Литературная работа – не самый
тяжёлый вид деятельности. Честное слово, бывают работы хуже. Тяжелее.
Убирать мусор, грузить тяжёлое, мыть испачканных экскрементами пациентов.
Выслушивать речи дураков и зануд. Вручную копать ямы в земле. Короче говоря,
право на литературную работу приходится заслуживать, за него приходится
бороться. При этом право на литературный труд – общедоступное, бесплатное,
добровольное. Разница в том, что работа предусматривает и подразумевает
должность, условия и вознаграждение. Для труда должность не обязательна.
Имея дело с литературой, я
постоянно сталкиваюсь с ситуациями парадоксальными, двойственными. Эти
ситуации способны вызвать удивление у тех, кто интересуется предметом и
готов удивляться. Конечно, можно и не удивляться, и парадоксов не замечать.
Те, кому всё равно, – выигрывают. Напоминает это женскую борьбу в грязи –
есть такая разновидность эротического шоу. Некоторые любят на это смотреть,
меньшее число – участвует, но если зритель одет в дорогое и модное, то лучше
ему находиться подальше от бассейна, в котором шоу происходит. Так и
литература: ещё в школе внушали нам, что литературный труд - дело чистое,
важное, почтенное и полезное, а оказалось, что такова лишь литературная
работа.
Кроме прочих достоинств,
литература обладает ещё одним милым качеством: она способна развеселить.
Поэтому в тексте приводятся фрагменты написанных в Израиле текстов различных
авторов, содержащие фразы, которые способны позабавить внимательного
читателя.
«Он понимал,
что Всевышний молится за него».
(Из газетной
статьи. Автор в последующем – депутат Кнессета.)
«В центре находилась внушительная
мечеть, часть которой скрывалась под землёй. Насраллы. Впритык к мечети
расположилась десятиметровая башня».
(Из новой книги. Автор – бывший
сотрудник Моссада.)
«Свирепствовало полное отсутствие
чувства реальности».
(Из статьи в Интернете. Автор –
известный в Израиле писатель.)
«Палестинские
женщины и дети уже давно утратили невинность».
(Автор –
выпускающий редактор одной из израильских газет.)
«Не стоит бояться запоров - запоры
приходят и уходят».
(Автор – израильский
врач-диетолог, автор нескольких книг.)
«У Баренбойма недостаточно
глубокое проникновение в клавиатуру…»
«Корсантия издал звук, присущий
только ему одному».
(Автор – музыкальный обозреватель
другой израильской газеты.)
«Противопоказаны все водные
процедуры, зато водные, напротив, -
рекомендуются (если, конечно, к
этому есть показания)».
(Автор – израильский астролог.)
Писателем может стать каждый. Ещё
легче – числить себя писателем. Для этого даже не обязательно выпустить из
типографии свои сочинения, достаточно заявить о желании их создавать. А вот
стать литератором, то есть человеком, зарабатывающим на жизнь литературой,
можно только в стране первичного языкового пребывания, да и то при поддержке
каких-либо влиятельных в социуме сил. Мой приятель, в Израиле заведующий
крохотным промышленным складом, на вопросы о его работе обычно отвечает:
«Там бы вы мне завидовали, а здесь будете смеяться». То же можно отнести и к
писательскому делу на русском языке за пределами России.
Для примера - цитата: «… Случилось
то замечательное партсобрание, на котором Юра одному из членов писательской
организации, читавшему ему нравоучительные нотации за непотребное поведение,
высказал: «Это вы в армии были майором и делали замечания молоденьким
лейтенантам, а среди литераторов я – полковник, а вы – всего лишь сержант!»
В тот день все поняли: Адрианов осознал свою звездность». Это из книги Олега
Рябова «КОГИз. Записки на полях эпохи» (выпущена в Москве издательством «Астрель»
в 2011 году). Обратите внимание, как удачно в тексте распределены звания.
А ведь многие, не прочитавшие
книгу полковника Рябова, и представления не имеют, что именно сочинял
полковник Адрианов. Как же классифицировать авторов? Смею предложить
условную пятиуровневую шкалу.
1 уровень. Канонизированные
авторы. Внесены в хрестоматии. До сотни имен, известных даже ленивым и
нелюбопытным. Их работы пользуются спросом и входят в индексы цитирования
вне зависимости от сроков жизни авторов.
2 уровень. Успешные авторы. При жизни создают труды, вызывающие к писателю
внеличностный общественный интерес читателей. Со смертью авторов их труды
постепенно забываются, но специалистам они все же известны. Более тысячи
имен в каждом социальном поколении.
3 уровень. Продуктивные авторы. Писатели, книги которых вызвали читательский
интерес, но не стали для подавляющего большинства читателей настольными. Эти
авторы обслуживают повседневные интересы художественной литературы, создавая
произведения, которые в литературном процессе служат обрамлением работ
успешных авторов; например, соседствуют с ними в литературных журналах.
Более десяти тысяч имен.
4 уровень. Местные авторы, посещающие региональные литобъединения и кружки.
Знакомство с их произведениями, как правило, становится результатом личного
знакомства. Их количество для русского языка - более сотни тысяч в каждом
социальном поколении.
5 уровень. Домашние авторы. Разово публикуются в различной прессе. До
пенсии, а зачастую и после нее посещают местные литературные объединения,
где числятся в слабых авторах. Их очень много, более пятисот тысяч, а в
русскоязычной среде всего мира - пожалуй, более миллиона. По предварительной
оценке, к таким авторам относится один из двухсот пятидесяти произвольно
взятых граждан, считая детей, стариков и умалишенных.
Чем хороша эта условная шкала?
