семнадцати. Да вдруг кувыркнулся в яму.
Шёл сорок шестой год. Везде раскрывали ленивые пасти воронки от авиабомб. Нашлась на его долю и здесь такая. Метра два глубиной и метра три-четыре шириной. "Тону",- кричит Вовочка. А все смеются. Для всех едва по грудь. Смеётся и Миша вожатый. Выдумщик этот Вовочка. Не даром за ним всегда табун пацанов ходит. Сказки его слушает. Вот и сейчас как убедительно кричит. И как в воде скрывается. Артист.
Вовочка коснулся дна ногами и, оттолкнувшись, снова выплыл наружу. Но кричать больше не стал. Понял - не поверят. И бился он из последних сил. Хорошо
- в море вода лучше держит, чем в реке. Так и проплыл первые в своей жизни три метра. Отдышавшись, он повторил опыт. Метра два проплыл над мелкотой. Потом взял Мишу за руку и повёл к яме.
- Идём, чего интересного покажу.
Миша, улыбаясь, пошёл … и ухнул в яму. Выскочил весь белый. Рядом беззаботно кувыркалась малышня, и не мог он за каждым уследить. Буйное воображение нарисовало Мише целую толпу таких хищных ям скрытых в поднятой малышнёй баламути. От этой мысли, от очень даже возможного ужаса губы у него затряслись. Он, совсем непедагогично напугав ребят, заорал и немедленно выгнал всех из воды.
К следующему купанью яму засыпали, а Вовочку за бдительность и, главное, за то, что на счастье всего персонала, он не утонул, за всё это его немедленно приняли в пионеры, чем он несказанно гордился. Дошколянских пионеров он в жизни больше не встречал. Да и его, не поверив в его подвиги, школьное начальство приняло в пионеры ещё раз , но уже во втором классе.
Дальнейшие успехи в плавании Вовочке как-то плохо давались. Ходил он всё следующее лето в бассейн немецкого города Цайца, потом ещё лето в бассейн другого немецкого города Глаухау, но дальше общих представлений о кроле, брассе и баттерфляе дело не пошло. А потом отца перевели в Иркутск. В Ангаре, если кто пробовал, круглый год плавание вполне моржовое. Окунутся можно, но тренироваться?
Так бы оно и осталось, если бы яростному не по силам Вовочке не выбили глаз. Почти год в полутьме по больницам и врачам
довел его до ручки. Увы, не до золотой и, даже, не до бронзовой. До тряпичной. И отправила его мама на поправку в деревню к тёте. Есть в Иркутской области таёжный райцентр Бохан на речке Ида. Вот там и начал он плавать всерьёз.
И опять не по доброй воле. Только приехал- пошел на речку. Плавал по мелкоте. Нырял. Но через речку, через глубину плыть боялся. Местные плавали на тот берег совершено свободно. И устроили ему шутку - одежду на тот берег перенесли. А надо сказать плавок в те времена ни один магазин не продавал. Возможно поэтому пацаны, вплоть до двенадцати лет уж точно, плавали элементарно голышом. Володе одиннадцать должно было стукнуть только осенью, так что и он был одет вполне по местной нудистской моде. Когда шёл сюда, он увидел, что где-то там, у посёлка, есть мост. Но в таком нахально обнажённом виде к мосту, в посёлок не побежишь.
Он посидел минуту, чувствуя безнадёжность в ноющем от тоски сердце.
Но потом наглые плотоядные и нетерпеливые взгляды местных пацанов, ждавших его слёз и мольбы, привели его в должную ярость. Увидев его загоревшиеся волчьим взглядом глаза, тощие деревенские мальчишки
удалились в воду, где их не достать. А потом и вовсе забыли про него. Володя, в котором ярости было всегда больше, чем силы, напряг сначала извилины и стал следить за местными, оценивая границу глубины. Прикинул, метров десять, двенадцать по центру реки ему "с ручками" и еще метра по два, с обеих сторон, ему "с головкой". Отмерил он вдоль берега эти самые шестнадцать метров и стал пробовать - сможет ли он их проплыть. Увы, эксперименты как-то всё не удавались. Всё злее и упрямее он плыл снова и снова.
