|
Михаил Фельдман
Быль о бабе и кобыле
Ой! Давненько это было. Вспомню только под гипнозом : По степи брела кобыла и тащила бабу с возом, Воз проехал по ухабу, - с воза вытряхнуло бабу. Без неё – другое дело, - нету тяжести и гнёта, И кобылой овладело ощущение полёта: Быть не клячей, а Пегасом – это очень возбуждает, Принадлежность к высшим расам воз иллюзий порождает.
Если радостно кому-то, значит, - муторно другому, Навернулась баба круто, и вдобавок впала в кому. Приходили полисмены, составляли протоколы, Натирали бабе вены и кололи ей уколы. Приводили следопыта, проводили экспертизу, Замеряли все копыта той кобыле сверху, снизу, И паталогоанатом прибыл в поисках наживы, И ушел, ругаясь матом, так как все остались живы.
Заключение гласило, что упала баба с возу. Только где ж в народе сила доверять официозу ? – Поползли по миру слухи, выдвигали много версий – От обычной бытовухи до возможности диверсий.
Мол, у бабы были боли, мол, узду держала слабо, Потеряла силу воли и вела себя, как баба, Но скопытилась кобыла, - бабе сразу полегчало, А пословица забыла где конец, а где начало.
Говорили, что у бабы были приступы падучей, А иначе, мол, могла бы обойти несчастный случай. Говорили, будто в кляче тлела дьявольская сила, И на третьей передаче ей кардан перекосило ! А потом явился Лысый и вещал широким массам, Называя бабу крысой, а коня – рабочим классом, - Эти пагубные страсти нам до перхоти знакомы: Лошадям – декрет о власти, миру – мир, а бабе – кому !!!
Это было, это было, - запряженная кобыла, За кобылой – баба с возом, и ухаб апофеозом. Этой присказки обломки соберут за нас потомки: Нам сегодня не до клячи, а историкам тем паче!
В тени деревьев
Я возлежал в тени величественных вишен Я был циничным и ленивым по натуре, Дыханье ветра заменяло мне condition, А запах вишен доводил до полудури.
Я возлежал в тени разлапистого вяза, Прильнув губами к запотевшей горловине,- Я пил вино, и в этом было столько джаза, И столько блюза, - сколько veritas in vine !
Я возлежал в тени могучего платана, Я был частицей первозданного пейзажа, И мне гетера ( что по-нашему – путана ) Открыла тайну таиландского массажа!
Я возлежал в тени пленительных акаций, Весь очарован томным голосом гетеры, И я не верил, что божественный Гораций Не дотянул совсем чуть-чуть до Нашей Эры.
Я возлежал в тени задумчивых черешен, Я пил вино, а мне подыгрывал Бетховен, И я клянусь, что стал бы девственно безгрешен, Когда бы не был столь чудовищно греховен.
Я возлежал в тени большого носорога, И мне не нужно было роскоши и бабок, И я лежал бы, пил вино и славил Бога… Но носорог перевернулся с боку на бок!
Я возлежал на солнцепёке после смерти, О безвозвратности ушедшего горюя, И я всё ждал, когда придут за мною черти, Но запах смирны подсказал мне, что в раю я.
Я удивился, ибо знал довольно четко, Что буду бит плетьми и за ноги подвешен, И я спросил у Бога: - Бог! Какого черта ?…
А Бог лениво пил вино в тени черешен !
О раскаявшемся скульпторе
В зале траур и запах елея, много слов и немного Шопена, И букеты, друг друга пестрее, - вот такая печальная сцена.
Через грудь перекинутый ситец, Скорбь на лицах, застывших над телом… Как отметил один очевидец, - У преступника был парабеллум.
Подозрение пало на многих, подлецу не сносить наказанья, В кабинетах, предвзятых и строгих, методично ведутся дознанья.
Одного-таки взяли под стражу, Два других подписали невыезд… Говорят, что за всю эту лажу Кое-кто в заместители вылез.
