Дождь лупил сплошным косым потоком, вспенивая лужи, на которых вспухали тысячи прозрачных пузырей, напоминающих лечебные банки на теле простуженного человека. Поеживаясь в насквозь промокшей джинсовой куртке, Гриша сидел за столиком летнего кафе-мороженого на крыше громадного центрального книжного магазина и мутными, воспаленными глазами глядел на зеленую листву сквера, как бы размытую сплошной шумящей стеной ливня.
После вчерашних алкогольных безумств в Приморске и долгой ночной гонки на такси по горным серпантинам голова у него была наполнена ноющей болью, в сухом горле першило, а желудок то и дело сводило мучительными спазмами. Нужно было в срочном порядке, строго по-воландовскому рецепту, вылечить "подобное подобным".
Гриша оторвал взгляд от дождевой пелены, кряхтя, встал и, пересекая совершенно пустое кафе, медленно подошел к стойке, где с наушниками от плейера на голове скучал юный красавец с идеальным набриолиненным ежиком.
- Будьте любезны, две бутылочки холодного пивца, - попросил Гриша, облизывая пересохшие губы.
- Пива у нас не бывает, - равнодушнейшим образом ответил красавчик, глядя сквозь клиента серыми рыбьими глазами.
- Друг, поищи, пожалуйста! - жалобно-заговорщическим тоном забормотал Гриша. - Сил нет до коммерческого ларька тащиться. Да и дождь, сам видишь, какой. А я натурально погибаю! Трубы горят по-черному...
Молодой негодяй выдержал пятисекундную паузу и, не меняя выражения лица, равнодушно бросил:
- Если холодное, с вас тридцать рублей. За две бутылки - шестьдесят.
Он лениво отвалился от стойки,и с грацией человека, страдающего болезнью Паркинсона, раскрыв дверцу громадного холодильника, извлек оттуда две зеленые, восхитительно запотевшие бутылки.
При виде сосудов со спасительной влагой глотка несчастного страдальца превратилась в рулон наждачной бумаги, а от виска до виска полыхнул зигзагообразный болевой разряд.
Он, суетясь, отыскал в карманах два мятых четвертака и червонец и обменял их на пару обжигающе холодных бутылок.
- Огромное вам спасибо!
Молодой человек не отреагировал. Он вставил новую кассету в плейер и принялся постукивать указательными пальцами по стойке в такт неслышной музыке.
"Капитализм! - сквозь головную боль размышлял Гриша, неся драгоценный скользкий груз к столику у парапета. - Никакой капитализм не превратит этого пидараса в человека..."
Первую бутылку он выпил залпом, чувствуя, как пересохшее нутро шипит и булькает, словно бочка с карбидом, в которую плеснули ведро воды. Потом блаженно закурил и, уже не спеша, принялся за вторую ледяную порцию.
Ливень все не унимался, и по превратившейся в канал проезжей части улицы изредко проползали автомобили, волоча за собой глиссерные водяные крылья и хвосты. На тротуарах вообще не было ни души. Лишь пробежала великолепная босая блондинка с красным зонтиком в одной и с туфельками - в другой незагорелой руке да промчался на велосипеде очумевший мокрющий мальчишка, получающий, как видно, от подобной езды невероятное наслаждение.
В голове у Гриши прояснилось, и он мог наконец связно проанализировать сложившуюся ситуацию.
Итак, женщина, вовлекшая его в безумное предприятие с видеосъемкой, не вписалась в крутой поворот на трассе под Студеным Ключом и обнаружена внутри искореженной машины, лежащей вверх колесами в глубоком, заросшем ежевикой овраге. И, если Пан чего-нибудь спьяну не напутал, на теле покойной милиция обнаружила следы пыток.
Стало быть, эта ревнивая изобретательная дура предъявила своему муженьку-маньяку кассету с изображением его очередных противоправных любовных утех с малолеткой, желая что-то выцыганить путем банального шантажа. Но она, естественно, не предполагала, бедолага, что на сей раз акт растления несовершеннолетней закончился столь чудовищно. Окончания-то видеосъемки она не получила! Гриша предусмотрительно оборвал перезапись на заключительной постельной сцене...