Хотя бы тем, что она отражает литературную ситуацию ничуть не хуже другой
произвольной литературной шкалы. Конечно, большинство писателей можно
расположить – условно, разумеется, - не на каком-либо точно отмеренном
уровне, а скорее в межуровневом пространстве. Но для понимания собственного
места на этой шкале рекомендую любому автору снизить своё положение на
пол-уровня.
«Все мы - и те, кто уже хорошо
знаком с креслами кнессета, и те, кто впервые собирается их занять - должны
помнить, что мы избираемся в главный законодательный орган страны, и решение
их проблем должно быть единственно приоритетным в нашей работе».
(Автор – депутат Кнессета.)
«Однако человек в любом возрасте
должен жить не в колонии себе подобных, а
в нормальном обществе, среди
обычных людей».
(Из статьи, присланной в
израильскую газету.)
«Новые репатрианты впервые
перестали быть пешками в чужой игре, создали свою
партию, ставшую отстаивать ее
интересы».
(Автор – в последующем сотрудник
радио РЭКА.)
«Как справедливо указывают
специалисты, оружие - это палка о двух концах».
(Из перевода с иврита для
израильской газеты.)
«Илана из тех людей, о которых
говорят: ими можно забивать гвозди».
(Автор – израильский астролог.)
«Было приглашено множество народу,
в том числе семья моего командира. Я
выступил там с несколькими. На
этом мероприятии у меня был збавный случай с
малолетним сынишкой командира.
После нескольких с малолетним сынишкой
командира. После нескольких песен
песен я предложил желающим выйти и спеть
что-нибудь песен я предложил
желающим выйти и спеть что-нибудь песен, я
предложил желающим выйти и спеть
что-нибудь под мой аккомпанемент».
(Таким текст поступил в редакцию
израильской газеты после компьютерного набора.)
Вот ещё один парадокс -
предварительный, если можно так выразиться, парадокс
созидательно-психологический: двойственность писательского импульса. Для
того чтобы текст появился в печати, нужно, чтобы его предварительно кто-то
сочинил. Составил слова во фразы, а фразы наполнил мыслью. Сочинителем
руководят два основных творческих импульса: 1) желание сказать аудитории то,
что, по мнению сочинителя, высказать следует, то, что рвётся из сердца, и 2)
стремление отразить то, что заказано, или то, что, по мнению заказчика или
самого автора, требуется аудитории, или то, что было начато и нуждается в
окончании, или хотя бы то, что будет оплачено, если автор нуждается в
средствах. Назовём условно первый импульс побудительным, а второй –
рыночным.
Эти два импульса иногда могут
совпадать по целям, но гораздо чаще они разнонаправлены. К примеру,
громадное большинство стихотворных книжек, изданных в Израиле на русском
языке, обусловлены первым импульсом при резком подавлении второго, а
большинство газетных публикаций, технических пособий или детективных романов
определены вторым импульсом. Но читатель, получающий в итоге текст, узнает
об авторских импульсах лишь в том случае, если ему об этом расскажут – или
он догадается сам. Вот, к примеру, текст, который вы сейчас читаете. Мне,
автору, более всего хочется пожаловаться на свою жизнь, на своего
бессовестного начальника, на свою жену, на черствых детей, на бездушную по
отношению ко мне машину государства, на мозоли в конце концов. Вместо этого
я пытаюсь рассказать о парадоксах, связанных с литературой – потому что
обещался представить статью вовремя, потому что действительно замечаю эти
парадоксы, и ещё потому, что не вижу другого способа добиться литературной
известности, кроме как писать и публиковаться. И при всём этом, обратите
внимание, я умудрился только что прямо на ваших глазах пожаловаться на то,
на что хотел.
Отношение к аудитории – вот ещё
одна удивительная особенность литературной работы. Литературный труд
аудитории не требует, но может подразумевать её. Работе же аудитория
необходима. Причём двойственность отношения автора с воспринимающей
социальной группой характерно возникает на любом качественном уровне работы,
да и для любого её жанра. Вот пример - цитата из книги Ольги Ивинской «Годы
с Борисом Пастернаком»: «Аля
Эфрон как-то записала: "Пастернак тщеславен, как каждый истинный талант,
знающий, что не доживет до признания современников, не ставящий их ни в
грош, ибо они не в состоянии понять его, и вместе с тем жаждущий именно их
признания. Что до посмертного признания, в котором он (талант) убежден, ему
в сущности так же мало дела, как рабочему до посмертной зарплаты..."».
Аналогичный случай я наблюдал в Тель-Авиве, но на другом материале. Зашла ко
мне в книжный магазин супружеская пара, немолодые оба, ему лет пятьдесят
пять, она несколько моложе. Через четыре минуты беседы выяснилось, что он
сочинитель. Разумеется, стихи. Книжечку свою вручил. Увы, столбиком строчки,
вялые и слегка рифмованные. Вполне может поступить в местный союз писателей.
Издал за свой счёт, конечно. И тут его жена говорит: «Вы напрасно не верите:
он гений!» Уверенно так говорит. Я обошёл её со всех сторон – нет, не шутит.
И он в лице не изменился, и никак слова её не опровергает. Несомненно,
повезло мужику с женой. Но к литературному успеху её мнение отношения
практически не имеет. Литературной работы этот сочинитель не получит,
несмотря на весь свой труд. Догадываетесь почему? Эта наша встреча произошла
лет пять назад: а много ли гениев вы с тех пор узнали?
