Елизавета Клиорина
***
Мир сократился до предела, До круга лампы золотой, До чудотворного придела, И узкой лестницы крутой. Темно за дверью, окна низки, Тиха молитвенная речь. В часовне подают записки, От смерти просят уберечь.
*** Знаешь, самый лучший сулугуни Продавала тетка на базаре. Надрезала корочку тугую И смотрела черными глазами. Наливала красный саперави, Выставляла молоко овечье. Пахли чесноком сухие травы, И река бежала человечья.
Самую красивую черешню Продавали ночью у вокзала. Круглые бока блестели нежно Пальма в небе лапами махала. Газировка сладкая шипела, До краёв вскипала, негодуя. И свисала гроздьями чурчхела, И крутили фильм под старой туей.
*** Берёзы серое пятно И дальний лес до самой кромки, Чуть ночь, заполнили окно В той комнате, где спят девчонки. Белела занавески вязь, Расцвеченная комарами. Мы вылезали, не боясь, Повиснув на оконной раме. За огородом спал овраг, Мостки, река, в лесу плотина. За дальним лесом - Ленинград, И поезда в ночи катили. И было слышно в тишине, Как товарняк гремит на стрелке, И в доме звякают тарелки, И бьются крылья по стене,
*** Вот образец бесхитростного чуда: Букет ромашек в вазе на столе. В горошек платье, на губе простуда - Я за столом, и мне всего шесть лет. А воскресенье чистым полом пахнет, И спрыгивают блики с хрусталя. Альбом раскрыт, и объектив распахнут, И за окном - большие тополя.
***
И сразу показалось, что зима, И белый свет две комнаты наполнил, И этим самым день иной напомнил И тишину, и спящие дома. И шарик мандаринки на столе, И шарик, золотящийся на елке, И за столом семейные размолвки, И общий хлеб. Такою тесной наша жизнь была В кругу у новогоднего стола, Когда намного меньше половины! Все реже гости ходят на постой, Мы заполняем будни суетой, И только стол стоит пустой и длинный.
***
Нехитрый быт, неважные дела. Какой бы долгой старость ни была, Останутся немодные прикиды. И будет внучка вещи разбирать, В притихшем доме двери запирать, И позабудет старые обиды. Где голос, где певучие слова? Немы пластинки, не скрипит сова, И за окном разверст бачок помойный. Где были разговоры да звонки, Стоят на кухне молча ходунки, Да радио бормочет по покойной.
***
Невесёлое нынче совсем Рождество, Никого за столом, на столе ничего. Эту скатерть, что помнила руки твои, Со стола не убрать, помяни, утаи. С черно-белого снимка у белой двери Не смотри на меня, не вини, не кори. Пусть меня и тебя рассекли, развели, У зажженной свечи помолись, утоли.
***
Их изначально было четверо: Отец, две дочери и мама. В день смерти было сыро, ветрено, На небе разыгралась драма. Не помню, были ли больничные Покои, лазарет домашний. На гроб легли цветы обычные, На рюмку с водкой - хлеб вчерашний. Три дня дожди на город капали, Сердца снедали боль и жалость, Но вдруг, когда взялись закапывать, На небе солнце показалось.
Тель-Авивский клуб литераторов
Объявления: |