Мири Яникова
Хайфские стихи
1.
Ну, в общем, ясно. Это жизнь такая. Другая, может, есть, но где-то там… А здесь — опять тоска не отпускает, приблизившись к окну, дверям, вратам, где, истину присвоив и оспоря, деревья закрывают вид на море.
Туда, туда, — едва окончен бой с реальностью, войною и собой, — туда, где тает время до отплытья и истине не отыскать укрытья.
Там на закате — истина ясна. Поверхность моря — будто письмена, к тому ж они меняются местами, как будто непрестанно их листает, всю истину в себя вобрать спеша, какая-то всеобщая душа.
…Ходить сюда всегда, годами и веками, водить с собой сновиденых гостей, пока еще прибой цепляется за камни мильонами сверкающих когтей…
2.
Корабли скучают в порту. Жара. Вечереет. Бесконечны ступени, с небес уходящие вниз. Видишь, старенькая Ассоль, не дождавшись Грея, побрела на стоянку, где чайки штурмуют карниз?
Видишь, входит она в квартиру, где с небом спорят теснота, занавесок пурпур, нищий ампир? Видишь, входит она в квартиру, в которой — море, паруса из алого шелка, блистающий мир?
В синагоге поют, кричит и бушует таверна, на шоссе гудки, и цокот копыт в пыли. На обратном скором маршруте Хайфа-Каперна поджигают уже фонарщики фитили.
И морская даль все ближе и все роднее, и на старой карточке выцвели небеса, но волна все так же бесхитростна, и над нею в Зурбаган, Шикмону и Кастру летят паруса.
_________
И тогда еще парочка других стихотворений:
___________
В Загребе дождь. Небосвод переполнен. Длится мистерия грома и молний, вечность на фоне вечерней зари.
Летом бывают дожди. Повтори.
Где-то за гребнем пространства огромны. В Загребе молнии, в Загребе громы, с летнего неба потоком — вода.
Я не увижу ее никогда.
Только, быть может, в полете последнем, вспомнив о лете и щедрости летней, листьях опавших, что в кучи сгребли, —
я оглянусь в направленьи земли и, ухватившись за молний зигзаги, сверху увижу сияющий Загреб, только взгляну — и наверх, и навек…
В Загребе вечность. В Загребе снег.
________
Лесной пожар
Быть деревом под Иерусалимом. Стоять себе под Иерусалимом над морем и долиной, в дождь и зной, и ощущать себя неопалимой, возможно — той же самой купиной.
И не стремясь совсем забраться выше, ждать, что в твоей листве раздастся вдруг тот Голос, для которого ты дышишь и держишь небо тьмой зеленых рук.
Десятилетья, не прося замены, стоять и охранять святые стены и точно знать, что не сгоришь в огне. Уже кора становится коростой — ведь деревом повсюду быть непросто — не только здесь, не только в вышине.
Когда ж огонь твое охватит тело и черноты настанет торжество — всего лишь вспомни: ты сама хотела быть деревом под Иерусалимом, и только там, под Иерусалимом, — а Голос… что же, можно без него…
__________
Ну и, может быть, вчерашнее тоже:
__________
Наступает светило на собственный хвост, утопая в сияющей яме. Через двадцать минут после выхода звезд заполняется лента друзьями.
И пейзажи, закаты, стихи и коты и рецепты бессмертья и хлеба заполняют пространство любой пустоты и уносятся в звездное небо.
И сплетается эта незримая сеть, создавая миров очертанья, и навеки нам в ней, трепыхаясь, висеть, в лапах времени, в логове тайны...
Тель-Авивский клуб литераторов
Объявления: |