Ещё о том же: попалась мне
случайно в руки книжка очерков Марка Алданова. Он писал о французской
революции, о временах Парижской коммуны, но параллели с русской революцией
прослеживаются вполне чётко. Так вот, он вспоминает историю художника
Фрагонара. Во времена коммуны популярность Фрагонара резко иссякла, картин
его долго никто не покупал, но он бодрился и ходил на прогулки со своим
другом, художником Юбером Робером. Робер брал с собой материалы для этюдов,
а Фрагонар – не брал. «К чему рисовать? – приводит Алданов мнение Фрагонара.
– Или я дурак, или все – дураки?»
Видите, как социуму удалось
погасить первый, побудительный импульс подавлением второго, рыночного. А
сегодня картина работы Фрагонара стоит столько, сколько я за десять лет не
заработаю. И Фрагонар оказался не дурак, да и все – пожалуй, себе на уме.
Гений и талант в данном,
социальном, смысле – это должности, на которые понравившегося автора неявным
совместным заочным голосованием назначают функционеры творческой работы.
«Психологический словарь» (его вы легко можете найти, например, в Интернете
на сайте dic.academic.ru) обозначает слова «гений» и «талант» как синонимы.
Другие словари разделяют эти понятия даже в творческом смысле: талант есть
способность к некоей деятельности, предусматривающая владение навыками и
опытом; гений же – высшая степень творческой одарённости, открывающая новые
пути в своей области. Для сведения приведу всё-таки информацию, сколько
весит истинный талант. «В Римской империи талант соответствовал массе воды,
по объёму равной одной стандартной амфоре, то есть одному кубическому
римскому футу, или 26,027 литра – сообщают интернет-энциклопедии. – Талант
был наивысшей весовой единицей в таблице греческих мер. Как определённая
весовая единица, талант упоминается уже у Гомера, причём везде взвешиваемым
предметом является золото. По выводам метрологов, масса таланта равнялась
массе семитического шекеля (сигля, сикля), а именно тяжёлого золотого
вавилонского шекеля, равного 16,8 кг. Гомеровские таланты производились в
форме продолговатых круглых брусков, похожих на древнейшие золотые статеры.
Кроме того, в гомеровское время были в обращении полуталанты массой в 8,4
кг. В зависимости от переменных обозначений драхмы или мины, по отношению к
которым талант представлял кратную величину (талант делился на 60 мин, мина
на 100 драхм, то есть в таланте было 6000 драхм), количественное определение
таланта было весьма различно, тем более что он употреблялся и как весовая, и
как денежная единица». Видите, как меняются времена. Если сегодня сказать
моему литературному знакомому: «Твой талант двухшекелевый. Или даже
трёхшекелевый!», - так он же почти наверняка обидится. Даже если сказана
чистая правда.
«Произошло смещение акцентов:
ортодоксальные партии в коалиции оказались тем самым фиговым листочком,
которые и прикрыли отсутствие широкого консенсуса между левыми и правыми».
(Из интервью журналистки местной
газеты с израильским политиком.)
«Требуются рабочие для раскладки
продуктов по всей стране».
(Из объявления.)
«Будучи охранником в одном
солидном учреждении, я подал начальству простую схему изменения расстановки
охранных постов, согласно которой количество охранников уменьшалось вдвое.
На следующий день после подачи схемы я был уволен».
(Автор – израильский
писатель-сатирик, но в этот раз, он, по-видимому, не шутил.)
«Основная сфера деятельности
предприятия: производство вторичного сырья,
его переработка и продажа».
(Из научной рубрики израильской
газеты.)
«У вас есть книга "Так говорил
Камасутра"?»
(Из воспоминаний продавца местного
книжного магазина)
«Уважаемый господин редактор! В
отправленном Вам стихотворении прошу заменить строчки: "Репатриант сошёл с
лица,
Он по ночам не спит" на
"Как спал репатриант с лица,
Как горько он скорбит!"
Жду ответ. С уважением – Вейхман».
(Письмо по электронной почте в
израильский журнал.)
Следующая особенность литературы:
итоговый текст, дошедший до читателя, есть зачастую результат не только
писательского труда, но и многих других обстоятельств. Редакторские вкусы,
издательские предпочтения, цензурные ограничения, гонорарные ставки,
типографские ошибки… Только на собственной интернет-страничке или в
отпечатанной на собственные деньги книжке может автор следовать
исключительно первому своему импульсу, побудительному. Да и там, случается,
всплывёт в сознании автора внутренний редактор, суперЭго текста, и вымарает
наиболее острые образы или самые интересные читателю моменты.
Вот пример: попался мне в руки
старый израильский альманах «Грани». Не путайте его с литературным журналом
«Грани» издательства «Посев» - то были другие «Грани», местные, выходившие в
Рамат-Гане. И в них воспоминания члена правления и неизменного участника
работы Союза писателей Израиля Зеева Гительмана. Как собиратель,
интересующийся экономикой здешней литературы, я немедленно набросился на них
– и вот что вычитал. По подсчётам одного из основателей организации, доктора
Ицхака Цейтлина, за первые шесть лет существования Союза русскоязычных
писателей Израиля удалось получить из официальных учреждений на различного
рода поддержку местных русскоязычных литераторов около ста тысяч долларов.
Причём одному из литераторов была назначена даже годичная стипендия. И я
вдруг страшно захотел узнать – кому? И из текста было ясно, что автор знает
– кому именно. Но не говорит. Неужели ему перед другими неловко? Короче,
тогдашний стипендиат остался неузнанным. Мало того: и сколько-нибудь
выдающихся произведений, созданных в тот памятный год облагодетельствованным
автором, тоже не видно. Ладно, просто помогли человеку. Завидую я тому
человеку? Конечно, завидую. Есть слабая мечта: получить стипендию – и ничего
не сочинять!
