Марина  ГУР

 

  ПОДРУГИ

 

 

- Я хочу тебе рассказать историю, которая приключилась со мной шесть лет тому назад, ну да, Аркашке моему четыре, значит, правильно, шесть лет… - Лена отхлебнула кофе, затянулась сигаретой и аккуратно затушила окурок «Мальборо» в пепельнице, переполненной окурками «Парламента», которые одну за другой курила Ирина.

- Господи, Ленок, ну какая у тебя может быть история? Твой Олег – если рядом с ним пройдёт Шарон Стоун – он её и то не заметит. Я не знаю, какой он хозяин и прочее, но уж в смысле верности… Ты просто сама не понимаешь, какая  ты счастливая. А я… я как раз понимала – это я говорю о своём Мишке – понимала, да, как оказалось, неправильно. Если бы ты видела его… эту. Мне её показали – ни рожи ни кожи. Личико, правда, смазливое, но…  И главное, ты представляешь, сразу после нашего отпуска, который был… мне казалось, что даже в медовый месяц мы с Мишкой меньше… А какие слова он мне говорил! Нет, не могу об этом спокойно…

- Вот и хорошо, не говори, а послушай. Это было, как я уже сказала, шесть лет назад. Тогда я дружила с Ларисой, ты её помнишь, редкий вечер она проводила не у нас. Ты знаешь, как соперницу… да что там, даже как опасность я её не воспринимала. Во-первых, лучшая подруга, а во-вторых, серая такая мышка, мужчины на неё не западали, помню, скольких я с ней перезнакомила, и всё впустую. Так вот однажды, когда Олег уехал в двухдневную командировку, я решила зайти к ней, как-то упустив из виду, что она должна была тоже уехать навестить мать в другом городе и тоже на два дня, но даже мысли чёрной у меня по этому поводу не возникло.  Да и вспомнила я об этом только перед её дверью, которая, кстати сказать, почему-то оказалась открытой. Не настежь, конечно, но что она не закрыта на ключ, было видно. Зная Ларкину рассеянность: дверь она вполне могла забыть закрыть – я решила войти, посмотреть, всё ли там в порядке. До сих пор не знаю, хорошо, что я так сделала, или нет. Ну, да сейчас я не об этом. В гостиной света не было, а в спальне… Ты знаешь, это как-то сразу чувствуется, есть за дверью кто-то или нет. А то, что комната не пустовала, было слышно. Звуки были совершенно недвусмысленные: я поняла, что у моей подруги мужчина, и что они сейчас в постели… в общем, понятно. Помню, что подумала о том, что Лариса наконец-то кого-то себе нашла и ещё порадовалась: слава Богу! Не знаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я ушла в ту же секунду, но я задержалась – всего на чуть-чуть. И этого чуть-чуть хватило, чтобы через минуту, после особо характерного стона, дверь открылась, и передо мной предстала нагишом моя лучшая подруга, а ещё через секунду за её спиной вырос… мой Олег с обмотанным вокруг бёдер полотенцем. Сначала мы все трое стояли как вкопанные. Потом она что-то говорила, он, по-моему, тоже, но я… я ничего не слышала и ничего не понимала. Вернее, я понимала одно, что мой мир рухнул, и что у меня под ногами не твёрдая земля, а пустота. До сих пор не могу вспомнить, как оказалась дома. Хорошо ещё, что был вечер, транспорта почти не было, не уверена, что днём добралась бы невредимой. Дома я совершенно автоматически, как сомнамбула, собрала вещи Олега в чемодан, и когда он, не знаю, через сколько времени, пришёл и стал что-то путано объяснять, вручила ему чемодан и захлопнула дверь. Не буду тебе рассказывать, как я прожила неделю – у тебя сейчас, наверное, что-то в этом роде, с той лишь разницей, что ты можешь рассказать всё своей подруге – мне – а для меня этот вариант был закрыт. А через неделю ко мне пришла она – Лариса – моя лучшая подруга, которая увела у меня, соблазнила, назови как хочешь, моего любимого мужа, моего Олега. Я была ещё в таком горе, что её даже не воспринимала как врага: враг мой был – моя жизнь, которая вдруг разлетелась вдребезги, на мельчайшие кусочки, такие мелкие, что даже склеивать их не стоило. Я не могла говорить, но слушать, слушать я уже могла. И вот что она мне сказала: «Я прошу у тебя прощения, хотя понимаю, что ты меня не простишь, но я всё-таки хочу тебе объяснить. Ты знаешь, что я одинока, по-серьёзному у меня никого нет. Но, представь себе, так было не всегда. Был у меня один… Андрей, в общем, имя не важно, ты всё равно его не знаешь, это было давно. Я его любила и думала, что он тоже меня любит, по крайней мере, он не уставал мне это повторять. И вот в один, не знаю, как его назвать, вечер, я, как и ты, застала его со своей лучшей подругой. Что я почувствовала, ты, к сожалению, понимаешь. О подробностях я не буду, хотя, не скрою, были даже мысли о самоубийстве – я ведь не такая красивая, как ты: всё, и мужчины в том числе, давалось мне куда тяжелее. Я просто хочу тебе рассказать, как он… Андрей объяснил свой поступок. Это было, когда я уже была в состоянии что-то слушать и понимать. Так вот, он сказал мне, что любит меня по-прежнему, но что моя подруга – это не случайность, не роковая ошибка и тому подобное, а что мужчина, когда он любит женщину, по-настоящему любит, то ему хочется обладать ею полностью не только в постели, но и её окружение, её подруги как бы тоже входят в этот круг мужских желаний. Сейчас мне кажется, что я понимаю то, что он сказал, но тогда моей единственной мыслью было – как он мог!? Короче, я выгнала его и… с тех пор одна… если не считать двух, всего двух встреч с твоим Олегом. Который, поверь мне, любит только тебя, как мне ни горько это сознавать». Она ушла, – продолжила Лена, - а я… стала думать. Наверное, нет смысла рассказывать тебе всё, что я передумала, но когда ещё через неделю пришёл Олег и стал говорить, что любит меня одну, что его попутал бес и ещё какую-то ерунду (а он в первую неделю приходил каждый день и просил прощения, и я его, даже не дослушав, выгоняла) я… я впустила его и, как видишь, мы живём так, что многие считают нас идеальной парой, парой без серьёзных проблем. А ещё через год родился Аркашка. И ещё что я хочу тебе сказать: я вовсе не живу так, как будто всего того, о чём я тебе рассказала, не было. Нет, я помню всё, что было, но сейчас, когда я вспоминаю эту историю, я говорю себе, что жизнь сложная штука, и уж во всяком случае сложней, чем мы, молодые женщины, о ней думаем. Поэтому постарайся успокоиться, понять не только себя, но и своего Мишку, и даже, может быть, ту, у которой «ни кожи ни рожи». И если твой Мишка вернётся, а я думаю, что он вернётся, - впусти и прости.

