СЕРГЕЙ ГЛАВАЦКИЙ

ПОД СОЗВЕЗДИЕМ ОБОРОТНЯ


***

Мы, скормлены печали,
Которой поят нищих,
Давным-давно узнали,
Что мы друг друга ищем…

Об этом нам сказали
Закаты и метели,
Прохожие, соседи
С пчелиными глазами,
И омуты проталин,
И мятные капели…
Но мы друг другу в этом
Должны сознаться сами.


АНАРХАНГЕЛЬСК

Сорвётся голос мой
И дрогнет твой, и скроет
За ширмой всех – домой
Тебя зовущих роем.

Как Баден-Баден, весь
Курорт мой – Гомель-Гомель –
Наращивает вес,
Когда мы ближе к коме…

И будет без окна –
В Европу ли (закрою!)? –
Берлинская стена,
Которую построю…

И стонет Метроном –
Гремучий анархангел:
В небесный гастроном
Мои пришли останки.

Засеяны поля
Останками твоими.
Несытая земля
Твоё забудет имя.

И будет всем ясна
Уст алости причина:
Сорвался голос сна
И… хрустнула личина.


ПАРИ

Это затменье пророчит амнистию
Всем безнадёжно влюблённым.
Кольца Луны годовые на листьях
Пальм штормовых цепенеют.
Заняты звёздами полосы взлётные…
Серфинг на гребнях циклона…
В оледеневшее небо холодное
Я – только падать умею.

Души проносятся мимо и светятся…
Этих, чужих – мириады.
В самом конце, уже при смерти, встретятся
Наши чудесные души.
Самое близкое и сокровенное
Явится в ждущим – наградой.
Нам запретила встречаться Вселенная…
Нам ли Вселенную слушать?


***

Тобою застилать кровать… У энных – больше шансов.
Так выхолощена и так опалена
Ночная боль, что – ни бельмеса.
Я никогда с тобой не разучу всех грязных танцев,
Тех, что танцуешь ты одна
Лишь для себя, но не для бесов.

Тобой – продолжиться в веках… Которых нет у мира.
Лужёная, седая ночь на новый Аркаим
Обрушилась, как студень, т.е. – на дом.
Зачем со мной ты, если тыл твой – вроде тира?
Я ничего не чувствую от слов твоих,
И потому мне больше – ничего не надо.

Что делать мне, скажи, когда всё ложе –
В костях тех из Тебя, кто снились мне, близки,
И умирали утром вместе с бредом на постели? –
Чтоб, не услышав в сотый раз «Ты мой хороший»,
Свет потушить, баюкать ночники,
И плыть на субмарине пустырями прочь, без цели.


***

Не получается ангелом быть.
Обморок тайных пространств –
Толща воды, карантин
Оцепеневшей судьбы,
Тусклой сетчатки тиран –
Мёртвой жар-птицей летит.

Я удивляюсь твоей слепоте.
Боль сквозь мембрану – цедя,
Противоядья бурьян
Выльешь, как кровь лебедей,
И обратится дитя
В ведьмин живой матерьял.

Мы из пространств на свободу течём –
В бункеры, в наши дома.
Утихомирься, окстись –
С астмой Земли обручён,
Этой эпохи шалман
Волен тебя отпустить…

… И под пространства больные, в окно 
Камнем ныряя за – Ней,
Знаю: лунна – Её стать,
Тьмой окольцован геном:
Ангелом станет. А нет –
Сможет лишь демоном стать.


УЛИКИ СЧАСТЬЯ

Кляксами слёз на ладони у феи
Линия жизни размыта стремглав.
Перед Тобой Атлантида робеет
И времена обнажают тела.

Законсервирован в снах и отчаян
Жаркий салют оголтелой мечты.
Мир разноцветен, причудлив, случаен
Лишь потому, что на свете есть Ты.

Рыжеволосые – плачут – дриады.
Перед Тобой пресмыкается Ад.
Что пожелаешь Ты вместо пощады,
Приговорённая жить наугад?

Зеленоглазым наядам не сладко
Слизывать снег с хиромантии рук.
Падшие души не станут осадком
В миксере полифонических вьюг.

Вечность завянет, История скиснет.
Ночь перевёрнута вверх головой.
Ангел мой, Ты отвернулась от жизни
Лишь потому, что и я – не живой.

Руки несут сквозь земные измены
Флаги лиловые, словно корвет…
Все ипостаси твои совершенны,
Только Тебя, переменчивой – нет.


НА СВОЕЙ ОЛИМПИАДЕ

В жизни двух людей бывает время,
когда они становятся до неимоверного похожими,
и тогда они не знают,
сколько чужой крови прольётся там, где они целовались.

И все, кто на сцене,
замурованы в реликтовый янтарь,
а ты несёшь на руках то, что не можешь потерять,
и уже бежишь,
самый быстрый спринтер на своей олимпиаде,
и не замечаешь,
что самоё Мир растворяется на твоих руках в тот момент,
когда таранишь финишную ленточку.

Но она же оказывается и красной лентой,
и весь этот бег по кругу
стремишься обратить в обручальный космос,
потому что ты кроме космоса можешь создать,
если мира уже нет?

И каждая цикада – о тебе,
и никаких полнолуний за всю историю,
никаких маньяков в голове,
и если это не фестиваль, то что же тогда?
Любовь как стремление к андрогинности души,
андрогинность души как высшая благость,
высшая благость как мимикрия с Абсолютом…
Это и есть наш фестиваль.

Знак хаоса,
стрелки во все стороны, но внутрь,
как центростремительное тяготение,
и пусть осуждённое серебро вместо гальванического снега,
и понимаешь, что счастье вечно,
хотя призраки утверждают иное,
а когда комета упадёт на тебя
и станет твоим ядром,
ты сама станешь, как звезда, и ослепишь себя.

В жизни двух людей бывает время,
когда они становятся до неимоверного похожими,
и тогда за них решают,
с кем они будут в следующем перерождении.
А иллюминатор поезда,
(Самолёта? Спутника?)
вечно разделяющий бегущих,
вовсе не при чём.


***

В день тихий, закрывший глаза мне,
Когда даже обморок слаб,
Водой под лежачие камни –
Гора к Магомету пришла…

Как – гром среди белого неба,
Что – тишь среди чёрной земли…
Все духи похожи на зебр,
Фламинго в которых болит.

В день шумный, скроивший костюм мне –
Любовь у горы на уме.
Но – пятится он, полоумный,
Бежит от горы – Магомет.

Желтеют колосья посыльных…
Согнать с анархангельских крыл
Стервятников этих бессильна
Посмертная маска горы…