Все давно уже ушли, а он всё тренировался. Может быть, он так бы и не решился через речку плыть, но в порядке послеобеденного перерыва к этому удобному для купания месту пошла женская смена. Увидев их, он просто скрылся в воду, надеясь и этих переждать. Но зрелые дамы, потрясая мощными телесами, пообещали ему кое-что оторвать, если он не уберётся из речки. И он поплыл. Страх ступить на глубину был так силён, что остановился он лишь царапнув коленкой дно.
Оглянулся. Вышло, что он проплыл почти тридцать метров.
С тем рекордом он и прибыл через четыре года на Дон. Ну, мог отплыть на глубину и вернуться метров на пятьдесят ниже по течению. Мало что ли? Потом по полчаса, по часу плыл мимо красивых берегов Дона, естественно по течению. А потом решился. Приятель его, вечный студент лет под тридцать, взялся сопровождать его великий заплыв. Всё как положено - на лодке со спасательным кругом. Вот только с пароходством они "забыли" согласовать это великое спортивное мероприятие.
И по известному закону подлости, из-за излучины реки
чемтоход явился в самый интересный момент. Ну это нам с вами интересный, а у Володи этот затяжной момент остался в памяти надвигавшейся прямо на него железной горой. Хорошо, что это были не первые в его жизни игры со смертью. Гипноз страха не остановил его яростных усилий. Он успел пересечь невидимый корабельный большак, и они с чемтоходом благополучно разминулись. Уж потом он оглянулся и набрал полные уши полновесного мата.
Уже через час милиция приехала разбираться с хулиганом. Но усатое лицо Белкинда, единственное, что видели боцман и матросы с пассажирами, ввело пароходное начальство в столь глубокое заблуждение, что даже милиция из этого заблуждения вынырнуть не смогла. Вынутый из воды скромный мальчик Володя до взрослого мужика не дотягивал даже по самым растяжимым меркам.
Вот с таким багажом воспоминаний и экспериментов по плаванию махнул он с другом Юркой Петряновым на озеро Кенон. Велосипедом туда от Читы чуть больше часа езды.
Плюхаться у бережка показалось скучно. А тут как раз плот из шпал валяется рядом. Столкнули его вдвоём и поплыли. Володя нырнул с плота. Шик. Глубина сколько хочешь. Так с плоского берега не нырнёшь. Поплавал, возвращается, а бледнолицый брат, не вобравший и капли загара все так и сидит.
- Лезь в воду , а то столкну.
Смешно по стариковски охая, Юрка спустился осторожненько и, не отрывая рук от плота побултыхал ножищами.
Потом залез на плот снова и лёг загорать. Володя тоже залез.
Лёгкий ветерок чуть сносил плот от берега, а они оба нежились под июльским солнцем.
Скоро Володе такой пассивный отдых надоел.
- Поплыли, что ли к берегу, надоело. Да и далековато становится. Умотаемся. Так и домой на велосипеде дотащимся еле-еле.
Тут, Юрка, невозмутимо так говорит:
- Не умею я плавать.
- Да ладно. Не на соревновании. Потихоньку доплывём.
- Я совсем не умею.
- А на что ж ты, идиот, надеешься сидя здесь как барин? Весел то у нас нет.
- На друга и надеюсь. Ты ж меня не бросишь. А ты, как показал опыт, можешь всё.
- Спасибочки тебе, - разозлено ответил Володя. Но что делать - попытался спасти друга.
Сначала Володя взялся толкать плот, прыгая с него в противоположную от берега сторону. Потом попробовал быть мотором, форсированно работая ногами. Не помогло. Плот слишком тяжел и их уносило всё дальше в центр озера, а оно пять километров в ширину и семь в длину.
Володя в ярости врезал другу по сидящей заднице. Но тот даже не шелохнулся. Тратить силы на выяснение отношений было глупо. Они довольно долго молчали. Плот сносили вдаль от берега силы неспешные, но неодолимые.
Посидев в ужасе и прострации некоторое
время, они, не сговариваясь, начали орать. Но тщетно. Сами же и выбрали местечко подальше и поукромнее. До пляжа ближайшего к автостанции отсюда километра три. Самые заядлые рыболовы уходят от пляжа километра на полтора. Дальше в будний день, когда нет специального Кенонского поезда, только пижоны, вроде них, могут оказаться. Володя с яростью толкнул пяткой шпалу, попавшую под его мощную ногу. Она чуть качнулась.
