От голодухи желудок у Гриши подвело, как у зимнего волка. Он посмотрел на часы, матюкнулся и сунул в рот помятую сигарету. Было уже пятнадцать минут пятого, а богатая супруга неверного мужа все еще не появилась на пристани.
С едой ему в этот день катастрофически не везло. Вчерашний сценарий с великими муками удалось добить к двенадцати ночи, а до дома он добрался только к часу. Спал от перевозбуждения плохо, и, когда в семь зазвонил будильник, малодушно заткнул ему глотку и провалялся в полудреме почти до восьми. Потом вскочил, в бешеном темпе принял душ, побрился, схватил чемоданчик с видеокамерой и, закусив зубами чахлый бутерброд с вареной колбасой, рысью понесся к троллейбусной остановке.
В студию озвучивания Гриша ворвался весь в мыле, но ровно в условленные девять часов. Вся банда была уже в сборе. Иоганыч курил, поглаживал брюхо и рассказывал похабные анекдоты, Ухов с постным лицом перематывал бобины, Кирилл вполуха слушал Иоганыча, щелкал кнопками на пульте и не забывал поглядывать на оттопыренную попку Курочки, производящей у зеркала утренний техосмотр своего ресничного хозяйства.
- Привет, православные! - гаркнул Гриша. - Можете не падать на колени. Разрешаю демократично поклониться в пояс.
- Опять опаздываешь, паршивец? - с богатыми модуляциями произнесла Курочка, томно поглядывая на него в зеркало. - Ты же знаешь, что перед записью я хотя бы раз должна пробежать глазами твой поганый текст!
- И так сойдет, - пробурчал, не оборачиваясь, Ухов. - Все его тексты на одну рожу...
- Всем молчать! - заорал Кирилл голосом капитана пиратского брига. - Курица - в микрофонную! Иоганыч - вон отсюда с сигаретой! Гришка, ко мне! Поимейте в виду: ровно в одиннадцать часов вы должны очистить помещение от вашего мерзкого присутствия, ибо сюда ворвутся архаровцы из "Новостей дня". А учитывая , что на сей раз вы испекли халтуру на целых пятнадцать минут, работать придется с предельной интенсивностью.
- Не бери на понт, мусор! - с удивительно похожей на первоисточник интонацией произнесла Курочка, выхватила у него из рук свой экземпляр текста и, виляя бедрами, проследовала в микрофонную.
Без десяти одиннадцать измочаленные и охрипшие Гриша с Иоганычем покинули поле битвы с кассетой готового фильма.
- Дело сделано: дура замуж выдана! - облегченно произнес Иоганыч, засовывая плод двухмесячных трудов в потертый кофр.
- Поплюй, - суеверно пробурчал Гриша. - Еще нужно сдать заказчику...
- Возьмут! И еще хвостом вилять будут!
- Твоими бы устами...
- Перестань!
Иоганыч с наслаждением закурил и впервые обратил внимание на чемоданчик в Гришиной руке.
- Зачем камеру взял, нехристь?
- Так, ерунда! - лицемерно скривился Гриша. - Мои партийные тетеньки попросили ход подготовки к телемарафону зафиксировать...
- Для истории, что ли? Напоследок! - захохотал толстяк. - Все равно скоро им, коммунякам, хана.
- Ты думаешь? Я настроен не столь оптимистично... Ладно, мне пора. В двенадцать обещал быть на их говорильне, как штык!
Гриша поспешно пожал пухлую немецкую лапу и, помахивая чемоданом, зашагал к трамвайной остановке.
Полное идиотизма, бессмысленных споров и бабьего визга совещание тянулось три с половиной часа, и по мере его хода голодное бурчание в Гришином желудке достигло почти стереофонического эффекта. Со вчерашней рогатой заказчицей он сговорился встретиться в четыре часа на речном вокзале, и теперь с грустью сознавал, что мечту о тарелке борща придется оставить до лучших времен.
...Швырнув на асфальт окурок, догоревший до фильтра, Гриша злобно растоптал его подошвами кроссовок. Часы показывали уже двадцать две минуты пятого, а очкастой ревнивицей и не пахло.
"Торопился, как идиот! - злобно размышлял он. - Знал бы - вышел бы на предпоследней остановке и слопал порцию пельменей в той полупустой стекляшке..."
