Яна-Мария Курмангалина

 

 

***

 

шепчет она опять разболелся шрам

видно к погоде ты слышишь как бродят там

тени в саду больничном на склоне дня

бродят вздыхают будто бы ждут меня

 

он отвечает не бойся все так же тих

вечер сейчас мы двери запрем от них

видишь на сто замков на один засов

нам ли неспящим не наблюдать часов

 

(ты помнишь этих юных любовников вышедших из заката 

не знающих что творят что песенка будет спета

ты их узнал они навсегда прекрасны)

 

она ему шепчет так из окна сквозит

шерстью паленой жженой тоской разит

кто то там воет прячется по углам

кости болят к погоде ты слышишь там

 

он отвечает милая здесь их нет

окна закрыты наглухо включен свет

время устало время ушло на мель

ты ничего не бойся ложись в постель

 

(у нее под ногами небо у него ладони

полны земляничного света солнечной крови

стекающей вниз красное-красное небо

красное-красное солнце густое пекло

и что то внизу сверкает под облаками)

 

она ему шепчет утро уже вот-вот

скоро здесь будет врач и начнет обход

ангел морфина дарующего мне тишь 

что ты молчишь ну что ты опять молчишь

 

(она забывает все и глядит на землю

он забывает все и глядит на землю

земля забывает все и глядит на небо)

 

слова не говоришь

 

 

 

 

 

 

***

 

утренний воздух слегка горчит льется в туманное молоко

как хорошо мы с тобой молчим так невесомо и далеко

 

город осенний тяжел и зрим в стеклах витрин не поймать теней

как хорошо мы с тобой горим в вечном дедлайне коротких дней

 

где ни секунды не постоять крутится-вертится шар земной

как хорошо что тобой - не я как хорошо что и ты - не мной

 

падает серый на лица свет прячется эхо за шум и гам

как хорошо что тебя здесь нет как хорошо что и я не там

 

где теплотой голоса полны где посветлевших не спрятать глаз

где по хорошему мы больны теми кто завтра полюбит нас

 

 

 

***

 

В субботу 14 июня 1919 года  два человека начали исторический перелёт

на демилитаризированном  биплане Vickers «Vimy» IV.

 

 

порт сент-джонс тишина как слышите нас прием

шквальный ветер с запада не прекращает дуть

середина пути мы попали в серьезный шторм

над атлантикой буря пока продолжаем путь

 

девятьсот восемьсот четыреста шестьдесят

шестьдесят на высотомере вода в глаза

вими вими дружище нельзя повернуть назад

поднимайся в небо чертова стрекоза

 

как  же сложен был взлет тяжело принимал простор

не хотела земля отпускать и тянула вниз

шестьдесят сто сорок сто тридцать и снова сто

артур глохнет мотор и дрожит под ногами высь

 

благоденствуй канада сейчас ты такой же сон 

как ирландские острова путь еще далек

я пойду по крылу попытаюсь исправить джон

я попробую джон да поможет нам в этом бог

 

шестьдесят на высотомере в лицо волна

океан разгулялся ветер над головой

помоги нам ведь мы расплатились за все сполна

асы первого неба летчики мировой

 

повзрослевшие дети солнечного огня

опаленные души выветрены дотла

помоги нам дерзнувшим рваться в герои дня

помоги заблудившимся не поломать крыла

 

мы везунчики джонни в небо сквозь снег и лед

поднимай хренов виккерс нам ли не взять высот

мы мечтали о звездах долог еще полет

двести триста четыреста

тысяча восемьсот

 

 

***

 

в чем сила брат в таинственной глуши

где солнца нет и меж деревьев гулко

где так смешно в медвежьих закоулках

предполагать наличие души

 

в чем сила брат в ответе на ответ

в котором снег и вечная досада

на то что есть на то чего не надо

на то что ждешь и в этом смысла нет

 

в чем сила брат в наречьях в запятых

в придаточных в безличных предложеньях

в словах и сочетаниях густых

прижившихся не вызвав отторженья

 

в чем сила брат пустому мартабрю

неважно кто ты что умеешь нежно

где замкнут снег бессонно безмятежно

где спит душа и я тебя люблю

 

 

 

***

 

все меньше дни все более устало

встает рассвет все глуше голоса

длиннее сны теплее одеяла

прозрачнее глаза

 

обрывки речи медленной и близкой

плывут в метро теряются в такси

и радио тоскует на английском

и дворник - на фарси

 

все ближе снег острее спозаранку

холодный воздух легче голова

и вывернуты в лужах наизнанку

знакомые слова

 