"Но если этот подонок решился на пытки и убийство собственной жены, - размышлял оживающий сценарист, - значит, его ничто не остановит в желании найти оператора, делавшего съемку, и кассету-матрицу, запечатлевшую его преступление... Но почему, в таком случае, помощничек мэра до сих пор до меня не добрался? Потому что я отсутствовал в городе? Но моя рожа девять часов подряд маячила на телеэкране, и в случае, если покойница раскололась, меня, по идее, давно уже не должно быть на свете! Судя по всему, возможности у этого подлеца громадные, а моральные тормоза отсутствуют напрочь... И, ежели я до сих пор дышу и дрыгаю ногами, сие должно означать следующее: либо ревнивица ничего не сказала, либо... нужно ждать ножа под ребро в любую секунду..."
Гриша поежился и нервно оглянулся по сторонам.
Продуваемая ветром кафешка по-прежнему была пуста, а смазливый юнец за стойкой, похоже, заснул стоя, убаюканный своим поганым рэпом в наушниках.
Стихия, между тем, начала постепенно стихать. Сначала ослабела яростная дробь по зеленой полупрозрачной пластмассовой крыше кафе, потом косая занавеска дождя сделалась редкой и сквозной, и, наконец, в серо-черных тучах блеснул, на глазах расширяясь, лоскуток ослепительно голубого неба.
Гриша высосал последние капли пива, вытер мокрый, небритый подбородок и посмотрел на часы. Без четверти десять. Через пятнадцать минут должна была открыться касса бухгалтерии управления культуры, где ему сегодня обещали вернуть старый должок - гонорар за сценарий юбилейного чествования одной местной знаменитости, 80-летнего ископаемого композитора, в 60-е годы наводнявшего всю страну липучими псевдонародными шлягерами, а теперь пившего водку на заслуженном покое. Деньги причитались не Бог весть какие, но человеку, живущему на вольных литературных хлебах, не мешала никакая копейка.
Гриша тяжело поднялся и, стягивая на ходу задубевшую куртку, направился к выходу. Когда он спустился по винтовой бетонной лестнице и ступил на мокрые плиты тротуара, от дождя остались одни воспоминания, а голубая полынья в тучах превратилась в полноводное озеро, в котором плавало жаркое рыжее солнце, разом раскрасившее еще недавно серую и блеклую улицу.
Благотворное воздействие пива начало сказываться. Ноющая боль в висках рассосалась, конвульсии в желудке улеглись, и лишь тяжелая свинцовая усталость во всех членах напоминала о вчерашней вакханалии и бессонной ночи. Выздоравливающий медленно шел мимо огромных стеклянных витрин центрального книжного магазина, за которыми, словно живность в аквариуме, сновали сотни людей, набившиеся внутрь по случаю дождя и теперь устремлявшиеся к выходу. Гришин путь лежал к желтевшим на следующем квартале ложноклассическим портикам здания областной филармонии, на четвертом этаже которого располагалась централизованная бухгалтерия, где бил один из денежных ключей, уже пятнадцатый год исправно его подпитывающий.
Восхождение по крутой лестнице в душном подъезде далось ему нелегко. Сердце гулко билось о ребра, пот заливал глаза и, когда он, тяжело отдуваясь, толкнул белую хлипкую дверцу и ввалился в коридор бухгалтерии, ему снова пригрезилось студеное лекарство в зеленой запотевшей бутылке.
У зарешеченного окошка кассы в темном конце коридора уже виднелся хвост очереди человек в десять. Обнаружив это прискорбное явление, Гриша недовольно засопел и потянул на себя обитую драным дерматином дверь с табличкой "Главный бухгалтер".
- А, господин Рывкин пожаловал! - с ехидной улыбочкой вскричала Эмма Лазаревна, завидев его. - Имела вчера счастье наблюдать по телевизору. Телезвезда! Просто телезвезда...
- Я рад, что вам пришлась по душе наша передача, - с трудом изобразив лучезарную улыбку, промолвил Гриша и тяжело опустился на стул. - Для меня ваше просвещенное мнение, Эмма Лазаревна, значит чрезвычайно много...
- Какой слог, Гришенька! Не иначе имеются проблемы по финансовой части...
- Что вы, Эмма Лазаревна! Вы для меня самый авторитетный критик в этой задристанной местности. А деньги, они - тьфу!
- Ладно заливать, - со смехом сказала польщенная толстуха и, расписавшись, протянула ведомость. - Берите и ступайте поправлять здоровье. На вас прямо лица нет!
- Да, что-то нездоровится, - пробормотал он, цапнув бумажку, - видно вчера простыл где-то...
