Григорий Подольский

Кочерга

(отрывок из книги)

 

Глава 1. Стражное судебно – психиатрическое отделение

 

Время - три часа дня. Жара, оконный кондиционер не спасает. В ординаторской шибает в нос запах свежей баранины.

-  Ну, скоро ты там?

-  "Я кончаю …" – интонирует популярную  хазановскую хохму Василий .

Вася орудует хирургическим ножом с видимым удовольствием, старательно и умело расчленяя лежащую на письменном столе баранью тушу. Рыжая медицинская пеленка, снятая с кушетки в смотровой, обильно полита кровью. И – как последний мазок из фильма Хичкока - маленькая кровавая капелюшечка добралась аж до Васиных очков.

Вообще-то Василий – квалифицированный судебный психиатр, а я – его прямой и непосредственный руководитель. Работа у нас всё больше умственная, иногда даже где-то потенциально опасная, потому как отделение судебно-психиатрической экспертизы, оно - «стражное», то есть по тюремному охраняемое. Здесь проходят судебно-психиатрическое освидетельствование самые «отпетые» - опасные уголовники, террористы, серийные убийцы и насильники со всего Поволжского региона России. Очередь на экспертизу расписана на месяцы вперед. Коек у нас всего-то 25, а душегубов по стране  – сотни - тысячи.

Сегодня, к примеру, приезжали "следаки - важняки" из Калмыкии. Умоляли – выручай мол, возьми у них вне очереди бандита на обследование. Вот – тушку барана в подарок привезли. С уважением, значит. А мы что, не люди? Каково действие, таково и содействие.

-  Вась, давай заканчивай, спецконвой во дворе.

- «Я готова …» - имитирует голос кукольно – Образцовской Шехерезады Степановны - Василий, -  Как делить-то будем? 

Это он о баранине.

- По братски, Вася, по-братски – тебе большая половина, мне – что «помяхше» – отвечаю, акцентируя на слове "по-братски".

- Я тут сам приберусь, а ты уж прими клиента, - стирает капелюшечку с очков мой коллега.

Василий остается убирать следы расчленения, я же открываю запертую изнутри дверь ординаторской. За нею (тут как тут!) начальник милицейской охраны Кутейкин (погоняло – Кутя). Принюхивается, не квасим ли мы  пиво в рабочий день, а его, вишь, не приглашаем. Вынюхал – пивом не пахнет, а баранье амбре его «не парит» - сам деревенский, чай на парной телятине вырос.

- Доктор, там Кочергу привезли … Спецконвоем, под усиленной охраной.

О предстоящем конвое этого особо опасного преступника нас предупреждали  заранее. В свободной первой палате проведен тщательный «шмон» на предмет спрятанных прежними «сидельцами» несанкционированных предметов.

- ОК, Александр, пошли принимать.

Уголовное дело Виталия Кочерги уже неделю как лежит у меня в сейфе. 10 толстенных, хорошо трепанных томов, часть из которых было в производстве в Киеве, Белой Церкви, Москве, Ставрополе, Ростове на Дону, а теперь вот  и в нашей "столице Нижнего Поволжья". На руках этого бандита порядка 20 очевидных эпизодов убийств, а сколько еще там, "за кулисами?" Есть слушок, что в нашем СИЗО Кочерга «заказан»,  его могут убить в первую же ночь. Потому и прибыл из Ростова спецконвоем прямиком к нам.

В маленькой комнатушке, выкрашенной голубой масляной краской, застыли два нездешних мента с короткими стволами АК.  На потертом прежними "сидельцами" табурете  угрюмо восседает  кряжистый, невысокого роста молодой парень в футболке «Адидас»,  видавших виды  джинсах, и поношенных кроссовках.

 - Добрый день.

Ноль внимания, фунт презрения. Водянистые глаза небольшого размера, безразлично смотрят из-под низко нависших, кустисто-белесых бровей.  Процедура врачебного осмотра завершена быстро. Жалоб нет, от беседы отказался. А и то, чего мне голову морочить? Впереди у нас длинный – длинный месяц …

Кочергу конвоируют в комнату личного досмотра, а потом в камеру.

- Пошел, - негромко произнес стоявший за спиной Виталия милиционер. Сделав пару шагов вперед, заключенный остановился. Металлическая дверь за его спиной с грохотом захлопнулась, противно лязгнул в замке тюремный ключ.