Всё порушил полковник в отставке – сеть морщин на лице оробелом, - Сидя в скверике с другом на лавке, он заметил в кустах парабеллум.
А эксперты недолго копались, - Отпечатки, дисплей, картотека… Если знать человеческий палец, - Очень просто найти человека !
Микросхемы, созвездие матриц, молодой оператор за пультом – Бац по кнопке – фамилия, адрес. Бац другую – профессия. Скульптор.
Отыскали товарища шустро, Взяли дома, без всякого риска, - Потому что висел он на люстре, А в нагрудном кармане записка…
А на улице люд и охрана, вянут уши от криков и свиста, - Там хоронят скульптуру тирана, - ту, что пала от рук экстремиста.
Цепь времён не скорбит об ушедшем, Удаляя отжившие звенья. Все забыли о том сумасшедшем Расстрелявшем своё же творенье.
Но записочка всё же осталась, - не истлела в столетьях ретивых. Если вам интересно, хоть малость, - покопайтесь в домашних архивах ! Морг
С нескрываемым восторгом Я смотрю на каждый морг, Перед каждым новым моргом Не могу сдержать восторг!
В повседневной круговерти Утешаюсь я вполне Тем, что хата после смерти Гарантирована мне.
Наплевать, что коммуналка, Кухни нету – наплевать! Только вот, немного жалко Что холодная кровать.
Но не услышишь от соседа Ни обиды, ни хулы,- Я готов стерпеть за это И бетонные полы.
Ну, а если страшновато, Что простынешь до соплей, - Крематорий тоже хата, Там значительно теплей.
Ой, вы, жарки батареи! Ой, вы, стены с потолком! Забери меня скорее, Мой небесный исполком.
Ой, ты, очередь живая За законным метражом, - Ты как рана ножевая Незаточенным ножом.
Забодай меня, сохатый, Отрави меня, родник, - Столько лет стою за хатой – До сих пор очередник!
Да простит меня Всевышний, Что стучусь в Его чертог… Есть там кто? – Да нет! Все вышли. Подожду еще чуток.
От перемены мест
От перемены мест, от перемены мест Конечный результат, конечный результат Становится не больше и не меньше – Так было и продолжится в дальнейшем По вечному закону бытия
От перемены мест, от перемены мест Меняются друзья, меняются друзья, - Жестоко раскрываются кавычки: Уйдут друзья, что были по привычке, Останутся, что были по судьбе.
От перемены мест, от перемены мест Меняются глаза, меняются глаза – В них чаще появляется усталость, И даже если искорка осталась – Уже не превращается в огонь.
От перемены мест, от перемены мест Меняются стихи, меняются стихи, Иную суть порой приобретая: Где был вопрос – там будет запятая, А вместо многоточия – вопрос.
От перемены мест, от перемены мест Меняется любовь, меняется любовь – Всё чаще награждается изменой….
Лишь сумма остаётся неизменной – Число приобретений и потерь !
Скотская песня
Было время людской тоски, было время дурных идей – Отправляли козла в пески отвечать за грехи людей.
Но столетий река течёт, по сознанью идёт разлом, И сегодня большой почёт безнаказанно быть козлом!
Но порой не хватает слов, - справедливости нет, как нет, Потому что нашли ослов, чтоб держать за козла ответ.
Были хилы мозги ослов, да и чувство вины росло, И послали ослы послов на ослиный совет в Осло.
И решили ослы всерьёз на ослином своём суде Предоставить козлам овёс, не перечить козлам в еде.
И редела кругом трава, и росли у козлов мослы... Воплощались вовсю права, те, что дали козлам ослы.
И решили ослы, дрожа, оградиться от них межой – Ох! Мешает козлу межа потоптать огород чужой!!!
И пока размышлял осёл – как ему одолеть козла, - На дома городов и сёл непроглядная тьма сползла.