«У нас ушли годы на чтение
учебников по драматургии и обучение в лучших западных киношколах. В итоге мы
поняли, что любой может овладеть сценарным мастерством и написать сценарий
фильма, который станет успешным, и разработали метод, позволяющий сделать
это быстрее и проще».
Эти фразы взяты с сайта курсов по
написанию сценария. Два взаимно противоречивых предложения в рекламном
тексте – и нормально смотрится. Чтобы овладеть мастерством, любым
мастерством, нужно потратить годы – но и при этом никакой гарантии овладения
нет.
Был такой шахматист Эммануил
Ласкер. Еврей, между прочим. Так вот, в одной книжке говорилось, что в
старости он заболел психически, и, изредка играя в шахматы, не передвигал
фигуры на доске, но тем не менее утверждал, что фигуры двигаются сами,
причём делают лучшие ходы, и что он неизбежно побеждает. Не знаю, лгала ли
та книга, но больная мысль воображаемого Ласкера кажется мне понятной: все
ходы уже содержатся в расстановке фигур и правилах игры, как все слова
содержатся в словарях и других книгах. Сложно лишь найти конкретный
наилучший ход в определённой на доске позиции – в этом и состоит искусство
шахматиста. Ласкер утратил это искусство, но горше для него было не
отсутствие умения, а его потеря. Множество людей, не умеющих играть в
шахматы, совершенно не огорчаются из-за этого. А гроссмейстеры, утратившие
так называемое «шахматное зрение», огорчаются сильно. Возможно, так же
страдают люди, посвятившие свои досуги литературному труду и обнаружившие,
что их литературная работа не востребована.
А о парадоксах в отношениях между
литературой как созидательным процессом и литературным рынком можно толстую
книгу написать. В качестве же творческого задела вновь приведу цитату, на
сей раз – весьма обширную. Автор её писатель-фантаст Олег Дивов в своём
предназначенном для всеобщего чтения «Живом журнале» коснулся этой темы,
получив несколько любопытных и проясняющих дело комментариев от читателей.
Вот что пишет Дивов:
«Прежде чем говорить о
взаимоотношениях авторов и издателей, примем к сведению три аксиомы.
1. Все врут.
Писатели любят прибедняться. Нормальное дело – когда автор, продающий по
миллиону книг в год, уверяет, будто доходов от продаж ему «не хватает на
жизнь». Издатель не заинтересован в раскрытии своих карт. Он будет делать
хорошую мину при плохой игре и скромно помалкивать при хорошей. Не успел
Вадим Нестеров стать главредом «Поплита», как запел ему дифирамбы: умное,
продвинутое, успешное. Хотя будучи журналистом, рассказывал, какие у
«Поплита» дикие возвраты тиражей. Они ведь даже Марину Юденич умудрились
слить. Ну и самые отъявленные лжецы – читатели, притворяющиеся компетентными
в издательских делах. Он что-то где-то слышал, ему Рабинович напел, и вот
вам готовый эксперт, уверенно несущий ахинею.
2. Никто ничего не знает.
Писательское сообщество, даже такое на вид сплоченное, как у фантастов, на
самом деле раздроблено. Там много кто кого не любит. Обмен правдивой
информацией о том, кому сколько заплатили и кого на чем кинули, весьма
затруднен. Поэтому если нижняя планка гонораров и тиражей более-менее
понятна, то уровень выше «пяти рублей с экземпляра» зачастую покрыт мраком
неизвестности. Издатель - последний, кто заинтересован в том, чтобы авторы
такой информацией обменивались. Некоторые прямо просят своих авторов не
болтать на эту тему. Сам издатель не прочь пошпионить за конкурентом, но его
больше интересуют остатки тиражей на складах, чем чьи-то грошовые гонорары.
3. Никто не хочет думать.
Авторы подписывают, не глядя, договоры, легко идут на кабальные соглашения,
забывают уточнить очевидное, а потом бегают по интернетам и громко кричат:
«Нас подставили!» Они сами виноваты в своих бедах, но им хочется сочувствия.
Коллеги, представьте, им сочувствуют. В конце концов, писателей много, а
издательств мало. Поэтому злые вопросы типа «Ну и зачем ты печатался в
Центрполиграфе?» или «Неужто ты не догадывался, что алкаш NN пропьет твой
гонорар – все равно он у тебя крошечный, как раз на одну пьянку?» считаются
неприличными. Интернет полон откровений обиженных писателей, и это формирует
вполне определенную картину (грабежи, насилие, произвол), отчасти даже
правдивую. Отчасти.
Писатели наступают на грабли постоянно. Показателен казус с Минаевым,
«успешным бизнесменом» и вообще деловым, которого не обманешь. Ух, метал
громы и молнии у себя в блоге: какие-то гады продают электронные копии его
духлесов, якобы по поручению АСТ, а он на такое согласия не давал. Оказалось
- давал. Не глядя.
В аналогичной ситуации Перумов (его «электронки» передали Литресу пакетом
вместе с остальными эксмошниками, а он не знал об этом и громко выругался)
публично извинился. Минаев, говорят, тоже обещал принести извинения. Но
забыл.
А издателю думать вообще невыгодно. Ему нужна устойчивая прибыль, которую
дают кулинарные книги, сонники и брошюры «Бюст европейского размера за 28
недель», а вовсе не ваши гениальные сочинения. В издательском бизнесе
слишком высокие накладные расходы, чтобы рисковать и выпендриваться.
Умственные способности читателей лучше всего показывает такой обидный, но
наглядный факт: большинство народа до исх пор убеждено, будто завышенные
цены на книги – исключительно вина издателей. О наличии таких звеньев, как
«оптовый книготорговец» (+100 процентов к цене) и «розничная сеть» (еще +100
процентов) читатели не догадываются.