Небольшая палата, побеленная когда-то, уже давно нуждалась в ремонте. Исписанная прежними "сидельцами" "шуба" стен, нечистые цементные полы, в нише над дверью - зарешеченная тусклая лампочка. Небольшое оконце под потолком забрано решеткой, к которой снаружи дополнительно приварен металлический "намордник". Через десятки его отверстий, напоминающих пулевые, струился свет клонящегося к закату южного солнца. В тонких лучиках плясала тюремная пыль. Четыре обшарпанные металлические кровати вдоль стен с прочно забетонированными в пол ножками – вот и вся мебель. "Параши" нет – не тюрьма, больница, в туалет выводят.

Других "пассажиров" здесь не было и не появится, так что "прописываться" Виталию ни перед кем не надо. Впрочем, и в следственных изоляторах Кочергу держали только в одиночках, как опасного "серийного" убийцу и бандита.

Бросив на койку свернутый матрац со сбившейся в клочки ватой, тощую подушку и набор серого, влажного еще после стирки больничного постельного белья, Виталий медленно прогулялся по камере, внимательно осматривая каждый уголок. Между дальней от двери стеной и спинкой кровати оказался небольшой свободный угол у батареи. Стена - "шуба" здесь была потерта и засалена от многого сидения на корточках прислонявшихся к ней зэков.

Бросив на пол подушку, Кочерга сел на нее, склонил голову к холодной батарее, вытянул ноги и закрыл глаза.

Глава 2.  Приднестровье

Бойцы расположились  на ночь в сельской школе. Еще недавно тут шел бой, стены и двери кабинетов и коридоров изрыты пулевыми отверстиями, в воздухе еще не выветрился запах порохового дыма. Ночной ветерок, струившийся через разбитую фрамугу, мерно раскачивал чудом уцелевшую лампочку под потолком. По стенам двигались тени от парт, шуршал  надорванный угол таблицы Менделеева.

Виталий дремал, по тюремной привычке притулившись на корточках у стены. Рядом лежали вещмешок и автомат Калашникова, изрядно потрудившийся накануне.

Скрип осколков оконного стекла под чьими-то ногами.

- Кочерга, к командиру, –легонько потрепал его по плечу казачок с "погонялом" Левша.

Разлепив глаза, Валерий потянулся, встал, подергал несколько раз за "сосок" зеленый умывальник в углу, кинул пригоршню воды на лицо, обтер затекшую шею, пригубил с ладоней пахнущую хлоркой воду, поднял оружие и пошаркал по коридору к комнате с табличкой "Учительская", где расположился командир подразделения .

Приказ был прост – тихо подобраться к соседней деревне, проверить, нет ли там "москалей" и вернуться обратно.

Растолкав корешей, приказал им собираться. Вскоре трое "разведчиков" вышли из здания школы.

Летняя ночь была тихой и умиротворенной: 

Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звезды блещут.

Своей дремоты превозмочь

Не хочет воздух. Чуть трепещут

Сребристых тополей листы.

Но мрачны странные мечты

В душе Мазепы: звезды ночи,

Как обвинительные очи,

За ним насмешливо глядят.

И тополи, стеснившись в ряд,

Качая тихо головою,

Как судьи, шепчут меж собою.

И летней, теплой ночи тьма

Душна, как черная тюрьма.

Впрочем, Кочерга отнюдь не был романтиком, к тому же «Полтаву» никогда не читал и сроду не слыхал о Кочубее или Мазепе. А стихи это так – для оживления автором пейзажа.

- Па-а-шли, хлопцы - поеживаясь от ночной прохлады , махнул рукой в сторону рощи Виталий. И тройка двинулась в указанном направлении. Дорога была не дальней. Уже через час – полтора замерцали огоньки соседней деревни.

- Геракл за мной, Афоня – ждать. Не спать и не курить!

Огромный, но глупый Геракл (нареченный родителями Герасимом) и в противоположность ему прогонистый, сметливый Афоня  (Афанасий) – два брата – погодка, кореша Кочерги еще по Белой Церкви. Вместе когда-то срок отбывали. А теперь втроем решили попробовать себя в качестве "диких гусей" – повоевать в Приднестровье. Платить им обещали достойно, да как говорится, "обещанного три года ждут". Уже второй месяц  куролесят они на этой странной войне. Прежнего начальника казачьего разведотделения  позавчера убило шальной пулей. Кочерга заступил на его место как старший по возрасту.

Лесок, которым они шли, заканчивался аккурат у крайних домов. Светало. Легкий ветерок поигрывал мутными тенями подзаборных кустов. Двое "разведчиков" крались в деревню.