Если взять и начать с азов, то дословно гласят азы: Не вари, так сказать, козлов, в молоке, так сказать, козы.
И ещё повелел Творец, отделяя добро от зла, Во спасенье своих овец в чем угодно мочить козла!
Эх, налечь бы на два весла, разогнаться б до ста узлов, И причалить где нет осла, что не может унять козлов. Где козёл отвечает сам, где лелеют своих овец, Где на каждый гнилой «кассам» был бы тут же положен «хец». Чтоб жилось и пилось до дна, чтобы ком не мешал в груди.....
Но лужайка у нас одна, и лужайку того гляди.....
Вдоль по бездорожью
Дай-ка мне замок повесить, И задёрнуть шторы, - За окном гуляют десять Заповедей Торы....
И пускай по нашей вере Да воздастся душам, Но одну, по крайней мере, Нынче мы нарушим.
День за днём, по вертикали, По горизонтали, Мы гармонию искали, Да искать устали.
И пошли себе, двулики, Вдоль по бездорожью, Все мотивы и улики Заметая ложью.
Замерзали мы по семьям, А вдвоём согрелись... То, что мы зовём спасеньем – Для кого-то ересь!
Не бывает, не выходит Без противоречий, Ищет выход – не находит Разум человечий.
Пресветла ты, воля Божья, Так чего же ради Нам светлей по бездорожью, Чем по автостраде?
За окошком ночь и осень, Серое на синем... Что ж мы шторы не отбросим, Что ж замок не снимем?
О прекрасном
Давай искать прекрасное в земном, В земном его не меньше, чем в небесном, Духовное варьируя с телесным, Не сбегать-ли нам нынче за вином!?
Давай искать прекрасное в грязи Назло красноречивым моралистам, Мы знаем, что в безоблачном и чистом Из пешек не рождаются ферзи.
Давай искать прекрасное во мгле! В ней контуры размыты и зловещи, Зато она порой скрывает вещи, Что лучше и не видеть на земле.
Давай искать прекрасное во лжи! Она опора всякого режима, Сладка и не всегда опровержима, А правду ты попробуй докажи!
Давай искать прекрасное внутри, - В корнях происходящего снаружи. Чем сетовать на слякоть и на лужи, Возьми, и лучше слёзы оботри.
Нам римляне и греки не указ, И всякие эстеты не указ нам, - Смешно искать прекрасное в прекрасном, Прекрасное прекрасно и без нас!
Сидели двое за столом
Сидели двое за столом, тоской охвачены, А на столе - ну просто лом из всякой всячины: Горбушка хлеба и флакон «Стандарта Русского» Что характерно испокон для круга узкого.
Свела друзей в который раз проблема личная – Что там первичное у нас, а что вторичное. Никак не вынесут вердикт, ведут дознание – Один - «материя» - твердит, другой – «сознание».
И вот один вошел в пике и сыплет фразами О дарвинистcком тупике и чистом разуме, Другой кричит, что в мире сплошь одна материя, А чистый разум это ложь и бижутерия!
А первый чокнется вот-вот от напряжения, Кричит – « материя лишь плод воображения ». Второй ответствует – « прости, с тобою, с неучем Не то, что диспуты вести, а выпить не о чем! »
И дольше века длился спор в таком вот ракурсе, Почти навзрыд, почти в упор, почти без закуси. И чтоб достичь таких высот самозабвения Кому-то нужно грамм пятьсот, кому-то менее...
Увы, финал предугадать дано заранее : Один, познавши благодать, терял сознание, Другой, обнявши унитаз, терял материю, И всё кончалось каждый раз такой потерею !
А с неба падала заря на Землю тоннами, Лучами царственно соря, искрясь фотонами, И хаотично, наугад, несла материя Кому тепло, кому распад ядра дейтерия.
Хорошее и лучшее
Жило некогда нечто Хорошее, Ни на что и ничем не похожее, Озорное, простое, беспечное, И казалось порою, что вечное.