их двойники что выцвели и сникли

все четче слух и память глубока

чужие невесомые артикли

снимая с языка

 

 

***

 

двадцать один ноль ноль

уличный свет текуч

пятница и гудёж

возле метро галдёж

таня идет домой

офис закрыт на ключ

таня идет домой

в шумный ныряя дождь

 

дома никто не жив

дома никто не мёртв

дома никто не спит

и никого не ждёт

только зелёный чай

пицца и рейнольдс бёрт

парочка маргарит

мелкий в стакане лёд

 

таня себе верна

только своя волна

только себе война

мистер и миссис смит

только себе видна

только себе одна

таня идет домой

кажется что летит

 

 

АНТИЧНЫЙ ГЕРОЙ

 

С. Б. Д.

 

I

 

Солнечной Аттики выбелен известняк,

смотрится в море южный Пелопоннес.

Время - на пять теней, на один сквозняк,

солнце клонится вниз, обретая вес.

 

Скоро пойдут дорийцы ловить прилив,

путник усталый - пресной искать воды.

Скоро пойдут данайцы снимать с олив

темные золотистые их плоды.

 

Солнце глядит на Аргос, ползет с холмов,

тянется вечер пыльной тропой к богам, -

в Аттику до Афин, где у всех домов

стены белы и падает свет к ногам.

 

Страстным тетраметром уличная строфа

ляжет на память, чтобы сменять века, -

там где любимец музы Аристофан,

щурясь от солнца, смотрит на облака.

 

 

II

 

Анаксимандр не спит. Сбегает по плечам

вселенский тихий свет сквозь лунную дыру,

где Апейрон плывет - начало всех начал,

и неба полотно трепещет на ветру.

 

Анаксимандр не спит. Бессонны и вольны

раздумья и тоска, где город за спиной,

где Никты бродит тень под заговор волны,

и солнце до утра ушло за край земной.

 

Есть время чтоб смотреть как тают корабли,

в морскую темноту ныряя как в проем,

земного вещества высчитывать объем,

и верить, что не тьма - огонь вокруг земли.

 

 

 

***

 

у нее есть все – работа с утра до ночи

дома кухня и хлопоты маленькие заботы

ночью – муж на рассвете - в соседнюю школу дочек

на английский - сына а дальше опять работа

генеральный ее называет моя надежа

потому что она стахановский многостаночник

улыбается даже когда ее всю корежит

и колотится сердце и сыпется позвоночник

 

иногда ее муж орет надоела сука

и тогда она спешно везет для детей гостинец

все надеясь – забудут как папа на трое суток

пропадая приносит запах ночных гостиниц

и чужого пота - в уютный мирок домашний

где все те же часы на стене где за все в ответе

где все тот же борщ и заветренный кекс вчерашний

с мелкой сахарной пудрой который так любят дети

 

нынче ей пятьдесят а мужу как прежде тридцать

у него есть тайна – девочка врач на скорой

вышла старшая замуж а младшие – за границей

а она истончившись стала такой матерой

что когда внезапно муж спросит ну как ты зайка

то она выбегает из дома в бреду усталом

где в полночную хмарь из груди вылетает чайка

и кричит протяжно над дымным водоканалом

 

 

***

 

у нее с волосами что-то с бровями с ресницами

она улыбается всем кто со странными лицами

в ответ ей фальшиво лыбится опасается

будто нечто иное в глазах у нее кусается

а оно не кусается ведь победила и выжила

перешла все грани раньше смешная рыжая

нынче прозрачная бережет себя будто миссия

есть у такого чуда зыбкого как ремиссия

и все лезут ей в душу страдалицы и молчальники

миллиардеры и нищие гопники и начальники

а она хочет тихо у бога сидеть под боком

чтобы жизнь не спугнуть не выплеснуть ненароком

 

 

 

***

 

чем тише голос тоньше нежность

и соразмерней с ритмом дней

тем детства хрупкая мятежность

внутри становится сильней

 

и ярче бывшее однажды

неуловимым как заря

плывет корабликом бумажным

по темным лужам ноября

 

где тени синие от ветра

манят холодной глубиной

плыви кораблик мой газетный

с портретом ники турбиной

 

плыви над тяжестью балконов

над пылью заводских дк

где пел сережа парамонов

оставшись юным на века

 

плыви мой парусник невольник

волною памяти влеком

туда где красный треугольник

завязан в сердце узелком

 

в слова звучащие высоко

там клятвы хлестки и резки

где есть прекрасное далеко

и нет ни смерти ни тоски