Он нервно полез в карман за очередной осточертевшей сигаретой, но тут заметил спускающуюся по ступенькам к пристани статную фигуру вчерашней посетительницы. Наряд на ней был еще роскошней давешнего, на голове красовалась кокетливая круглая соломенная шляпка с бордовой ленточкой на тулье.
- Прошу прощения! - молвила она с одышкой. - Задержали непредвиденные обстоятельства.
- Ладно, - буркнул Гриша. - Теперь куда, на паром?
- Да, а где ваша аппаратура?
- Все здесь, - он похлопал по пластмассовому боку чемоданчика с надписью "Панасоник".
- Так мало? Я все это представляла себе несколько иначе...
- Я так понял, что вам не нужны съемки в профессиональном режиме, правильно? Значит, достаточно бытовой камеры в системе "МРЫ".
- Знаете, я ничего в этом не соображаю и всецело полагаюсь на вашу добросовестность. Мне нужно отчетливое изображение, по которому можно будет опознать участников происходящего. Я буду иметь в результате таковое?
- Без сомнения!
- Отлично. Значит, завтра вы получите в обмен на него триста долларов...
Маленький паромный катерок отвалил от пристани и, фырча реликтовым мотором, начал двигаться наискосок против течения к противоположному берегу реки. Кроме Гриши и таинственной дамы, которая так и не пожелала назвать своего имени, на кормовой пассажирской площадке сидели только четверо дачников-пенсионеров с тяпками и плотно набитыми провиантом сумками. Дневной зной еще не стих, но от зеленоватой воды за бортом уже тянуло неуловимым вечерним запахом.
- Хорошо бы сейчас искупаться и полежать в тенечке! - мечтательно протянул Гриша, разглядывая желтую, почти пустынную полосу пляжа на приближающемся берегу.
- Накупаетесь еще в своей жизни, - с непонятным раздражением отозвалась анонимная спутница. - Вы ведь совсем еще молодой человек...
- Но вы, как мне кажется, не намного старше меня, - попробовал польстить ей Гриша.
- Это вам действительно только кажется, - не поддалась на лесть дама, как бы подводя черту под неуместным разговором.
По тихому дачному поселку они шли молча. Впрочем, особой тяги к общению Гриша и не испытывал. Настроение испортилось окончательно, а утробное бурчание в желудке сменилось отвратительной резью, свидетельствущей о том, что желудочный сок, не найдя себе лучшего применения, начал переваривать окружающие его ткани.
Сначала путь их лежал мимо старых, покрытых зеленью участков и небольших скромных дач, но потом пошли аккуратные металлические ограды, стриженые газоны и странные строения, подозрительно напоминающие буржуйские особняки из импортных кинофильмов.
- Однако круто живут некоторые граждане! - озадаченно проговорил Гриша, оглядывая очередной двухэтажный, белого кирпича, коттедж, на красной черепичной крыше которого торчала телескопическая антенна. - Давненько я, видно, тут не бывал...
- Да, времена меняются, - откликнулась дама. - Теперь люди поняли, что лучший вклад денег - это недвижимость. Вот мы и у цели.
Она показала на громадный домище с железными воротами внутреннего гаража и обширной верандой на втором этаже, на которой кучерявились какие-то экзотические растения.
- У вас же автомобиль имеется, - устало произнес Гриша, утирая пот со лба. - Какого же черта мы форсировали водную преграду и тащились два километра пешком по жаре?
- На автомобиле прибудут ваши клиенты, - с кривой усмешкой ответила спутница. - Нельзя же, сами понимаете, утомлять любимое существо поездками на катере и пешими переходами на глазах у всего поселка!..
Внутренние помещения виллы добили Гришу окончательно. Таких холлов, винтовых лестниц, каминов, мебельных гарнитуров и комплектов всевозможной аппаратуры в жилищах своих соотечественников он еще не видывал.
- Идемте на второй этаж! - скомандовала хозяйка. - Там у нас спальня, которая и станет, я уверена, вашей съемочной площадкой.
Гриша, отдуваясь и волоча за собой надоевший чемодан, топал вслед за деятельной заговорщицей по затейливым железным ступеням крутой лестнички. "Бутерброд. Простой советский бутерброд с обезжиренным сыром, - стучало у него в голове. - Ей-Богу, променял бы сейчас его на ночь с отъявленнейшей "Мисс Вселенная!"