Но явилось жестокое Лучшее, Неизвестно откуда приблудшее, Порубило Хорошее в крошево, И не стало на свете Хорошего.
Завладело рассудками Лучшее, Ни похвал, ни упрёков не слушая, Лишь деды, хоть и были улучшены, Но в Хорошем искали отдушины.
Но пришло нечто Более Лучшее В хромосомах неся равнодушие, В царство Лучшего вторглось непрошенно, И сказало: уйди по-хорошему!
И в историю Лучшее кануло, Хоть противилась каждая гранула, Но без боя ушло, по-хорошему, Поворотом таким огорошено.
Ну а Более Лучшее вскорости Покорило все ниши и области, И всё более, более, более Разрасталась её монополия.
Продолжается буйство весеннее, Но тревожит одно опасение, Что однажды мутация генная Выдаст нечто Совсем Офигенное!
Но покуда незримо наброшено На планету защитное кружево : Пожилые, всего вам хорошего! Молодые, всего наилучшего!
***
Люблю я родину свою, И движет мной не чувство долга! Люблю, и всё! На том стою, Хотя присел бы ненадолго.
Люблю, почти как Моисей Любил таскать Ковчег Завета, Люблю назло планете всей, И пусть подавится планета!
Люблю родной аэродром, Верховный суд, и даже Кнессет, Где разум борется с добром И всё никак не перевесит.
Люблю за редкостную смесь Средневековья и прогресса, За то, как мучаются здесь Идеей мирного процесса.
За выбор специй и приправ, За экзотические блюда, За то, что кто-то, перебрав, Не крикнет мне «Вали отсюда!».
Люблю я родину, и всё! Люблю безудержно и рьяно. Люблю за то, люблю за сё, Но большей частью – несмотря на.....
Кимельфельду 60
Когда бесчинствуют восточные химеры, И отлетали над Парижем все фанеры, И чувство юмора не знает чувства меры, И паруса ещё ого, как парусят,- Когда гитара намекает на аккорды, Когда поклонниц зачарованные орды Хотят на бис и вожделенно красят морды, - Мы знаем точно: Кимельфельду шестьдесят!
Уже полжизни позади, а ты в расцвете, Ты на Парнасе, как Ромео на Джульетте, Глаза искрятся, как у Сакко и Ванцетти, Ах, до чего ж мои сравненья хороши! - И что с того, что ты рождён в созвездьи Рака, Когда в фамилии твоей два мягких знака, Что говорит не хуже знаков Зодиака Об утончённости и мягкости души!
С таким талантом, экстерьером и либидом Клянусь, я тоже, буду гадом, - стал бы гидом, И учинил бы несговорчивым аидам Сорокалетнее вождение за нос! И не смотрите на меня, как на тупого, С пренебреженьем, как Маркони на Попова, - От унизительного взгляда от такого Мне затруднительно ответить на вопрос:
С чего наш Эрец начинается мувтахат??? Я только знаю, что кончается на «тахат», И враг стремится, чтобы Эрец был оттрахат, И в этой похоти весьма неутомим. А нам всё пофигу, у нас идут процессы, А у врага одни абсцессы и эксцессы, А это значит, что Париж не стоит мессы, А стоит мессы только Иерусалим!
Люблю Париж я, ну почти, как Фалыстыну, И этим чувством я, наверно, не остыну, Но, отдавая долг Дюма отцу и сыну, Я выдам нечто, патетически грустя... И, несмотря на то, что публика поддата, Меня поддержат, как Тагор Рабиндраната, Когда скажу, что 60 – ещё не дата.. Начнутся даты где-то 20 лет спустя.
Горечь
Разлилась по сердцу горечь, А врачи сказали : «мелочь», Прописали капли на ночь, Бесполезные врачи... Напои меня, Петрович, Рассмеши меня, Абрамыч, Чтобы горечь вышла напрочь, А иначе хоть кричи!