- А ну упрись, - буркнул он оцепеневшему другу.
Король велосипеда руки имел как у кенгуру, зато ноги тоже как у кенгуру. Ну и Белкинд, уже достигший почти среднего мужского роста, ноги имел борцовские. Вот и упёрлись эти ноги изо всех яростных сил. Но и шпала упиралась тяжко и стойко до последнего. И всё- таки, нечего делать, со скрипучей грустью отцепилась она от плота. На счастье без скрепляющих скоб. Скобы извернулись от непомерного усилия , но остались на месте.
А берег уже далеко. А усталость уже сидит и в мышцах и в сердце, ещё не забывшем вкус последней ангины. Володя опять понадеялся, что друг поплывёт сам, лёжа на шпале и загребая руками. Но нет. Этот деревянный коняга сбрасывал велосипедистого седока при первых же попытках грести руками или бить ногами.
И потащил Белкинд эту шпалу с другом на ней.
Чёрный от усталости он едва двигал педалями по дороге домой, а хорошо отдохнувший друг, смеясь, вспоминал приключение.
И вот теперь у него пятёрка по физкультуре, а Белкинду троечку из милости. Не то, чтоб Володя завидовал другу, но несправедливость жгла душу. И он пошёл "на таран". Он решил выиграть первенство школы. Не по борьбе, конечно. Такого учитель физкультуры не устраивал. У Городилова, лучшего
учителя физкультуры в городе, свои принципы и свои приёмы.
Единоборства и мордобития он на дух не выносил. Его три кита -это гимнастика, лыжи и лёгкая атлетика.
Для Володи первые два кита уже утонули. Но и третий не твёрд под ногами. Есть у него пятёрка по толканию ядра. Да мало этого. Толкнуть ядро дальше здоровенного Ступина, на котором тоже висит тройка по гимнастике, затея безнадёжная. Эта шоколадная медаль его.
И решился Володя бежать 800 метров. Дистанция как раз для яростных упрямцев. Претендентов на чемпионство всего восемь, ничего ребята, но и не супермены. Готовясь, Володя 899 раз пробежал эти 800 метров.
И день настал.
Последний, дальше только экзамены. Понятно, что и всю теорию бега он выучил. Со старта надо рвануть, чтобы занять место у бровки. Потом можно одного выпустить вперёд, чтобы он тратил силы, рассекая воздух и приглядываясь к дороге, а на финишной сотке рвануть предельно.
Но со старта первым вылетел какой-то неизвестный Володе парень похожий на Тарзана. Без всякой хитрой тактики он уходил полновесным спринтом всё дальше и дальше. Вторым пошел в обход Володи одноклассник Мотовилин. Володя честно посидел у него на пятках полный круг, а потом, не дожидаясь финишной, рванул в обход. Надежда догнать Тарзана ещё теплилась в его душе. И действительно расстояние между ними потихоньку сокращалось. На финише Володя
прибавил еще и, далеко оставляя позади остальных,
почти достиг этого рослого мощного парня. Но тот вдруг оглянулся и рванул так же как на старте. К чемпионской ленте он дошел первым легко и бесспорно. Володя отставал на три здоровенных шага.
Поседев с минуту в горестном молчании, Володя поплелся к яме для прыжков. Два вторых места тоже могли его выручить. И он готов был прыгнуть ещё никому неизвестным "флопом", рискуя отбить задницу.
Но "Тарзан", непонятно чего ещё желая, тоже подошел прыгать.
- "В сектор для прыжком вызывается Димитриус Мотовилин, республика Парагвай". - Весело провозгласил Городилов.
"В сектор для прыжков вызывается Вальдемамбо Белкинд - Занзибар.
Володя улыбнулся: "Защитим честь Занзибара! Улюлюлюмба!" Стало снова весело, но после первого же прыжка стало ясно, что ноги слушаются плохо. 800 на пределе это не ха-ха. Короче поделил он третье место с тремя, или двумя такими же горе спортсменами. Первое досталось всё тому же "Тарзану".