- Проходите сюда, - приказала дама, когда он наконец одолел подъем, и распахнула двустворчатые двери с разноцветным стеклом.
Гриша сделал шаг в альковные покои и немедленно рухнул на спину в толстый ворс ковра, картинно задрав при этом ноги.
- Ой, пристрелите меня! - сквозь хохот стонал он. - Это бесподобно...
Спальня представляла из себя примерно двадцатиметровую комнату, одна из стен которой, полностью застекленная, выходила на ту самую оранжерейную веранду. Пол целиком покрывал ярко-красный ковер, посреди коего стояло громадное плоское ложе, рассчитанное, по всей видимости, на обширное шведское семейство, склонное к постельной акробатике. Но главная особенность помещения заключалась не в размерах лежбища, и не в полном отсутствии прочей мебели, и даже не в барской лоджии, которая зеленела сквозь стеклянную перегородку, а в зеркалах, которыми были полностью закрыты три стены и потолок этого, как моментально, хотя и не шибко оригинально, скаламбурил Гриша, "места имения".
- Ох, - проговорил он, утирая слезы. - Большой, видно, ваш супруг энтузиаст по эротической части!
- Верно, - ответила дама, без улыбки сверху вниз глядя на резвящегося Гришу. - Настоящий массовик-затейник. Любимец юношества... Впрочем, сейчас не время веселиться. По моим подсчетам, они меньше, чем через час, будут здесь. Осмотрите помещение и выберите место для съемки, а мне минут через десять надо будет уходить.
- Да-а, - пробормотал Гриша, с кряхтением поднимаясь на ноги, - легко сказать: найти место для съемки. Здесь же нет никакого укрытия. Одни зеркала. Не спальня, а комната смеха в парке культуры и отдыха!..
Он медленно обошел комнату, сразу наполнившуюся его многочисленными отражениями во всех проекциях, и остановился у дверей на веранду.
- Разве что оттуда попробовать...
Он толкнул стеклянную дверь в алюминевой фрамуге и шагнул наружу. Слева и справа от выхода громоздились большие керамические вазоны, наполненные землей, из которых, кустясь и завиваясь, росло что-то вроде минибаобабов.
- Только обезьян не хватает, - пробурчал он, - и пятиметровых гадов.
- Гады скоро будут! - заверила хозяйка, ступавшая за ним следом. - С этим делом не заржавеет.
Ее интонация Грише сильно не понравилась. Не очень-то симпатична была ему и сама ревнивица. Что за придурь - снимать на видео развлечения муженька? Ну, застукай, устрой скандал, подай на развод... Нет, за всем этим чувствовался какой-то мерзкий умысел, которого Гриша постичь не мог, да и, честно говоря, не особо жаждал .
- Ну ладно, - сказал наконец он, изучив диспозицию. - Из-за этих джунглей снять вполне можно. Но, естественно, при условии, что ваш муженек не станет задергивать шторы. В противном случае, как вы сами понимаете, медицина будет бессильна...
- Он не только не будет задергивать шторы, но еще и включит освещение внутри! - уверенно заявила дама.
- Отлично! И последний вопрос. Что мне делать, если ему или его, пардон, знакомой вздумается выйти на веранду подышать дачным озоном? Пропеллера, как у Карлссона, у меня пока нет, а крылья по причине греховности не отрастают...
- Вот это уже не моя забота! Если поймают, говорите, что вы маньяк и тайно снимаете все совокупляющиеся дачные парочки...
Подобная перспектива Гришу категорически не устраивала. Мордобоя он не боялся, но вот рисковать дорогой аппаратурой ему совершенно не улыбалось. Он еще раз обошел обширную площадку лоджии, пол которой был выложен разноцветными плитами из мраморной крошки, а края ограничивались витой металлической оградой с перилами, и на этот раз увидел то, чего не заметил сразу. В правом углу гигантского балкона лежала прислоненная к ограде длинная стремянка.
Гриша приподнял ее и установил на полу. От верхней ступеньки до края крыши не хватало какого-нибудь метра.
- Бесэдер! - воскликнул он, совершенно неожиданно для себя припомнив уроки иврита.