Приняли к сведению? Ну, тогда поехали.
Механизм.
Представьте, что вы стоите на конвейере и крутите гайки. С конвейера сходят
автомобили. Их путь до конечного потребителя долог, но, тем не менее, вам за
ваши гайки ежемесячно платят деньги. А почему, собственно? Откуда у вас
деньги, если собранная вами машина еще не продана, и не факт, что будет
продана вообще? Как получается, что завод может и хочет вас кредитовать?
Большинство читателей этого блога – наемные работники, пять дней в неделю
сидящие на службе, выполняя там ограниченные функции. Гайки крутят, гайки.
Мало кто из вас «ведет» продукт от начала до конца. Откуда берется ваша
зарплата?
А между вами и конечным потребителем есть буфер: работодатель, тот самый
«автозавод». Завод может аккумулировать, а затем распределять между вами
деньги. Не будь у него этой аккумулирующей функции, вы бы напрямую зависели
от продаж: ушла машина – получи денежки, не ушла - голодай. Но к счастью, вы
зависите от продаж лишь опосредованно.
Сейчас модно стало задаваться вопросом: чего эти писатели строят из себя
каких-то особенных? Пусть скажут спасибо, что мы читаем ворованные копии.
Могли бы вообще не читать!
Да идите вы в жопу. Писатели вовсе не строят из себя особенных. Наоборот,
они – как все! Как вы! Для автора издательство – точно такой «автозавод».
Только у нас оплата больше похожа на сдельную. Подписал договор, взял аванс.
Принес книгу – получил остальное. Как она продастся, и продастся ли вообще,
это теперь головная боль издателя, а ты уже крутанул гайку, и твоя работа
была оплачена. Сразу.
Так что давайте без громких заявлений. Вот когда с оклада перейдете на
процентовку, тогда послушаем ваши претензии.
Теперь правило номер 1. Покупая в магазине бумажную книгу, ты платишь автору
не за нее.
Еще раз: не за нее. Ты платишь за следующую.
Те 5-25 рублей, что были заложены в отпускную цену книги под гонорар, давно
уже выплачены автору. А ты своей покупкой стимулируешь издательство, чтобы
оно оплатило автору новую книгу.
Правило 1b. Это касается только крупных издательств, способных
аккумулировать много денег и делиться ими с авторами задолго до начала
розничных продаж. Покупая книгу небольшого и даже среднего издательства, ни
в чем нельзя быть уверенным. Вы что думали, про «пропитый гонорар» -
шутка?.. Ну, пропили - и что? Писателей у нас как грязи. Найдутся другие.
Правило 1c.
Всегда найдутся другие писатели.
Маленькие хитрости
Многое зависит от размера издательства, т.е., повторяю, его способности
аккумулировать средства. Есть маленькие издательства, работающие «на
зарплату»; есть монстры, которым в итоге дешевле выйдет заплатить, чем
суетиться, воруя у автора лишнюю копейку.
Поэтому договор с автором может быть составлен так, что деньги ему в карман
лягут после: а) издания книги; б) реализации стартового тиража; в)
реализации всего тиража; г) дождичка в четверг; д) того, как рак на горе
свистнет.
Вообще-то автору положено платить аванс. Издатель может установить начало
выплат сразу по подписании договора (то есть книга еще в состоянии «конь не
валялся»), но это только для авторов с каким-никаким именем, доказавших свою
стабильность. Если вы пришли с улицы и сказали, что у вас офигенная идея,
никто аванса под нее не даст.
Право издательства распоряжаться
текстом по договору может оказаться: а) ограниченным; б) эксклюзивным; в)
пожизненным с конфискацией имущества. Обычно это эксклюзив со сроком 3-5
лет. Если автор подмахнул пожизненный договор с оплатой после свиста на горе
раком, его поступок может объясняться так: а) он слепой; б) он идиот; в) ну
вот так по-дурацки вышло!
Обычно таких авторов коллеги жалеют – несмотря на их очевидный идиотизм, -
потому что мы добрые и знаем не понаслышке, сколько среди писателей идиотов.
Теперь цифры.
По какой бы схеме автору ни платили, это всегда «роялти», т.е. процент от
отпускной (sic!) цены книги. Даже если названа фиксированная сумма, ее можно
пересчитать как роялти, и таким образом привести к удобной для понимания и
сравнения форме «n рублей с экземпляра».
Вышел начинающий с четырьмя тысячами, заплатили ему 20 тыр – вот они,
положенные неофиту 5р/экз за твердую обложку. Вышел с пятью тысячами,
получил аж почти тысячу долларов – все равно это 5р/экз. Естественно, за
покетбук заплатят еще меньше – книга-то дешевле, значит, процент ниже.
У маленького издательства есть верхняя планка гонорара, перепрыгнуть которую
физически невозможно. У мейджоров такой планки, кажется, нет вообще. В
единичном случае мейджор способен заплатить бешеные деньги за книгу
президента или телезвезды – это статусный момент. Надежда на высокие продажи
тут не главное. Понты дороже.
Располагая значительными средствами, мейджор способен делиться ими с автором
весьма щедро. В целях снижения энтропии, чтобы плодить меньше бумажек -
взять, допустим, и проплатить сразу не стартовый тираж, а весь контракт.
Представьте себе договор на 50000 экз. по 20 рублей – миллион «грязными». Ну
и забирай свой лимон! После этого стартовый тираж в 20000 продается, а
дальше ни тпру, ни ну. А автор де-факто получил сногсшибательную ставку в 50
рублей с книги. И никто, в общем, не парится.
Это, конечно, голая арифметика, игра цифрами. А вот практика.
