Андрей  Фамицкий

 

* * *

зачали в восемьдесят восьмом,
родился в восемьдесят девятом,
явился громок и невесом,
восьмое, март, если верить датам.

учился вовремя и легко,
был в меру правильным, в меру битым,
детдом, родители далеко,
идешь к друзьям, под машинку бритым.

библиотека по выходным,
и раз в неделю – по средам – баня,
к бабуле едешь худым-худым,
битья не надо, лады, батяня?

но вновь подъем, а потом отбой,
дежурство, девочка, танцплощадка,
она танцует, но не с тобой,
и в урну брошена шоколадка.

тетрадка школьная, пара строк,
руслит, шестерка по пятибалльной...
так детство, стертое в порошок,
я запер в колбе часов стеклянной.

 

 

* * *

 

купание прекрасного коня
в простой эмалированной лохани.
купальщицы большие на меня
с улыбкой смотрят в поселковой бане.

 

по снегу возвращение домой,
стихи, ремень и прописи тугие.
мне двадцать семь, я раньше, Боже мой,
нисколько не боялся ностальгии.

 

 

* * *

мне снилась школа и какой-то класс,
где мы шептались за последней партой,
зачем, звонок, ты разлучаешь нас,
и кот встречает в комнате проклятой?

протертых брюк и лестничных перил,
увы, не знает взрослая продленка.
чему учиться? там я полюбил,
ты здесь другому родила ребенка.

наш воспитатель был обычный зверь,
когда дежурил, влез в его тетрадки
и подсмотрел, что друг мой ЗПР –
кто хочет поиграть в такие прятки?

я знаю, всем приходится терять –
не жизнь, а разоренная бытовка –
но вы остались, тонкая тетрадь
и тягостная самоподготовка.

 

 

* * *

 

это черное слово читается: "никогда",
и приходит в действие медленный механизм,
но годится ли нож для бумаги для колки льда,
и откуда в подледном лове такой комизм?

 

пресноводная рыба глотает пустой крючок,
неглубокий писатель выводит свои крючки,
в механизме судьбы раздается сухой щелчок...
рыба ест человека, бумагу рвет на клочки.

 

 

ВЕСНА

 

упрятали в ЛТП,
а я себе на свободе
пишу стихи о тепле,
о кофе и о субботе.

 

отец он мне или кто?
сын я ему или кто-то?
от яблони далеко,
а к яблоне неохота.

 

в продмаг вечерком зайду,
куплю себе ром и колы,
а в яблоневом саду
весна, но деревья голы.

 

 

* * *

мы погорельцы на своей земле. 
а кто же поджигатели? мы сами. 
по грудь в дыму и по уши в золе, 
местами смерть и выгодно местами.

так ревностно блюдешь чужой бюджет, 
так потчуешь себя скороговоркой, 
встающий над самим собой чуть свет 
и чиркающий спичкой над конфоркой.

 

 

* * *
                        Насте Кудасовой

ежик обнимает медвежонка
медвежонок с ежиком умрут
но о них останется книжонка
и потом хороший снимут мульт

чтобы дети не боялись счастья
и могли на звездочки смотреть
сколько с медвежонком ни общайся
лошадью в тумане ходит смерть

 

 

* * *

 

приснился Пушкин с черепом в руках.
ну, здравствуй, Пушкин, что тебе не спится?
нас Гоголь оставляет в дураках,
и Достоевский позволяет спиться.

 

неужто и тебе покоя нет?
а помнишь ты писал – покой и воля?
и вот стоишь нелепый, как скелет,
ждешь то ли счастья, то ли алкоголя.

 

нет ничего, и в общем-то, пора.
не вспомнишь, как там было? да, обитель.
ни дать ни взять ни пуха ни пера,
и кто я, что я? только лишь любитель.

 

"на теплых нарах – всех по одному..."
и тезка твой, смотри, пришелся к месту...
за всех живых дай, что ли, обниму.
а череп чей, маэстро?

 

 

* * *

поможет ли таблетка веронала
от прошлого, где мать тебя роняла?

поможет ли затяжка никотина
от старости, где встретит смерть-скотина?

поможет ли двойной американо 
от поезда разлуки без стоп-крана?

поможет ли, что день безгрешно прожит?
и если нет, то что тогда поможет?

 

* * *

дом с привидениями и без,
где растворимый кофе
ждал, остывая, и вдруг исчез,
так же исчез картофель.

вилки и ложки, потом ножи,
следом и нянька злая –
все пропадало что ни ложи
(что "ни клади", я знаю).

с вешалки шапка, потом пальто,
шарф и еще перчатки,
пыль на столе, на полу пятно,
пепельница с площадки.

все поглощалось какой-то тьмой,
но к семи, полвосьмого,
стоило только придти домой,
все появлялось снова.