Напоил меня Петрович, Рассмешил меня Абрамыч, Но ни выпивка, ни хохмы Не меняют суть вещей... Заколдуй меня, Хоттабыч, Опали меня, Горыныч, Поцелуй меня, Царевич, Укради меня, Кащей!
Не пришла ко мне на помощь Ни одна лесная сволочь, Не изгнали горечь напрочь Ни друзья и ни врачи... Замочи меня, Засулич, Арестуй, Лаврентий Палыч, Нарисуй меня, Малевич Треугольником в ночи!
Мне один ученый светоч рассказал про эту горечь: Чтоб её заставить вытечь и изгнать из сердца мрак,- Надо петь, как Макаревич, и играть, как Растропович, И грустить, как Рабинович, и влюбляться, как дурак!
Эх, мать, Иван Петрович, Ой, вэй, Семён Абрамыч, Ква-ква, Иван Царевич, И вечная любовь!
Так давайте мир украсим, Хоть немного, хоть для вида, Чтобы нам по крайней мере Захотелось крикнуть «Стой!!» - - Не топи меня, Герасим, Не суди меня, Фемида, Не трави меня, Сальери, Не убий меня, Толстой!
Испепеляющее танго
Я был таинственно небрит и безупречно неопрятен И на капоте пара вмятин усугубляла колорит.
Вы были малость подшофе и пели сумрачные песни, И в подресничной Вашей бездне сквозило аутодафе.
Я Вам объятия простёр, и Вы простёрли мне объятья, И угодил по рукоять я в средневековый Ваш костёр.
Там бушевал девятый вал, замаскированный под танго, Я отражал атаки с фланга, и сам в ответ атаковал.
Я был от страсти полужив, а Вы парили белой птицей, На злые вопли инквизиций концептуально положив…
Как хорошо сгорать дотла! Теперь, прости меня, о, боже, - Готов чертям я корчить рожи со дна кипящего котла.
Но в нашем мире непростом, и в нашем теле похотливом Прилив сменяется отливом, а пир сменяется постом.
Наутро я побрил анфас и стал обыденно опрятен, Лишь на капоте пара вмятин напоминала мне о Вас.
***
А небо цвета серебристого, мерцает звёздами неистово, И все, от егеря до пристава, воздели очи к небесам, А я под вечер выйду из дому, пройдусь по городу по чистому, И проскандирую "на бис" тому, кому пока не знаю сам!
Кому-то хочется идиллии, и чтобы залпы бугенвиллии, И чтобы бабы в изобилии у иноземных берегов, А мне б разжиться папироскою, пройти Большую Пироговскую, Вдохнуть красу её неброскую, и повернуть на Дизенгоф!
А я иду себе по городу, по невсамделишному городу, Иду, насвистываю в бороду "Цыганский танец" Дебюсси… Вокруг реклама цвета синего горит-мелькает словно синема, Хотел подъехать, да такси нема, вернее, - денег на такси.
И я иду себе по городу, по неприкаянному городу, И бормочу себе под бороду Омар Хайяма на фарси, А в небе небо стало хмуриться, и опустела сразу улица, И папироска мне не курится, и нету денег на такси.
Догнал последнего прохожего, а у прохожего-то рожа – ВО! И мне так жаль его, похожего на незаконченный эскиз… Вокруг реклама цвета жёлтого, и нету рифмы к слову "жёлтого", И я, похоже, не нашёл того, кому скандировать "на бис".
И я иду себе по городу, по опостылевшему городу, И уговариваю бороду: "Не верь, не бойся, не проси!" Вокруг реклама цвета алого – одно сплошное наебалово, А на часах уже без малого…. и нету денег на такси. ………………………………… А тут живут глубокомысленно приговорённые пожизненно, И всем по-разному начислено той жизни с горем пополам, А в небе небо цвета сизого, и все туда дождутся вызова, И будут шляться там безвизово, но без такси и без реклам!
Тель-Авивский клуб литераторов
Объявления: |