Три года назад слышал разговор между нетрезвым писателем С. и еще
относительно трезвым писателем К. Писатель С. издавал беллетризованные
мемуары ветеранов в «Яузе», получая там пресловутые 5 руб/экз. Хотелось ему,
конечно, больше. Хотя бы десять. Но, во-первых, он был еще пацан, а
во-вторых, это была «Яуза».
А писатель К., известный мейнстримный автор, был в годах и опытный.
- Поверьте мне, молодой человек, - объяснял К. – Я много лет работаю в
издательском деле и говорю вам ответственно: роялти просто не может быть
больше десяти процентов! Это не-воз-мож-но!
С. наклонился к уху К. и спросил таким громким шепотом, что слышно было,
наверное, на улице:
- А почему тогда у Дивова пятнадцать?!
Ох, как на меня посмотрел К. Он потом заметно дулся из-за того, что я в тот
день не пил. Хотелось ему со мной поговорить по душам. А что, я бы на память
перечислил авторов с тринадцатью процентами, с пятнадцатью… И с пятнадцатью
рублями с книги… Но я был трезв и счел такой удар реальностью по голове
негуманным.
Казус, скорее всего, объяснялся просто: К. не работал в больших
издательствах. А то бы знал. Как раз в том году гонорары пошли вверх.
Но вообще, сколько бы автору ни платили, в какой бы шарашкиной конторе он ни
издавался, покупая его книгу, вы не только делаете ему приятное – мы ведь
для вас работаем, чтобы вы нас читали! – но и реально помогаете выбиться в
люди.
Правило номер 2.
Покупая в магазине бумажную книгу, ты в любом случае делаешь автору хорошо.
Если купят много книг, издатель поймет, что у автора есть перспектива, его
надо печатать и печатать, стимулировать материально, чтобы писал больше. А
значит, пропивать гонорары этого писателя неблагоразумно. Другие найдутся.
Правило 2а.
Всегда найдутся другие писатели.
Занимательное ценообразование
Кстати, знаю автора, которому в той же «Яузе» за дебютную книгу заплатили 10
р/экз. Просто книга была здоровым иллюстрированным альбомом. Автор остался
не слишком доволен: ему хотелось побольше читателей, а не побольше роялти.
Розничная цена книги волнует автора именно в том смысле, что если ее задрать
до небес, книга не продастся.
В остальных смыслах розничная цена книги не колышет автора никак. Она не
зависит от его желания и почти не зависит от издателя. На отпускную цену
по-любому будет накручено сто процентов, а чаще все двести.
Не надо рассказывать про триста, больно это слышать.
Начинающему автору платят как можно меньше. Он сегодня пришел, завтра ушел,
а издание книг - это бизнес. Начинающий автор, считайте, на испытательном
сроке. Пускай сначала докажет, что он: а) стабильный; б) особенный.
Стабильный - значит регулярно приносит книги, одну за другой. Особенный –
сумел зацепиться текстами за рынок, запомниться.
И вот когда продажи пойдут вверх, тогда и роялти станет расти, начнутся
авансы, особые условия и прочие приятные вещи.
Вероятно. Но не обязательно.
Нормальный издатель всегда стимулирует автора, дает ему понять, что он -
партнер. А есть хитрецы, которые если видят, что автор таскает им книгу за
книгой и ничего не просит - они так и будут ему платить те самые пять
рублей. Все-таки пять рублей с тиража 60000 - это десять тонн «грина»,
пускай автор радуется. А сэкономленные 10-20-30 тонн мы найдем, куда девать.
Вот так Пелевину платили семь центов с книги, когда мне уже пятнадцать, а
Головачёву все двадцать пять, хотя, казалось бы, почувствуйте разницу.
Причем издатель еще создаст у обманутого автора впечатление, что он его
облагодетельствовал. И расскажет, насколько все плохо в других местах.
Тут главное, чтобы автор жил уединенно и с другими писателями – особенно из
других издательств! - общался как можно меньше. Чтобы не мог сравнить.
При этом гонорарная политика и вообще порядки могут сильно разниться в
разных отделах одного издательства. Допустим, о редакции №2 ЭКСМО я до сих
пор худого слова не слыхал, а вот про дисциплину в «первом дивизионе»,
откуда иногда вылетают с треском юлии шиловы, - ходят уморительные слухи.
Первая редакция зарабатывает основные деньги на «бабском детективе», там
контингент авторов специфический, а главное, взаимозаменяемый. Тысячи
возомнивших о себе домохозяек в очереди стоят. Вот этот контингент и держат
в строгости.
То, что среди возомнивших о себе домохозяек может скрываться реальная, а не
дутая «русская Агата Кристи», никого не волнует. Если она «выстрелит» –
хорошо. Не «выстрелит» – не беда. Там и без нее суммарные тиражи считают
миллионами. И набирают эти суммы не агаты кристи, а юлии шиловы, имя которым
легион.
Издательство - это бизнес. Бизнес это вал, поток.
Кто плывет в потоке, тот получает свою пайку. Кто умудрился выбраться и
сесть на берегу, тот увидит однажды трупы своих врагов, плывущие мимо. И что
обидно, - трупы своих друзей.
Но сначала придется нырнуть в поток и плыть.
Правило номер 3.
Покупая в магазине бумажную книгу современного коммерческого автора – вроде
меня, - посмотри на копирайт. Обычно это копирайт нынешнего или предыдущего
года. Даже если книга переиздается десять лет. Отличить свежую книгу от
несвежей по копирайту нереально.
Читатель не любит несвежие книги. Его может привлечь к ним только нашумевшее
имя автора и/или название. Иначе, если читатель вдруг заметит, что книге уже
года три, он ее отложит. И возьмет свежую книгу другого писателя.