- Что вы сказали? - заказчица удивленно приподняла брови.
- Ничего. Это так, профессиональный жаргон. Короче, так! Сейчас я по этой стремянке заберусь на крышу, а, когда они прибудут и, так сказать, приступят, потихоньку спущусь и начну съемку. Еще раз прошу прощения, ваш муж предается сексуальным забавам достаточно долго?
- Дольше, чем вы можете себе представить.
- Что вы говорите? Везет же людям! В таком случае я сниму наиболее откровенные моменты, спрыгну с веранды на ваш замечательный цветник и проследую на катер. С вами мы встретимся...
- Я в девять часов буду у вас в студии.
- Хорошо. И последний вопрос. Не найдется ли у вас в сумочке бутерброда с сыром?
- Вы голодны? Одну минуту!
Она исчезла в недрах дома и минут через пять вернулась, неся на круглом металлическом подносе два бутерброда с красной икрой и стакан апельсинового сока.
При виде этого великолепия Гриша заурчал, как голодная дворняга, и проглотил изысканную пищу с неприличной скоростью.
- Теперь я готов на все! - проговорил он, блаженно закуривая сигарету. - Вы меня просто спасли...
- Вот и замечательно, - молвила дама и впервые улыбнулась краешком накрашенного рта. - Итак, завтра в девять.
Она сделала на прощанье ручкой и скрылась, прикрыв за собой дверь, отделяющую зеркальную спальню от веранды, на которой остался томимый смутными предчувствиями сочинитель.
...Минут через пятнадцать после ухода неулыбчивой заказчицы Гриша услышал, как возле дачи притормозила машина . К этому времени он уже сидел на плоской и теплой от закатного солнца крыше.
"Началось!" - подумал он и, несмотря на духоту, почувствовал озноб в спине. Только сейчас до него стало доходить, что сдуру он вляпался в скользкое и довольно опасное предприятие. Не исключено ведь, что этот сексуально озабоченный муж окажется двухметровой гориллой с железными кулаками. Озноб между лопатками усилился и добрался до самого копчика.
Мотор внизу стих, хлопнули дверцы машины, послышались звуки шагов на крыльце. Потом щелкнул замок, и все стихло.
Гриша выждал ровно десять минут, убедился, что веранда пуста, и, перекинув камеру на ремне за спину, осторожно спустился с крыши на стремянку. Первым делом он убедился, что дверь в зеркальную "комнату смеха" по-прежнему закрыта. Спустившись на балкон и пригибаясь, Гриша на цыпочках приблизился к стеклянной стене и осторожно заглянул в просвет между ветвями куста, растущего из громадной керамической крынки.
Видимость была превосходной. Посреди ярко освещенной сосулькообразными плафонами комнаты стоял с двумя бокалами в руках рослый тяжеловатый господин в "породистых" очках и, улыбаясь, что-то говорил девушке, сидящей на софе спиной к балкону.
Неизвестный сладострастник, которому Гриша на первый взгляд дал бы лет пятьдесят, одет был в великолепный темно-синий двубортный пиджак с металлическими пуговицами, голубую рубашку с бордовым галстуком, светло-серые брюки и сияющие вишневые туфли. Судя по осанке и выражению холеного лица, человек этот знал себе цену, и цена была довольно высока.
"Хорош гусь! - завистливо подумал Гриша, осторожно приподнимая камеру. - Наверное, красную икру каждый день ложками лопает. От такой пищи, конечно, поминутно на девок тянет..."
Он установил легкое изделие японских умельцев на плече, прилепил правый глаз к видикону и нажал на клавишу трансфокатора, приближая изображение. Картинка шла идеальная. Причем благодаря зеркальным поверхностям невольные участники съемки были видны и анфас, и в профиль и даже вниз головой.
- Поехали! - сам себе скомандовал Гриша и нажал на красную кнопку, запуская вращение трехчасовой кассеты, спрятанной внутри камеры.
Как человек, часто, хотя и не профессионально снимающий, Гриша при работе с камерой смотрел на объекты двумя глазами. Эффект при этом получался довольно странный, так как правым глазом он видел изображение черно-белое, а левым - цветное. Вот и сейчас он установил четкий кадр, при котором видны оба исполнителя, и принялся спокойно наблюдать за развитием действия.