- Вернётся! – фыркнула Ирина, - он уже три дня торчит под моими окноми.

- Значит, я тебе не предлагаю вторую чашку кофе. Шлёпай домой и, ради Бога, перестань смолить сигареты одну за другой. Если вам суждено сегодня поцеловаться, твой поцелуй может оказаться ядовитым.

- Ничего, сказала Ирина, - перебьётся, кобель несчастный!  Однако едва начатую сигарету потушила, а ещё через минуту Лена услышала с лестницы дробный и,  главное, быстрый стук её каблучков.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Марина  ГУР

 

  ПРОФСОЮЗНАЯ  ИСТОРИЯ

 

 

-   Слушай, Машка, - сказала я как-то своей подруге, - а как ты познакомилась со своим Женькой? – Ты никогда мне об этом не рассказывала.

-   История довольно смешная. Познакомились мы не где-нибудь, а в профкоме, помнишь, были такие на доисторической…

-   В профкоме? Что тебя туда занесло? Небось, льготную путёвку выбивала?

-   И вовсе даже не из-за путёвки. Пришла, как настоящая советская женщина, жаловаться на мужа, чтобы профком на него подействовал, в смысле, вернул в семью. Я бы и в партком пошла, но в партии ни я, ни мой тогдашний благоверный не состояли.

-   Так Женька у тебя не первый? Я и не знала.