Правило 3а.
Всегда найдутся другие писатели.
Зачем?!
Не надо думать, будто издатели сплошь акулы и волки. У них есть свои мечты,
свои надежды, одна из которых – вывести на рынок суперзвезду, а лучше целую
плеяду.
Просто издание книг – бизнес весьма специфичный. Во-первых, как мы уже
отметили, там очень высокие накладные расходы. Во-вторых, там огромную роль
играет то, что сами издатели называют «элементом волшебства».
Допустим, ты сумел закрепиться в нише «бабского детектива» и «книжек в
розовых обложках», и имеешь с этого свой профит. Но профит добывается за
счет огромного вала. И даже внутри этих ниш ты никогда не сможешь
предсказать судьбу отдельного автора, и уж тем более - отдельной книги.
Вот, кажется, не может эта книга не «выстрелить». По всем расчетам – должна.
А она не идет ни в какую. А вон ту ерунду издали, с виду ничем не выдающуюся
– и она вдруг начинает набирать тиражи. А другая ерунда два, три года никого
не интересовала – и тут на нее появился спрос...
Поэтому издатели консервативны. Не любят попусту рисковать. Они слишком
часто обжигались на этом. Вы не представляете, сколько раз.
А есть еще страшный зверь «оптовик» - оптовый книготорговец. Он в десять раз
консервативнее издателя. Он точно знает свой маневр. Я сравнивал как-то
оптовую книготорговлю с торговлей колбасой: без разницы. Главное – чтобы
было свеженькое. Поэтому у нас вместо допечаток сплошь переиздания. С
копирайтом текущего года.
Поэтому издатель Захаров два года мучился с Акуниным. Казалось бы, Акунин
точно должен был «выстрелить», понятно любому идиоту. Два года ушло у
Захарова на то, чтобы убедить в этом оптовиков.
Поэтому начинающий автор-одиночка никогда не получит рекламной поддержки
(если он не вписан в «проект», конечно). Одиночка получит маленький тираж и
маленькие деньги, а дальше ему придется ждать, как рынок отреагирует. Еще
книга, еще, еще одна – вроде бы сдвинулось дело с мертвой точки? Ну и пускай
дальше сам продается. Вот когда выяснится, что одиночка сам по себе сбывает
полсотни тыщ тиража, тут его начнут дожимать рекламой, чтобы продавался еще
лучше.
А не продается – ну, значит, с этим автором нам не повезло. Жалко его,
конечно, но что поделаешь. Повезет с другим. Всегда найдутся другие
писатели.
Тут у вас, по идее, и должен родиться вопрос: зачем?! Ты пришел к издателю,
весь такой из себя гениальный, полный надежд… А издатель не смог вывести
тебя на рынок. Может, он просто не умеет продавать таких, как ты?
Может. Запросто.
Есть издатели, которые умеют хорошо продавать одни книги и совершенно не
умеют продавать другие. Если вникнуть в тонкости, вскроются довольно простые
механизмы – как так получается. Просто один сумел нащупать этот механизм, а
другой не сумел, не захотел, или опоздал. Факт остается фактом: вам могло
просто с издателем не повезти.
На этот случай тоже есть правило.
Правило номер 4.
Всегда найдутся другие издатели.
А дальше?
Автор, «попавший в обойму» издательства, человек ценный. Во-первых, он
приносит стабильный доход. Во-вторых, греет самолюбие («мы его вырастили»).
Автор лонгселлеров – человек, ценный вдвойне. Каждая его новая книга
работает на рынке «паровозом», тянущим за собой переиздания старых книг. В
идеале тиражи растут как снежный ком, пока не упрутся в стенки рыночной
ниши. Кто сумел выйти за пределы ниши, тот вообще молодец.
Если оговоренный в исходном договоре тираж выбран или сроки договора прошли,
то на каждое переиздание заключается отдельный контракт. Бестселлеры это
хорошо, конечно, но авторам «с именами» именно лонгселлеры обеспечивают
финансовую стабильность. Книжки потихоньку допечатываются каждый год,
денежки капают.
Дальнейшая судьба автора зависит от выбранной им стратегии. Правда,
неизвестно, какая стратегия будет выигрышна для тебя лично. Ты можешь
долбить в одну точку, штампуя книги, похожие, как гвозди – и тиражи будут
расти. Или падать. А можешь стать автором-экспериментатором – и тиражи будут
расти. Или падать.
По идее, издателю твоя стратегия до лампочки, ему важно, чтобы ты выдавал
хотя бы по книге в год. У вас могут быть теплые и доверительные отношения,
могут быть холодные, чисто деловые, но книгу в год – вынь да положь. Иначе
тебя забудут, и издатель уже ничем не сможет тебе помочь.
Вмешательство издателя в стратегию автора, продиктованное лучшими
побуждениями, подкрепленное исследованиями рынка и богатым личным опытом,
может открыть перед автором новые горизонты. А может нанести серьезный
ущерб. Никогда не угадаешь.
В принципе, если у автора есть
преданная аудитория и стабильные продажи «под имя», он получает большую
свободу. Право на эксперименты, право быть разным. Но такую аудиторию надо
сначала наработать. У кого это получится, не знает никто. А потом важно эту
аудиторию не распугать. Чего она испугается, опять-таки предсказать
невозможно.
Ничего себе обстановочка, да?
Комфортно существовать в таких нечеловеческих обстоятельствах могут авторы
двух типов. Либо писатели-любители, кропающие нетленки по вечерам в
свободное от работы время. Либо профессионалы, опирающиеся на крепкую руку
издателя, который, если что, подбросит деньжат, поддержит морально, позволит
взять передышку на «плановый творческий кризис». Терпение издателя
небезгранично, но если он в тебя верит, он готов ждать.