А на "съемочной площадке" пока не происходило ничего экстраординарного. Партнерша, по-прежнему сидя спиной к оператору, продолжала потягивать напиток из бокала, а хозяин дачи, допив свое вино, небрежно сбросил пиджак на ковер и, продолжая весело о чем-то говорить, стал распускать узел галстука. Освободившись от этого джентльменского компонента одежды, лощеный ловелас одной рукой изящно принял у дамы полупустой бокал, а другую церемонно протянул ей, словно приглашая на танец. Девушка поднялась и, подыгрывая партнеру, сделала что-то вроде бального па. В результате этого она наконец оказалась лицом к веранде, и не отрывающий глаза от видикона Гриша невольно присвистнул..
Это была девчонка! Обыкновенная, рано сформировавшаяся школьница лет 13-14-ти, одетая в коротенькую джинсовую юбку и красную майку с черным силуэтом мотылька на спине. Светлые волосы ее были очень коротко подстрижены, а на длинных загорелых ногах ладно сидели высокие ременные сандалии на толстой плоской подошве.
- Ах ты, старая мразь! - прошипел Гриша, наезжая на физиономию очкастого развратника, скалящего в улыбке ровные зубы и не спускающего глаз с приплясывающей перед ним девочки.
Дальше события стали развиваться столь соблазнительным образом, что даже не злоупотребляющий красной икрой Гриша почувствовал сильнейшее возбуждение. Растленная нимфетка, не переставая двигаться, ловко стянула через голову майку, и во всех зеркалах зажглись контрастные на загорелом теле маячки двух молочно-белых грудей с коричневыми звездочками твердых сосков.
Гриша облизал губы и, все больше волнуясь, стал переводить объектив с обнаженного торса девочки на покрасневшую рожу очкастого павиана.
Наглая малолетка тем временем расстегнула молнию на юбке и легким движением бедер сбросила ее на ковер. Теперь она оставалась лишь в узеньких черных трусиках, которые соблазнительно подчеркивали гибкую прелесть ее тонкой фигурки.
"Что я снимаю, подлец! - подумал Гриша, с гадливостью чувствуя все признаки сильнейшего возбуждения. - Ведь эта маленькая стервочка от силы года на два старше моей Нинки..."
А в зеркальной спальне действие принимало самый возмутительный оборот. Солидный господин внезапно стащил со своей благообразной физиономии очки, рухнул на колени и принялся зубами стаскивать трусики с хохочущей беленькой нимфы. Предприятие это после нескольких яростных рывков ему удалось вполне, и вскоре она уже пританцовывала, повторяясь в зеркалах точеными белыми ягодицами.
Все, что происходило дальше, очень сильно напоминало много раз виденные видеокассеты, которыми так увлекались в первые перестроечные годы, когда советские людишки наконец-то были допущены до видеоиндустрии.
Сначала торопливо разоблачившийся мужчина вылизывал свою юную подругу с ног до головы, живо напомнив при этом Грише старого щетинистого кабана, роющегося в грязи. Потом она ползала по его раскинувшейся навзничь туше, ублажая острым розовым язычком его напряженные бычьи гениталии. Потом они впились друг в друга одновременно, перекатываясь по необъятной постели и так сплетая тела, что уже трудно было отличить, где кончается одна потная косматая плоть и начинается другая - нежная, загорелая и бархатистая.
Гриша, затаив дыхание, снимал весь этот срам, делая время от времени крупные наезды на самые откровенные и влажные участки их тел, и чувствовал, что сам уже находится на крайнем пределе невольного похотливого желания.
Пикантная прелюдия продолжалась необыкновенно долго и, судя по жестам и гримасам девчонки, она уже пару раз испытывала приливы полного удовлетворения. Но старый мерзкий свин ухитрялся, как ни странно, мастерски сдерживаться.
Но вот, после очередного ее кошачьего вопля, обозначившего взрыв наслаждения, он оторвал мокрую физиономию от расверстого лона и, приблизив губы к ее уху, принялся что-то нашептывать.
Девочка согласно кивнула и, перевернувшись, стала на колени, упираясь руками в темное покрывало измятого ложа.
- Ну слава Богу! - прошипел Гриша, моргая натруженным правым глазом. - Трахай ее побыстрей, скотина, и я отвалю из вашего вонючего борделя!
