Светлана Менделеев

 «Углы зимы»

 

  Рахели Каминкер и Володе Напарину

 

Что явь, а что пьеса в чудесной стране,

Где рядом с войной дискотека?..

Смешаться с толпою, прибиться к стене

И плакать над этой потехой.

Здесь так ненавязчива времени вязь

В бурлесках простых и набросках.

И разных столетий незыблема связь,

Как пейсы на тощих подростках.

 

Где жизнь, где театр, не знает никто.

Здесь дюны бледней декораций...

Базарная площадь, как цирк шапито,

Всегда продолжает смеяться.

Здесь благословенна авоська в руке,

И жизнь разноцветна и пряна:

Пригоршня орехов, петрушки букет,

И глянцевый бок баклажана.

 

Торгует платками на рынке цветном

Старик с бородою из пакли.

Мы с ним говорим на глаголе родном

В одном гениальном спектакле.

Израиль трясёт сумасшедший январь,

Он пахнет весной откровенно.

А дома стоит бутафорский фонарь.

И жизнь освещает, как сцену.

 

 

По одну сторону горизонта

 

Мы с тобой живём по одну сторону горизонта

и сиротство прячем под маской своей улыбки.

Мы молитвы шепчем и строки того же зонга

и почти что верим в подобия призрак зыбкий.

 

Так немного людей, видящих те же оттенки,

и так много людей, с которыми просто мило.

Мы с тобой живём по разные стороны стенки.

Улыбнёмся друг другу и дальше живём – мимо.

 

Прорастает душа сквозь нас, как веснушки на коже.

И приметы её без рентгена видны и зонда.

Непохожесть чертит морщины на лбу. И всё же -

мы с тобой живём по одну сторону горизонта.

 

 

Сентябрь

 

Какая чудесно плохая погода!..

Над морем кочуют тяжёлые тучи.

Чужие для этого времени года

Косые лучи - горячи, но не жгучи.

 

В Леванте сентябрь. И яхты-матроны

С утра бороздят голубую марину.

Ах, их капитаны не пьют Амароне,

Но галсами ходят по ультрамарину!..

 

Над пляжами бриз, молодой и тревожный,

В прибое снуют осторожные рыбки.

И алого паруса цвет невозможный

Гуляющих дам вызывает улыбки...

 

Как за лето выросли смуглые дети,

Как девочки смутно поводят плечами...

Но осенью пахнет под тентами ветер,

И чайки кричат с непонятной печалью.

 

 

Жизнь Замечательных Людей (вкратце)

 

Поэт Рабиндранат Тагор

Имел естественный загар.

Любил зефир, а не кагор, -

Предпочитал агар-агар.

 

Писатель Жоржи Амаду,

Жуир, повеса и фразёр,

Жил у народа на виду

Под псевдонимом «Дона Флор».

 

Приятный барышням нахал -

А.С. Пушкин был приличный бард.

Пока он им стихи шептал,

Их жёг кудрявый бакенбард!..

 

Большой писатель Лев Толстой

В косоворотке пас коров.

Косил траву, ходил босой,

Писать романы был здоров.

 

Старик Есенин пел печаль.

Некрасов правду в массы нёс.

И славил Лермонтов утёс,

Он под сосною там торчал…

 

 

***

 

Дожди идут мимо покатых плеч крыши.

Поля души – минны, а мы глядим выше.

Пока ясны планки, углы зимы резки,

голубоглаз ангел на золотой фреске.

Останутся лица в кувшине вин тонком,

на черепках блюдца – орнаментом только.

И косточкой вишни, и каплями пота.

Все праздники вышли. Осталась работа.

 

 

Старая шпалера

 

Прелестное количество

Её Величества,

отменнейшего качества

её коньячество.

И как-то растворяется

в речах приличество,

и сердцу позволяется

чуть-чуть чудачества.

 

Ей надо бы построже быть,

а ей не хочется!..

Ей надо бы на подданных

глядеть надменнее.

Сгущают тьму астрологи,

верша пророчества,

велят молиться более,

смеяться менее.

 

Но секретарь с чернильницей

приносит лилию...

В глазах его опущенных

огни качаются...

И взгляды их встречаются,

и держат линию,

весьма высоковольтную,

так получается!..

 

И аромат запретного

плывёт в идиллию.

И ничего конкретного,

но - электричество.

И секретарь с чернильницей

роняет лилию

на туфельку пурпурную

Её Величества…

 

Ей надо б осторожнее,

а ей – всё шалости.

Блестит глазами нежными,

и не смущается.

Дворцовая история

не знает жалости.

Новейшая История

не прекращается.

 

Давно её величество

почила в почестях,

почти не омрачённая

дворцовой сварою.