В последние годы тиражи у многих просели, у некоторых сильно. Казалось бы,
«всегда найдутся другие писатели». Но есть авторы, которых издают и будут
издавать вплоть до грани рентабельности, и платить по высокой ставке. Потому
что это премиум-бренды, сам факт присутствия которых в издательстве повышает
его статус – хотя бы в собственных глазах. А потом на рынке пройдет
очередная ротация читателей – и эти, глядишь, вдруг снова «выстрелят».
Или не выстрелят, фиг его знает.
Потому что есть еще правило, самое важное.
Правило номер 5.
А вот других читателей не найдешь.
Чуть не забыл.
Правило номер 6.
На самом деле тиражирование текста происходит в момент прочтения. Тираж,
лежащий на полках, мертв. Реально мы выпускаем в свет не столько книг,
сколько обозначено в выходных данных, а сколько у нас читателей.
Тысяча бумажных томов может быть равна нулю. А может - десяти тысячам.
Этот пост может набрать под десять тысяч. А может - ноль.
Я набросал его в свободное время. Теперь пора идти крутить гайки.
Но даже у себя на конвейере я работаю за деньги - а не ради денег.
Чего и вам желаю».
К этому весьма полезному мнению
добавили свои комментарии некоторые коллеги – те, кто успел познакомиться с
текстом, пока он ещё был «свежим» и не отодвинутым в конец ленты «Живого
журнала» другими постами. И комментарии эти также проясняют дело.
Вот что полагает автор,
укрывшийся за сетевым псевдонимом regenta:
«Трёхъярусный пароход.
Замечаю, что многие начинающие и продолжающие писатели среднего и более
возраста пребывают в эйфории. Их напечатали! Без блата! Без взяток! В
приличном издательстве! И даже выплатили какой-то гонорар! Какое расчудесное
издательство! Какие милые редакторы! Как они ценят, холят и лелеют наши
таланты!
O sancta simplicitas!
Большое издательство — это трёхъярусный пароход. Верхняя, открытая палуба —
для простого народа, для женщин с мешками и мужичков с визжащими поросятами.
На этой палубе помещается очень много народу, но зато он, народ, сидит на
корточках, на мешках и вообще где придётся. Жарит солнце и льёт дождь. Но
народ на верхней палубе всё равно весел, потому что он всё-таки не стоит на
берегу, а едет. Такова верхняя палуба третьего класса.
Ниже — палуба второго класса. Здесь уже не печёт солнце, и даже стоят
деревянные диваны. Здесь публика гораздо чище — приличного вида разночинцы,
хотя и в одежонке не первой свежести.
И наконец, третий класс, класс-люкс. Дубовые панели, бархатные диваны.
Красавцы-официанты. Мужчины во фраках, дамы в шёлковых платьях с голыми
спинами.
На палубу третьего класса берут, конечно, не всех шкрябающих по бумаге, но
многих. Почему? Потому что нужна постоянная ротация. Читательский интерес
постоянно меняется. Нужно всё время держать наготове подтанцовку. А вдруг из
неё как-нибудь появится танцовщица-солистка, которая хотя бы на время
сделает неплохую кассу?
Пассажиров третьего класса везут от пристани до пристани и зорко за ними
поглядывают: если вдруг какая баба окажется голосистой и привлечёт внимание
публики, то её приоденут и спустят на палубу второго класса. Остальных —
вон. После чего снова набирают новый состав открытой палубы.
Однако и на остальных палубах тоже происходит постоянная ротация — не столь
заметная, как среди новичков, но тоже ротация. Кое-кого из пассажиров второй
палубы могут приодеть и спустить к VIP-персонам; кого-то — вытолкнуть
наверх, а потом и вовсе ссадить.
И лишь в каюте-люкс практически всегда остаются одни и те же лица, даже если
они с профессиональной точки зрения давно уже дисквалифицировались. Почему?
«Публика привыкла». А привычка — вторая натура.
Издатель автору — не друг и не враг. Это простой человек со своими простыми
интересами. И интересы эти — проще некуда: чтобы пароход приносил прибыль,
маржу. Если пароход приносит прибыль — он идёт дальше. Не приносит —
становится на причал и ржавеет. Судовладельцу это невыгодно.
И именно поэтому управляющие и капитаны постоянно сортируют публику,
производя среди неё не видную для постороннего глаза, но перманентную
ротацию.
…Так что когда я слышу восторженное и искреннее: «Вау! Меня напечатали! Я
талант! Издатели! Как же я вас всех люблю!» — у меня не остаётся сомнений,
что эти слова принадлежат пассажиру верхней палубы.
Потому что чем ниже палуба, тем более осторожными и менее разговорчивыми
становятся пассажиры.
Закон жизни. Борьба за существование.
Однако многих такая констатация
почему-то разочаровывает».
«При том, что такая трехуровневая
пирамида - фактически в любой профессии», - замечает в комментарии Олег
Дивов. И получает разъяснение от
regenta, которое, пожалуй, можно посчитать успешным завершением этого
текста:
«Там она людей не раздражает
потому, что эти профессии представляются людям "практическими", рационально
понятными, тогда как в писательстве по традиции усматривают нечто
"сакральное". Да, но продукты этой "сакральной" деятельности так же
десакрализованы, как и, скажем, колбаса. Обычно я говорю писателям: "Если вы
сакральные личности, то приготовьтесь жить как дервиши, а если вы хотите
получать жирные гонорары и жирно кушать, отбросьте иллюзии". Да, но ведь они
хотят одновременно и быть сакральными, и жирно кушать».