|
Ольга Кольцова
* * * то ли два крыла то ли след саней прочертили дорогу в снегах под луной ущербной иди по ней ввысь не прянуть в ночи впотьмах
мерзлых перьев ость ранит словно кость но пиши упрямо слова в ледяном дыму ты нежданный гость и дорога твоя крива
так ступай же прочь от седых могил навестил своих и назад что ты вестник в этих краях забыл продолжается снегопад
так кровавит пальцы твое перо что под мутным светом луны всё черней тавро и саднит ребро и вино не пьяней вины
* * * Задев осколок мутного стекла, не уколись о струи дождевые; застывшие графичные кривые, к беде расколотые зеркала; снеси осколки к проруби к реке, запомни след ледовой паутины; шуга, пурга, дрейфующие льдины и бьющаяся жилка на виске; всё об одном твердит, и ломкий свет и ветви, и нахохленные птахи – снег тяжелей смирительной рубахи, и визави не слышит тет-а-тет; а визави – попробуй отзови, а тет-а-тет – от пристального взгляда скрывается, барьер или ограда, не спрятаться, штакетник ли, преграда, дождь зарядил – как слезы на крови.
* * * приметы следы или знаки их только слепой не прочтет шумят наливаются злаки и время по остьям течет
шершаво, занозой колючей; молочную сладость зерна надеждой пустою не мучай до срока зачахла она;
дождешься жнеца ибо зерна не праздно под небом шумят молчат равнодушные норны ни вспять ни вперед не глядят
ты лика жнеца не узнаешь но верь на скрещенье времен под маской его доиграешь нетленно горишь не сгораешь, ан жнец всё поставил на кон
увидишь как всё это было и как повторится опять менгиры клинки и секиры и кровные ратники сиры и как же страшна эта рать
* * * ветви провода воздушный ключ воздух не колюч но безответен лдуч косой прохладен неприметен в растревоженных разрывах туч в растревоженном прорыве сна явь мелькнет игрою светотени полотно запутанных плетений даль недальновидна и тесна железнодорожные пути семафоры рельсы полустанки жалкие обсевки и останки мы давно у жизни не в чести но настигнет преломленный свет обожжет предчувствием испуга дежавю одышливая фуга беспредметно сбывшихся примет
* * * дели перемножай перемели на мельнице молитвенной мгновенья под снегом ли под градом ли в пыли полученное тотчас обнули молчание не терпит преткновенья оно лишь длит себя на глубине вдыхая жабрами вуалехвосто и не спешит выныривать вовне чем ближе сушь тем ближе до погоста; мелите дальше мельницы души мелите тоньше – и мели Емеля блаженному все средства хороши блажи и стать разумным не спеши; день солнца, воскресение, неделя.
* * * Не крови
же, душа, не криви
* * * Соломенные ливни в краю саманных хат, соломенные вдовы отводят вчуже взгляд. Ах, вервие гнилое, веревка-вервея; а над стернею – призрак, подобие жилья.
Течет себе река, над нею облака, все как заведено – от века, на века, но только взят разбег – глядишь, преткнулся век, ведут, ведут калики над пропастью – калек.
хитро глядит простор сквозь вертикаль зрачка. не Бастет и не Гор, – сухой напев сверчка. Кузнечья стрекотня – предвестьем саранчи. Цикута, чур меня! Цикада, замолчи.
Пусть смертная роса ложится на стерню. Безвидны небеса. Огнива нет огню.
* * * Вода и небо и волна и высь и глубина в чернильном воздухе парят и сад и вертоград иди по темным облакам по скошенным лугам как по разбитым черепкам по тающим снегам
Дуга с дугой волна с волной и снег слепит зрачки и сад заброшен и забыт и с кожей башмачки давно срослись и всё бегут стернею да жнивьем кровавый след в глухой закут за стылый окоем
ресницы колкие смежи глаза обожжены квашня замешана на лжи и башмаки тесны и продолжается побег и пляс и хоровод который год который век над зеленью болот
* * *
И зачем эта ветка стучится в окно – знать о том никому не дано
и зачем птичья стая летит в облака так крылата упруга легка
только клекот и щебет небесных владык только неба гортанный язык
вот и все завершается песня без слов знать у рыбарей бедный улов
позвонкам обнаженным ключицам руке дай пристанище в темной реке
заломи спелый колос ты над быстриной и скрепи его горькой слюной
а потом уходи если можешь уйти зачарованы тропы-пути
не гадай что сейчас приключиться с тобой околдован своей ворожбой
только перья и пух раскричавшихся птах обогреют на стылых ветрах
и гортанную речь разберешь без труда отправляясь невемо куда
* * *
На волглых надлобьях на сбитых надгробьях на выпуклых сколах оград по Брайлю прочти ты могильные плиты ведь шрифт непонятный заклят
здесь сад онемевших камней безымянных замшелых и стертых подчас руины с лепниной но без крестовины навеки забытый рассказ
дотронься ладонью пусть пальцы почуют как кровь в капиллярах бежит кого-то бичует кого-то врачует кого-то глядишь закружит
венозные сгустки побеги так хрустки и камни склоняют к земле в саду безымянном пути твои узки и память плутает во мгле
и справа налево по азбуке Брайля надгробья на ощупь читай под мохом на склепах остались скрижали – и жухлые листья взметай
* * * Опаленные ресницы спи под пеплом Бог с тобой дней сожженных вереница да разбитая криница да умолкнувший гобой
очарованные веки припорошены золой за стрехою ли в сусеке это памяти засеки запах неба нежилой
кто там бродит-колобродит кто тревожит тень твою кто очей с тебя не сводит в заповеданном краю
скоро снегом всю округу запорошит занесет с недосыпу с перепугу с опустившихся высот
над застывшей кутерьмою что от холода свело встанет тьмой глухонемою опаленное гало
Тель-Авивский клуб литераторов
Объявления: |