- То-то я и вижу, что простыли... Небось, спортивный режим нарушали после марафона?
- От вас, Эмма Лазаревна, не скроешься! - сокрушенно развел руками Гриша и, картинно раскланявшись, скрылся за дверью.
Очередь у окошка кассы выглядела весьма неприветливо и, как назло, в ней не обнаружилось ни одного знакомого. "Придется погибать в духоте", - обреченно подумал он и осторожно дотронулся до плеча стоящей последней в очереди девушки с короткой красноватой шевелюрой.
- Извините, вы последняя?
- Наверное, - ответила та, чуть поворачивая длинную шею. - Стоял тут кто-то, но, по всей видимости...
И тут Гриша с удивлением опознал в собеседнице ту самую рыженькую особу, которую столь неудачно проводил домой после ужина у Пана.
- Светлана, - шепнул он ей прямо в розовое ушко. - Я удивляюсь, что у кого-то не хватило терпения постоять подле вас. Я согласен это делать 24 часа в сутки!
- А, господин сочинитель! - сказала она, усмехаясь. - Сочинитель, соблазнитель и вольный сын телеэфира...
- Последний каламбур просто великолепен. Он изобличает в вас те интеллектуальные качества, которые я не заметил в прошлый раз...
- Ну, это не удивительно, - усмехнулась она, иронически рассматривая его помятую и небритую харю. - В прошлый раз вы были слегка... утомлены.
- Да уж,- смущенно отозвался Гриша. - Вы уж простите эту пошлую икоту!
- Ничего. Наверное, кто-то вас вспоминал.
- Вероятно, - поежился он. - И теперь я даже догадываюсь, кто именно... Вы, кстати, по какому поводу в наших закромах?
- Случайно. Краеведческий музей заказал мне новый фирменный стиль. Я сделала его еще четыре месяца назад, и вот только теперь музейные крысы соизволили выплатить гонорар.
Игривая пикировка продолжалась в том же духе минут пятнадцать, и Гриша даже удивился, когда обнаружил, что они со Светланой стоят непосредственно перед окошком кассы, а позади слышится возмущенный рокот граждан, жаждущих отовариться денежными знаками.
- Света, - шепнул он художнице, - скорей получаем бабки и бежим отсюда со всех ног. Иначе культработники начнут нас бить. А это племя, не знающее жалости и снисхождения!
Когда они вышли на крыльцо служебного филармонического подъезда, с небес снова хлестал сумасшедший ливень.
- Мать честная! - воскликнул Гриша, накрываясь так и не просохшей курткой. - Что за погода нынешним летом: то жара аравийская, то библейский потоп...
- Ничего, у меня зонтик имеется, - беспечно отозвалась девушка.
- Тогда давайте его мне. А сами берите меня под руку, и мы пойдем, тесно прижавшись, как Изольда с Тристаном.
- И столь же невинно?
- Света, вы в очередной раз потрясаете меня своей эрудицией!
- Наверное, вам в жизни не везло и вы имели дело исключительно с выпускницами ПТУ, - вздохнула она. - Так куда мы направимся, мой нежный Тристан?
- Как куда? Естественно - кутить! Ведь мы одновременно вырвали гонорары из жадной пасти местной культуры. Преступно не выпить коньячку по этому поводу.
- Тем более, что, судя по вашему лицу, вам это жизненно необходимо...
- Грешно смеяться над больным человеком.
- Короче, куда вы меня ведете? Если в кабак - я пас. Не переношу эти усатые кавказские хари...
- Обижаете, леди Изольда! Приглашаю вас непосредственно в полуподвальный притон, находящийся отсюда в четырех кварталах.
- Что еще за притон?
- Там располагается недурная опиумная курильня, но иногда еще и снимается кино.
- А, ваша киностудия! Мне Панов много о ней расказывал...
- Ну, так что?
- Можно рискнуть. Но, надеюсь, вы не будете выходить за рамки роли благородного кельтского рыцаря?
- Обещаю быть скромнее парализованного евнуха!
- Это уж, пожалуй, чересчур, - мягко сказала она и взяла Гришу под руку.
- Боже мой! Да тут целый Голливуд, - сказала Света, усаживаясь после экскурсии по студии на скрипучий диван в Гришином кабинете. - И, как я понимаю, вся эта роскошь принадлежит вашей гоп-компании. Как же вы ухитрились завладеть этим Клондайком?