-   Теперь будешь знать. За Диму, своего первого, я вышла замуж ещё в институте. Перевелся к нам на третий курс откуда-то высокий красавец с томным взглядом, все девки группы сразу вокруг него запрыгали, тут я и решила: будет мой! А моё слово – кремень: если я что сказала – так и будет. Так что никуда он от меня, болезный, не делся, а я только через полгода поняла, что он круглый дурак, только что красивый. Мне бы это понять ещё тогда, когда он мне предложение сделал через две недели после первой встречи – да у меня у самой ума тогда было не больше. Нет, хлопот он не доставлял – валялся всё время на диване перед телевизором, с перерывом на лекции да на сон. Ни вреда ни пользы. И когда после института нас распределили на одно предприятие, тоже ничего не изменилось, только вместо лекций работа. Довольно быстро мне стало ясно, что с таким мужем я долго не проживу, но тут, представь, случилось невероятное: мой «морепродукт» - так я его называла за специфический, скажем так, темперамент – нашёл себе какую-то бабу – хотя, думаю, это скорее всего она его по такой же, как у меня, дури подцепила – и запросил развода. И тут меня взяло за живое. Да не просто взяло, а аж до сумасшествия: как это так?! – Никчёмный тип, которого я не сегодня - завтра собиралась бросить ко всем чертям, сам меня бросает! Ну нет, думаю, не бывать этому, фиг он у меня развод получит! А у меня слово – ты сама знаешь… Скандалить с ним было как с садовой улиткой – втянет голову в плечи и молчит. Так я пошла обычным советским путём: начальство, профсоюз и всё такое. А профоргом у нас был, как я тебе уже сказала, мой – ну, тогда ещё не мой – Женька. Не сказала? – Ну, так сейчас говорю.  Вот я и стала регулярно к нему ходить и требовать: верните бедной женщине, то есть мне, мужа. Я, значит, плакалась и требовала, а он не очень уверенно обещал и утешал. Так я туда и ходила, пока не заметила, что плачусь и жалуюсь с удовольствием, очень мне нравилось, как Женька меня утешает. Таким макаром я и капала ему на мозги, пока однажды он не потерял терпение, не встал из-за стола – я, естественно, тоже встала – не схватил меня за плечи и не стал трясти, говоря «Да как ты, дура, не понимаешь, что твой муж полное ничтожество, что он мизинца твоего не стоит, тебе не плакать – радоваться надо, что нашлась идиотка, которая тебя от него освободит!» И представляешь, мне так этот процесс – когда он меня тряс – понравился, прямо чуть не до оргазма, особенно по сравнению с моим «морепродуктом», что, когда он остановился, я вместо того, чтобы возмутиться и гордо уйти, элементарно пала к нему на грудь, после чего последовал «страстный и продолжительный», как пишут в романах, поцелуй. И продолжался он до тех пор, пока мы не услышали, что в профком кто-то зашёл. А зашёл не кто иной, как Марь Викторовна, исключительная стерва и грымза, «сарафанное радио» нашего предприятия. Так что на следующий день весь коллектив знал, что мы с Женькой были застигнуты на рабочем месте «в интимной позе». Всё это оказалось, что называется, к счастью, потому что Женька вообразил, что теперь, как порядочный человек, он обязан на мне жениться, а я, как ты понимаешь, не возражала, так что через некоторое время мой Дима получил развод, а я любимого мужа. А кроме того, из-за этой истории нам пришлось уйти из нашей изрядно надоевшей конторы, в чём тоже был свой плюс, даже два. Во-первых, без работы мы быстрее дозрели до Израиля, а во-вторых, я перестала каждый день видеть довольную рожу своего бывшего благоверного, что, могу тебе признаться, всё ж таки действовало мне на нервы. В Израиле у нас пошло, как у всех, в общем, нормально. Игорёк, как ты знаешь, уже полгода в ЦАХАЛе, Женька работает на сносной работе, я тоже, так что живём – не жалуемся. Только одно меня стало в последнее время беспокоить. Ты заметила эту последнюю девичью моду – носить брюки на уровне лобка, так что весь живот голый? Так вот мой супруг стал что-то слишком часто на них оборачиваться. Я как в третий раз это заметила, так прямо ему и сказала, чтобы он свои профсоюзные привычки бросал – женщин утешать. Как узнаю про что-нибудь подобное – возьму у Игорька автомат и расстреляю его как последнюю хизбаллу. А моё слово он знает.

После Машкиного ухода я подумала, что вот, вовсе не все мои подруги несчастны в личной жизни, есть и счастливые, даже если это не совсем осознают. А потом решила, что всё же будет не лишним позвонить Игорьку и предупредить, чтобы он на побывках подальше прятал свой автомат. Слово у его мамашки, как известно, кремень: если что-нибудь пообещает – обязательно (хас вэхалила!) так и сделает.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Марина  ГУР

 

  ЗОЛУШКИ

 

 