Но, как видно, муж Гришиной заказчицы был, и точно, прирожденным массовиком-затейником. Вместо того, чтобы банально наброситься сзади на порочное юное создание и вспахать-таки нежную почву, этот извращенец поднял с ковра свой галстук и набросил его на шею стоящей в соблазнительной позе подруге. Затем начались уже совершенно непостижимые для Гришиного разума вещи. Мужчина подхватил с пола черные трусики, которые некоторое время назад так ловко стащил зубами, и, прижав их к лицу, принялся взмахивать головой, словно эфироман, вдыхающий пахучую дурь.
Странная процедура видимо предельно раззадорила его. Через несколько мгновений, не отрывая лица от диковинного стимулятора, он рванулся к девочке и, схватившись за галстук, укрепленный на ее шее, с рычанием овладел ею сзади.
Конский напор его был страшен. Девчонка выгнулась дугой и беззвучно оскалила рот, с одной стороны потрясенная диким вторжением его на зависть массивного полового агрегата, а с другой - сдавливаемая петлей натянутого галстука, конец которого мужчина продолжал сжимать в руке.
Как видно, для такого хрупкого тела описанный способ наслаждения оказался чересчур мучительным. Гриша увидел, что лицо ее исказилось и резко покраснело, а руки попытались оттолкнуть грузное тело, накатывающееся на нее сзади, словно механический неумолимый поршень.
"Ну и бугай! - думал Гриша, чувствуя, как пот струится у него по лбу и по спине. - Он же ей так все внутренности разворотит..."
Через несколько мгновений неутомимый сладострастник вскрикнул и, отбросив от лица трусики, резко повалился на бок. Девчонка тоже рухнула на постель ничком, видимо, начисто опустошенная страшной скачкой.
Гриша выключил камеру, вытер потное лицо и, отдуваясь, посмотрел на часы. Со времени начала съемки прошло больше сорока минут. Нужно было срочно упаковывать камеру и сматываться подобру-поздорову. Кадры должны были выйти потрясающими, и заказчица, надо думать, останется довольна.
Гриша еще раз посмотрел из своего зеленого укрытия на стихшее поле сексуальной баталии и взрогнул от увиденного. На растерзанной постели, где только что сплетались потные тела, стоял на карачках потерявший всю свою респектабельность голый джентльмен и лихорадочно пытался привести в чувство безжизненое тело своей малолетней любовницы.
Негодяй делал ей искусственное дыхание, вдувая воздух через рот, и остервенело хлестал по побелевшему искаженному личику с остекленевшими глазами.
Как в полусне, Гриша водрузил камеру на плечо и нажал красную кнопку. А события в зеркальной спальне приобретали все более жуткий характер. Мужчина торопливо стащил с девчоночьей шеи галстук, и Гриша отчетливо увидел отвратительный красный рубец, пересекавший тонкое белое горло.
- Мать честная! - прошептал он. - Ты же задушил ее, тварюга. Убил ребенка...
В голове у литературного шабашника мелькнула мысль о возможном вмешательстве, но он резко ее отбросил. Зачем ему влазить в это поганое дело? Как потом объяснить свое присутствие на веранде и эту пакостную съемку?
В каком-то полуобморочном состоянии Гриша снимал продолжающиеся реанимационные усилия голого убийцы, потом непонятно откуда появившийся громадный зеленый целлофановый мешок, куда мерзавец запихнул тело и забросил ее вещи вместе с нарядным розовым ранцем, который оператор раньше не замечал на фоне красного ковра...
Пару минут спустя он уже снимал с веранды, как наспех одетый хозяин дачи, трусливо оглядываясь, погрузил в багажник страшный зеленый пакет и, нырнув на сиденье "лады", резко рванул с места.
...В киностудию Гриша попал только к вечеру, часам к девяти. Пошатываясь, он вошел в свой кабинет, запер в сейф камеру и, слабо соображая, что творит, направился в монтажную.
Через час копия злополучной съемки без финального конца была переписана на новую кассету, но он продолжал сидеть за монтажным пультом, глядя на свое отражение в темном экране монитора.
- Триста зелененьких, - прошептал Гриша и впился в лицо ногтями . - Что же я наделал, паскуда!