Забыты и астрологи,

и их пророчества,

но украшает лилия

шпалеру старую.

 

 

Городской этюд

 

Она, как будто по канату, по Арбату идёт.

В её руке - зонт, а в голове дым.

И вспоминает, как в усмешке он всегда кривит рот.

Под гул метро в сон уходит ночь с ним...

Он тормозит у поворота на оранжевый свет,

где светофор – блиц,  из-за стекла - взгляд.

Он дышит запахом асфальта, снега и сигарет.

В окне поток лиц, в другом - машин ряд.

 

Потом сидит, как будто в облаке, к сети подключен.

И суеты джаз витает, как смог.

Себя заводит чашкой кофе, как игрушку, ключом,

чтобы еще час идти вперёд мог.

Он так живет сто лет, на ветер все грехи отпустив,

и на игле книг проводит дни, что ж...

А заводная карусель всё тот же крутит мотив.

Сгорает вторник, и шелестит дождь...

 

А на планете другой живёт чужая жена

среди своих гроз и дорогих уз.

Она смеётся легко, она глазами нежна.

И эта мысль гвоздь, когда душа груз.

Но плёнка крутится быстрее, кадры пляшут в глазах,

стирая связь форм и имена фирм.

И, затаив дыханье, кружится взъерошенный зал.

Доеден поп-корн, идёт к концу фильм...

 

Толпа усталая вливается в вагоны метро.

И суеты снег заносит ночь, да.

На карусели заводной скрипит заснеженный трос.

И нет вранья, нет. Но полуправда.

Она бесшумно, как по облаку, по снегу идёт.

В её руке трость, а на плечах шаль.

И вспоминает, как в усмешке он всегда кривил рот.

И не прошла злость, но так его жаль…

 

 

Монтальчино и Монтепульчано

 

Улетаем в Италию с Тали, -

Мы устали без осени тут!..

Есть билеты, и чётки детали.

План нестроен, но верен маршрут.

И в дороге почти беспечально

Невесомое время летит.

Монтальчино и Монтепульчано

Дразнят слух и манят аппетит.

 

Мы в тумане, рассветом размытом,

Ловим запах осенней земли,

А вокруг разлеглись Доломиты

С Мармоладою свежей вдали...

Крепкий кофе в киоске случайном,

Амбра башен и сепия крыш, -

Монтальчино и Монтепульчано...

Понимаю, о чём ты молчишь.

 

Как чудесны случайные виды

И дождливые нежные дни!..

Нас, живущих вдали Дольче Виты,

Убеждают невольно они,

Что в Синай, занесённый песками,

По ошибке завёл нас Моше,

Сладкий воздух и климат в Тоскане

Так приятны осенней душе!..

 

Здесь проста деревенская пища,

и хмельная прохлада легка.

Всю Италию - от голенища

Мы проехали до каблука.

И хозяин отеля курчавый

Грациозен, как Бог молодой.

Монтальчино и Монтепульчано

Из-за тучи мерцают звездой.

 

 

Январь

 

Упаду в снег ли, пропаду ль в пекле, горевать век ли или часок?..

Но ладья-лодка поплывёт вот как: клетками чётко наискосок.

 

Городим горки, и слова - горьки, скороговорки, сугробы сна…

Облепив кроны, зябнут вороны, крахмалит склоны голубизна.

 

Всё бы мне плакать, но души мякоть – маета-слякоть, хлопья снега.

До весны долго. Зимний день – долька. А внутри только боль да нега.

 

 

Игра в слова

 

Чудесная игра в слова!..

Немного кругом голова, полночный холод колдовства, очков озябших дужки… И голос, ясный не вполне, шипит, как радио, во мне, вещая на такой волне, что пот течёт в подушки.

 

Вставай, лентяй, бери тетрадь.

Попробуй попросту не врать, и время попусту не трать, - записывай подробно. Вставай, напяливай очки, лови, туману вопреки, хвост ускользающей строки, забава - бесподобна!..

 

Забава будит чудеса.

Хоть ночи будет три часа, тебе нашепчут голоса такие басни-песни, что испарится город-бред, и пёс поднимет нос на свет. И смысла чуть, и толку нет, но сам себе – кудесник!

 

 

Фотограф

 

Сфотографируйте фотографа!..

Он вечно ходит без портрета,

Творец прохладного апокрифа

К живой мозаике сюжета.

 

Он тих, и прячется за камеру.

Он сух, и держится учтиво.

А мы беспечно бродим по миру

Под голым дулом объектива...

 

Спектакля фабула пронзительна.

Но, заключая время в раму,

Он остаётся только зрителем,

Со стороны смотрящим драму.

 

Пусть объектив к нему оглянется.

А то мелькнёт одно столетье,

И всё, что от него останется, -

Портреты наши в Интернете.