Борозенцев Леонид

 

СТИХИ ИЗ ЦИКЛА «УКАТИЛОСЬ ЯБЛОКО»

 

 

 

*  *  *

                         Устают, выдыхаются к вечеру

                         оттенки цветов, остаются лишь

                         два или три…

                                                                Х.Л.Борхес

 

К вечеру вновь выдыхаются красок оттенки,

Тешась усталостью, в двух или трёх замирая.

Медленно катится в ночь, как монета в пристенке,

С крыши сорвавшись, Луна: с её острого края.

 

В мутном колодце двора отражаются звёзды.

В пепельных окнах и луже — зеркальном обрывке

Неба льняного. И, кажется, миг этот создан

Вечностью и молоком в незавязанной крынке.

 

 

 

ЛЯДОВО*

 

Здесь по склону холма, нарушая привычный порядок,

Опускается небо в зелёные волны травы,

Там, где плещемся мы под мостами сверкающих радуг,

По которым попарно гуляют священные львы.

 

Здесь в бегущей воде отражения словно застыли —

Говорят, это Время на миг задремало внутри,

Сквозь решётку ресниц наблюдая за кружевом пыли

И дыханием нежа в хрустальной росе ковыли.

 

Здесь стихи и мечты, и иллюзия города детства,

Родника говорок, и букетов живых хохлома,

Здесь последний приют, и незримое с Тайной соседство,

И небесная синь, что стекает по склону холма.

* Лядовский Свято-Усекновенский скальный монастырь, расположенный на левом крутом берегу Днестра. Украина, Винницкая область, с. Лядово.

 

*  *  *

 

Поля ржаного янтарные холки.

Низкого неба рана, сквозящая

Отчей печалью, зашита иголками

Злаков породистых — Родина спящая.

 

Плещутся желтые ризы волнистые,

Дикими маками вольно расшитые,

Бьются о кромку невидимой пристани,

Стелются под ноги пенными свитками —

 

Так и стоишь очарованным странником,

Лёгкие полня ветрами и песнями,

Вечным изгнанником, божьим избранником

Рая заветного, края небесного.

 

 

 

ОБЛАКА

 

А рыбы вновь уходят косяками

Сквозь утро, сквозь оконные глаза,

Колышутся у нас над головами,

Запутавшись в прибрежных голосах.

 

Им слышен шум волны, им видятся лучины

Тростинок осторожных, взмах гребцов,

Портвейна всплеск, которым давятся мужчины,

Припоминая подвиги отцов.

 

Им попадаются злословящие жёны,

Цедящие по платью на сезон,

Их дрязги, бедствия, но завистью сожжён

Закатный горизонт запретной зоны.

 

Слепцы. Они отчаянно текут

Сквозь небо. Сквозь пустые оболочки,

Плывут, читая души, как подстрочник,

К кисельным берегам на Страшный суд.

 

*  *  *

 

Цепи событий, как цепи врагов одержимых,

Целью считая не нас, но идущих за нами,

Снова железом щетинятся в шквальном режиме,

Нас прошивая навылет тревожными снами.

 

Как удержать их — в затылок мне дышащих ради,

В явь просочиться не дать им волной смертоносной,

Кто-то, наверное, знал, расставляя в тетради

Тонкие сети из клеток над дымкой морозной.

 

Пусть прорастают и жгут, но внутри остаются

Кровью чернильной, строкой бесталанной занозной!

Катится яблоком сердце по краешку блюдца.

— Господи! Дай удержать, если только не поздно!

 

 

ЧЁТКИ

 

Иконы окон золотит закат.

Вновь крестный ход домов в моленье замер —

Сдается Вечность в плен и напрокат,

И за крестами на стекле танцует пламя.

 

И, кажется, что в этой тишине

Мы можем наших мыслей шёпот слушать

И чувствовать, как кто-то в вышине

На солнца нить нанизывает души.

 

 

ПИСЬМА ИЗ БЕЛОГО ГОРОДА

 

Где вода с окалиной по весне

бередит распоротых вен каналы,

где под вечер сер предрассветный снег,

где кровит восток ядовито-алым,

 

я черчу твой профиль на приоткры-

том квадрате улиц, в слюду одетом,

и в нагрудном — марочный «Старый Крым»,

и в один конец — два билета в лето.

 

Бледный город, сложенный на костях

из осколков дальних европ закрытых,

я — у общей памяти вновь в гостях,

как у моря ветхий старик с корытом,

 

сам не знаю толком, зачем, к кому

каждый раз стремлюсь в этот влажный омут:

Белый город в призрачном спит дыму

и во сне стучится ко мне — другому,

 

и не мне диктует стихи — ему,

отправляя письма извне бессрочно

в мир, по шву разрезанный, в полутьму,

в мои черные с белой подводкой ночи.

 

 

© Леонид Борозенцев