На этом всё кончилось и "пошли они солнцем палимые".
Никто из компании, топавшей рядом с Володей, как выяснилось, этого "Тарзана", не знал. Решили , что он новичок из "А". Только всесторонний вундеркинд может поменять школу за пару месяцев до окончания. "Ашники" по традиции всегда были отборные. Нормально такие ребята получают свою пятёрку на нормальных уроках, а не так вот, в последнюю секунду. И "Тарзан" такой же. Небось, пришёл с пятёркой из спорт школы. Но Городилов чужим бумажкам не верит. Заставил и этого "Тарзана" посетить стадион.
На том и порешили, и понуро разбрелись.
Дома Володя сказал, что "наработал" на четвёрку. Но уверенности не было никакой. Кто его этого Городилова знает.
Володя вспомнил, как на второй день в читинской школе притащился в свой 8 г с первого урока физкультуры. Большая голова его едва держалась на тонкой шее дистрофика. В горле сидела извечная ангина, руки и ноги дрожали от непривычного напряжения. Городилов не поставил ему даже двойку. После Вовочкиной безуспешной попытки взобраться на брусья , учитель физкультуры изрёк бессмертный афоризм: "Двойки я ставлю тем, кто плохо делает. Но ты же никак не делаешь". А потом добавил: "Такой белёк в восьмом классе. Немыслимо. Иди в шестой класс". Володя не сразу, но узнал, - белёк -это отнюдь не бельчонок, это младенец тюленя, так же как Белкинд на брусья, не способный подняться на ласты.
Тогда Володе, пережившему смертельный ужас в последние дни в Иркутске, действительно грозил перевод в шестой класс, и отнюдь не только из-за физкультуры.
Но мама в ответ на претензии учителей математики и русского языка произнесла свою крылатую фразу:
"Мой сын будет гордостью вашей школы".
Увы, свершилось это пока что только в математике и физике.
А по физкультуре и в этом последнем году школьной учёбы троек у Володи была толпа ( плохонький он гимнаст) четверок сиротливая кучка (кросс, лыжи, граната, диск), а пятёрка только за прыжки и толкание ядра. Как это
ни странно покажется непосвящённому, в толкании ядра, ноги важнее рук. А многострадальные его ноги выросли под хорошей нагрузкой. Вот и удалось обойти многих рослых. Да что толку.
Экзамены никаких сюрпризов не принесли. Все пятёрки и тройка по русскому. Спрашивать у Городилова, что, все-таки, он ему поставил, Белкинд не захотел. Может боялся обиды и огорченья. Но пришёл день , когда в торжественных залах по всей стране выдают аттестаты. И пошёл он по алфавиту среди первых. И скромно спустился в зал на своё место и только там взглянул в аттестат.
Кровь ударила ему в лицо, когда он дошел до строчки "физкультура".
Там стояла пятёрка.
Городилов сам подошел поздравить его.
- Знаешь за что пятёрка?
На риторический вопрос отвечать не надо. Да он бы и не смог. Но подумать, Володя всё же подумал.
Наверно "Тарзан" был лицом подставным. Чтоб скороспелые чемпионы попусту нос не драли вверх. Белкинд вдруг сообразил, что "Таразана" этого и на выпускном вечере не видно.
Но истина оказалась много ослепительней.
Городилов, выдержав торжественную риторическую паузу, наконец, сам и ответил на свой вопрос:
- За заплыв с Юркой Петряновым ты получил пятёрку, Белёк.
Володя вспыхнул алым румянцем, а Городилов почти незаметно улыбнулся и добавил:
- А эту медаль маме передай, и скажи, что я тобой горжусь.
С этим он ушёл.
Ещё оглушённый событием, Белкинд огляделся.
Издалека ярче солнца улыбались Володя Сбитень и Юрка Петрянов. Таких умных, толковых и честных не много встречается на жизненном пути. Везло ему, Белкинду, с друзьями.
Белкинд опять обернулся к Городилову.
Сухой стройный бритоголовый, он легко проходил сквозь веселящуюся толпу, всё ещё изящно ускользая от своей старости. Шестьдесят ему.
Да и с учителями, выходит, тоже очень везло ему, Белкинду.