- Стоп, - Виталий показал кулак топающему за ним грузному Гераклу.

У угла крайнего дома кто-то маячил, прикуривая. За спиной человека болталось оружие. Именно болталось, столь неуклюжим и тщедушным казалась спина постового в предрассветных сумерках.

- Оставайся здесь – прошептал командир Гераклу.

Обогнув дом, он достал тяжелый охотничий нож и осторожно  выглянул из-за угла. Солдат стоял спиной метра за три от него. Точно, "москаль".

Виталий, хотя и невысок ростом, но силен и коренаст. А этот – ну совсем еще подросток, мелкий, худосочный.

- Ну вот и случай подвернулся, - промелькнуло в голове Кочерги. На его счету уже имелось несколько убитых в перестрелках, но видел они их лишь издалека. Стрелял – падали. А здесь, вот она – возможность увидеть чужую смерть близко, посмотреть ей в глаза...

Крепко зажав нож в руке, Виталий сделал шаг. И тут, бля – хрустнула под ногой сухая ветка. Постовой обернулся всем телом. И верно - совсем подросток. Глаза выпучил, шепчет что-то. Еще шаг навстречу ...

Неожиданно солдатик опомнился, вскрикнул пронзительно "Ма-а-ма!". Крик его как сигнал тревоги разнесся в рассветной деревенской тишине. Брызнула кровь из пробитого неуклюжим "тыком" ножа горла.  Рука солдатика было схватилась за лезвие, но тут же ослабла.

Кочерга смотрел на свой горячий и мокрый рукав, на кулак, сжимающий нож, на руку солдатика, на циферблат "Командирских" часов на запястье новобранца. Секундная стрелка хронометра весело перемещалась по предназначенному ей судьбой кругу. Достигнув залитой кровью части стекла, стрелка исчезла. И время будто остановилось.

Тело солдатика тяжелело, опускаясь, нож выскользнул из раны, давая свободу ослабевшему бульканью крови, и уже трупом юноша пал на траву. Изумленные, туманящиеся смертью глаза все еще смотрели на своего убийцу.

Сзади раздался шорох. Геракл прошептал:

- Чего возишься? Слышь, "москали" бегут. Пора сматываться.

Кочерга расстегнул залитый кровью ремешок на руке убитого, сунул хронометр в карман брюк.

-  Сваливаем, - свистящим шепотом наконец приказал он.

Спустя секунду разведчики уже бежали к леску, а вслед им гремели автоматные очереди и щелкали по веткам пули. По звуку - стреляли из двух стволов. Геракл, бежавший впереди, вдруг повалился кулем в траву. Перепрыгивая через него, краевым зрением увидел Кочерга, как расплываются у Герки по куртке черные пятна крови.

Афоня, притаившийся в лесу для прикрытия, тоже увидел, как упал брат. Вскрикнул и замаячил где-то впереди, медведем выламывая на бегу ветки.

Коротко оглянувшись, Кочерга рассмотрел  двух преследователей – солдат, изрядно отставших от него. Остановился и выпустил, не целясь, несколько длинных очередей. Оба бойца мигом бросились в траву.

Пробежал с километр - преследователей не слышно и не видно. Зато впереди и справа сквозь редкие стволы мелькает спина бегущего Афони. Догонять надо!

Еще минут пять бега по лесу. Всё, выдохлись "казаки – разведчики". Виталий сел на траву,  Афоня с исполосованным ветками лицом опустился рядом, откинувшись спиной на ствол дерева.

-  Герку убили, я видел как он упал, - тяжело дыша, выговорил он.

- Не ной, может жив ... Москали добивать не будут, точно.

И тут же перевел разговор, приказав:

- К своим не возвращаемся. Хватит, на хрен, отвоевались. Денег не платят, пусть сами в войнушку играют. Забираем сумку с оружием - и домой, в Церковь. Передохнем, потом покупателя искать будем ... Или в Карабах рванем, армяне боевикам хорошо платят.

Куртка Кочерги промокла от крови убитого солдатика и утренней росы. Виталий сбросил ее, но вспомнив про часы, полез в карман. Обыкновенные "Командирские", позолоченные, с окрашенными зеленоватым фосфором стрелками и цифрами. Стерев запекшуюся солдатскую кровь, прочитал выгравированную на обратной стороне надпись: " Алеше от отца".

Застегнув еще липкий от крови ремешок часов на своей руке, Кочерга посмотрел на циферблат. Секундная стрелка резво продолжала свой ход. Было  ровно шесть утра.