Владимир Кац
*** Тропинка сбегает к морю. Солнце стоит в зените. Скользят вдоль берега тени перистых облаков. А мы все спорим и спорим о суете событий, сверяя ноты мгновений с музыкою веков.
*** Ну, какой тебе толк от моих десять раз перечеркнутых строчек? Так неточен прошедшего миг в отражении слов-оболочек.
Ни волнения терпкую дрожь, ни обиды тупую усталость невозможно, поверь, ни на грош передать, ни на самую малость.
*** А луч, скользя по подоконнику, вмиг обнаружит, сколько пыли за наш отъезд цветы бегонии на плотных листьях накопили.
И это наше возвращение в пространство выцветших обоев вдруг обернется ощущением безмерной близости с тобою.
***
И, рассчитав узор по клеточкам,
*** Проснувшись в середине ночи, не разобравшись, кто ты, где ты? ты видишь, как души подстрочник неярким светом освещен. И не понять ни этот почерк, ни эту ночь в контексте лета, ни двух людей союз непрочный, ни что к чему, ни что почем.
***
В потертом чемодане
*** Зачерпни журавлем из колодца ледяной пустотелой воды, - кто там знает, когда доведется возвратиться нам в эти сады, кто там знает, какое ненастье нас еще ожидает в пути. А сейчас, в полушаге от счастья, ты в колодец бадью опусти.
***
Улица в лунном сияньи,
*** Где переулков перекрестье и дом с обшарпанной панелью ты помнишь как мы были вместе в ополоумевшем апреле, и чутко вслушиваясь в шорох шагов и разговор прохожих таясь от посторонних взоров, любили каждой клеткой кожи друг друга мы. Казалась вестью благой малейшая примета, и ветер наполнял предместье холодным запахом рассвета.
*** В этом городе, где в разноцветье весенних бульваров Запах моря врывается, как захмелевший матрос В припортовый кабак, Рядом с площадью старой базара Я родился и рос, И полтинник менял на пятак. И с тех пор этим бизнесом странным Занимаюсь везде беспрестанно.
*** Я растяну сентябрь на триста тридцать строк, чтоб тридцать дней спустя все длилось бабье лето. Я буду жить шутя, свободно, вольно, впрок, как малое дитя, как следует поэту.
Пусть юности моей трамвайные пути разобраны, и пусть булыжник весь украден, - в хмельной колодец дней лети, бадья, лети, зачеркивая грусть исписанных тетрадей.
*** Липы столетние. Двор с юго-востока на северо-запад тянется. И в разговор пряный вплетается запах.
Окна все настежь. Июль. Ночь обнажает тела и желанья. И умножает на нуль наше дневное сознанье.
Да, так о чем разговор?- Все о любви, мы ж другого не смыслим. Липы столетние. Двор. Трепетно тонкие кисти.
(Я о запястьи молчу, не говоря о предплечьи и шее.) Что же, загасим свечу. Лето. Июль. Лорелея.
А.П.К. 1. Переезды, полустанки, перестук колес, чай вагонный, да болтанка, дым от папирос.
В никуда из ниоткуда скорый поезд мчит. И как ожиданье чуда огонек в ночи.
2. Дребезжит в стакане ложка. За окошком снег, поля. Завела судьба-дорожка в нелюдимые края.
Вдалеке над косогором воронье кружит, кружит. Белый ворон… Черный ворон… Вот и пролетела жизнь.
***
Тель-Авивский клуб литераторов
Объявления: |