- Длинная история, - ответил Гриша, сервируя прожженный в нескольких местах стол на колесиках, на котором Андрюша обычно занимался паяльными работами. - Существовала долгие годы развесистая профсоюзная липа под названием "Клуб-лаборатория кинолюбителей". Номинально эта контора должна была заниматься организацией смотров-конкурсов любительских фильмов и методическим обслуживанием психов, в свободное от работы время снимающих на плохую пленку сопливых чад и любимую тещу...
- А на самом деле? - спросила Светлана, с интересом рассматривая бесстыжий плакат на стене.
- На самом деле работники этой богадельни занимались самой беззастенчивой шабашкой, снимая жуткие часовые фильмы для председателей колхозов и честолюбивых директоров крупных предприятий, и неплохо с этого кормились. Разумеется, по меркам тех вегетарианских времен.
- А потом?
- А потом началась дядимишина перестройка, и умные профсоюзные жулики поняли, что советской эпохе наступает, мягко говоря, конец. Вот тогда они и предложили нам, тогдашним работникам клуба-лаборатории, образовать региональную общественную организацию кинолюбителей, а при ней - хозрасчетную киновидеостудию, которая будет ее кормить. Студия снимает заказные фильмы, а заработанные средства идут на финансирование деятельности общественной организации, плюс на оплату штатных сотрудников. Чувствуете, что получается в результате?
- Совершенно бесконтрольная легальная шабашка?
- Поразительно умная вы женщина! К тому же шабашка, практически не облагаемая налогами. Общественная организация... Тыры-пыры...
- Хорошо, но какая выгода профсоюзникам?
- Объясняю популярно. Они безвозмездно передают нам помещение и часть аппаратуры, а мы регулярно включаем их в ведомости по оплате в качестве консультантов заказных фильмов. А так как заказы они добывали, в основном, сами, то подобный альянс был выгоден обеим сторонам. Теперь понятно?
- Все с вами ясно, господин сценарист! - протянула она. - Стало быть, я попала в гнусное разбойничье гнездо. Но это - полбеды. Главное, что меня обещали здесь кормить и поить, а пока лишь развлекают криминальными россказнями...
- Все готово! - воскликнул Гриша, подкатывая столик к дивану.
Такой завтрак не снился даже супруге монакского принца.
На столе, застеленном рекламным плакатом киновидеостудии "Фокус", стояла пузатая бутылка французского коньяка польского разлива, тарелка с аппетитной домашней колбасой с острым чесночным запахом, миска с крупнонарезанными помидорами , блюдце с лимонными дольками и огромный пучок зеленого лучка.
- Да, набор еще тот! - с сомненьем произнесла девушка, критически оглядывая Гришину работу. - Не хватает еще портвейна, сала, хрена и соленых огурцов...
- А по-моему - замечательно, - сказал Гриша, тайно сглатывая слюну. - Давайте, Светочка, выпьем и закусим. А то я только сейчас вспомнил, что сегодня почему-то не завтракал.
Он налил себе и гостье по полной пятидесятиграммовой рюмке и приподнял свой сосуд.
- Давайте, Света, выпьем за удачу. Не знаю, как вам, а мне она сейчас нужна, как никогда!
- Я не против.
- Поехали!
Они чокнулись, выпили и с большим энтузиазмом закусили. Потом запоздало выпили за знакомство, потом за процветание литературы, кинематографа, книжной графики и телевидения. И в уже совершенно замечательном расположении духа Гриша в очередной раз плеснул по рюмкам и вдохновенно произнес:
- По-моему, в самый раз выпить на "ты"! Мы уже знакомы четвертый день, а до сих пор продолжаем столь чопорное общение.
- Если вы, сэр Тристан, намекаете на то, что хотите меня поцеловать, то придумали для этого не самый оригинальный повод, - блеснула сахарными зубами рыжеволосая язва.
- Не отрицаю, что непрочь попробовать вкус ваших губ, дорогая леди, - промурлыкал Гриша, пересаживаясь на диван и приближая свою рюмку к ее незагорелой узкой руке, - но, согласитесь, что далее выкать тоже смешно...
Она рассмеялась, обвила его руку своей и одним глотком выпила коричневую пьянящую жидкость.
"Черт возьми, - несколько минут спустя думал Гриша, целуя ее розовый крупный сосок, пахнущий хорошим дезодорантом. - Ведь я мог не пойти в это дождливое утро за гонораром! Нет, теперь я не дамся никакому ножу..."