К визитам моих подруг с двумя баулами неприятностей я привыкла: наверное, есть во мне что-то, что побуждает моих знакомых прислоняться ко мне, как к той каменной стене, поверять свои проблемы и плакать в жилетку. «Ты сильная женщина» - знали бы вы, сколько раз я слышала о себе эту ненавистную фразу. И знали бы вы, сколько я приложила усилий, чтобы свои неприятности перестали мне навешивать мужчины – «сильный пол», не к ночи будь сказано. Когда моя пятая блузка намокла у меня на груди не от любовного пота, а от очередной «скупой мужской слезы», я сказала себе: «Марина, с этим надо кончать, иначе ты скоро станешь матерью большого взрослого мужского семейства». Долго рассказывать, как тяжело мне давались беззащитный взгляд и девичий румянец при одном нескромном намёке, но я себя переборола, и если сейчас какой-нибудь мужчина слишком пристально смотрит на мою грудь (не скрою, весьма красивой формы), то я наверняка знаю, что это не с целью на ней поплакать. Но хватит об этом.

А вот что касается женщин, то здесь я себе позволяю и выслушать их жалобы и – иногда, когда вижу в этом смысл, – дать дельный совет, в том, конечно, случае, когда у меня его спрашивают.

Вику я знаю много лет, но история, которую она мне рассказала, произошла очень давно, до нашего знакомства, так что мне она была внове. История, в общем-то, самая простая и обычная. Когда ей было двадцать лет, у неё был парень, которого она очень любила. Любил ли он её, она не знает до сих пор, но говорит, что он был с ней  необыкновенно нежен. «Необыкновенно нежен» - повторила она в разговоре несколько раз. Она, естественно, хотела за него замуж, а он не хотел жениться. «Не хотел жениться не на мне, - сказала она, - он не собирался жениться вообще, потому что был диссидентом и ожидал для себя суровую и полную лишений судьбу. Так, в общем-то, и было. Я-то готова была разделить с ним любую судьбу, но он твердил, что не имеет права и всё такое. В общем, мы расстались. Через некоторое время я вышла замуж, потому что пора, да и детей заводить не в шестьдесят же лет. С мужем мы прожили недолго, года четыре, сына я всё же родила. Развелись, ребёнка растила одна, были, конечно, романы, но всё это было не то, не как с ним, с тем… Потом опять вышла замуж – уже за серьёзного человека, вдовца. Живём ничего, нормально. Надо тебе сказать, что тот, любимый, иногда звонил мне, редко, раз в 3 – 4 года. И вдруг сейчас, ты понимаешь, почти через тридцать лет он стал звонить мне часто, вспоминать наше с ним общее время. Нет, он не зовёт меня развестись с мужем и вообще к себе, у него у самого жена и дочь, уже взрослая, и даже внуки. Он просто вспоминает и вспоминает с такой нежностью… Недавно позвонил и стал говорить, что всё время вспоминает меня и скучает. Может, у меня настроение такое было в тот день, только я расплакалась как дура. Не то что уж совсем в голос, нет, я думаю, что он даже не заметил, что я всё время проглатывала комок… А ведь столько лет прошло. И вдруг… слёзы. И я даже могу тебе сказать, почему. Потому что я вдруг подумала, да нет, не подумала, я вдруг ясно ощутила, что жизнь, настоящая жизнь с настоящей любовью, - та, когда живут с любимым и рожают от него детей а потом вместе тетёшкают внуков, - эта жизнь прошла мимо меня. Я вдруг почувствовала себя Золушкой, которая ожидала карету из тыквы и туфельки из хрусталя, а получила просто тыкву и старые разношенные шлёпанцы».

Вот так. Сказать мне на это было нечего, да Вика ничего от меня и не ждала. Только ночью, когда я мучительно пыталась заснуть рядом с храпящим мужем, я вдруг подумала – вспомнила, что и я за своего храпуна вышла из-за обиды на Виктора, которого верно ждала из армии, а он привёз оттуда жену, и что Виктора я тоже встретила не так давно в нашем каньоне, хотя и без жены, но с двумя детьми… «Ладно, - сказала я себе, - Золушка… Завтра рано на работу, поэтому кончай свои глупости и спи». И, приняв снотворное, я решительно повернулась на правый бок.

 

Марина  Гур (Гуревич Марина Соломоновна). Родилась в Ленинграде в 1968 году.

Окончила ЛИТМО (Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики). Работает техническим переводчиком в частной фирме. Писать начала в двадцать пять лет. Сначала – недолгое время – стихи, потом перешла на прозу. «Женские истории Марины Гур» печатались в нескольких журналах, в основном женских. Живёт в Санкт Петербурге.