Войдя в кабину лифта, Давид привычно отвернулся лицом к боковой стенке. Нечего в зеркало пялиться. Женщинам так пристало поступать, а не ему, пятидесятитрехлетнему мужику. Да и, прямо скажем, любоваться нечем.

 Он разлюбил свое лицо. Тяжелые, нависающие веки, красные прожилки на щеках, мешки под глазами. В бороде почти не осталось перца, сплошная соль. Куда подевались гладкая кожа щек, ровный лоб? Морщины, складки, темные пятна – удручающая картина старения.

Ключ он вытащил заранее и держал наготове. Дети недавно улеглись, звонок может их разбудить. Он с нежностью представил лица своих малышей. Ах, какие получились красавцы! Хоть говорят, будто дети от поздних браков как правило, неудачны но Всевышний для него и жены сделал исключение. Учел, наверное, все их мытарства, неудачи, обиды от предыдущих связей, синяки и шишки.

 Да, мальчишки красавцы, а про девочек и говорить нечего! И дело не в его любящем глазе: когда семья выходит на прогулку, он постоянно ловит восторженные взгляды прохожих. Многие просто подходят и говорят: рожайте еще, у вас здорово получается. Но куда рожать в их возрасте!

Лифт с грохотом остановился, вздрогнув железными внутренностями. Пора, пора его чинить; не дай Бог застрянет кто из детей в этой клетке, жена с ума сойдет от беспокойства. Домовой комитет уже завел разговор о ремонте, даже сумму предварительную назвали. Где наскрести такую прорву денег – совершенно непонятно. Опять придется брать ссуду в банке. О-хо-хо, правду говорят мудрые люди: финансовая пропасть самая глубокая пропасть в мире. Падать в нее можно всю жизнь.

Марина возилась на кухне. Он привычно прикоснулся носом к ее щеке и пошел мыть руки в ванную. Из зеркала на него посмотрела вся та же обрыдшая физиономия. О лице жены, только что увиденном крупным планом, Давид старался не думать. Годы не щадят Марину, хоть она и младше его на четыре года. Ладно, не будем о грустном.

Он вернулся в кухню и сел за маленький столик.

– Сейчас, сейчас, – не оборачиваясь от плиты, сказала жена. – Сосиски уже в микроволновке, а капуста через минуту дотушится. Подождешь?

– Конечно, конечно. Как у тебя дела?

–Да, так, все обычно. Дети замордовали, еле упакала. А у тебя что? Как урок прошел?

– На работе без перемен. А на уроке глава ешивы интересную историю рассказал. Хочешь послушать?

– Хочу, – Марина уселась напротив мужа, устало опустив руки на исшарканный пластик стола.

– Ну вот, случилась она лет двести назад, в небольшом венгерском городке. Жило там много евреев, и делами общины управлял, как принято, раввин. К нему-то и обратился «шабес-гой» Томас и попросил принять его в иудаизм.

Сам того не замечая Давид копировал интонацию главы ешивы и даже немного раскачивался, подобному тому, как это делал преподаватель.

– Я помогаю вам уже много лет, – сказал раввину «шабес-гой», – вижу, какие у вас семьи, как дети относятся к родителям, мужья к женам и хочу, чтобы и у меня была такая же семья.

Раввин не проявил большого восторга, во-первых, потому, что иудаизм не поощряет прозелитства, а во-вторых, оттого, что в те времена такой случай воспринимался нееврейским окружением, как злонамеренное умыкание святой христианской души в темные тенета христопродавцев. Последствия могли оказаться самыми неожиданными, и раввин, что называется, водил  Томаса за усы около двух лет, под разными предлогами откладывая процедуру. В конце концов, убедившись в серьезности намерений, он пригласил городского моэля, обрезал «шабес-гоя», окунул его в микву и на свет появился новый еврей Авраам.

Микроволновка призывно звякнула.

– Извини, – Марина поднялась из-за стола, распахнула дверцу печки и вытащила миску с дымящимися соевыми сосисками.

– Я же просил тебя накрывать еду крышкой, – строго заметил Давид. – Потом стенки не отчистишь!

–А! – она безразлично махнула рукой. – Опять забыла.

Давид едва заметно поморщился, но промолчал. Марина добавила в миску тушеную капусту со сковородки, и поставила перед мужем.

– Вот, – сказала она, подавая нож и вилку. – Приятного аппетита.

Давид пробормотал благословение, подцепил большой кусок капусты и забросил в рот.

– Вкусно?

– М-м-м, – промычал он, перекатывая горячую капусту во рту.

– Лиля позвонила, – сообщила жена, снова усаживаясь напротив. – Она забеременела.

– Кто такая Лиля? – спросил Давид, проглотив капусту и отрезая ножом треть треснувшей сосиски.

– Моя сотрудница. Я тебе о ней рассказывала. Не помнишь?

– М-м-м, – сосиска была такой же горячей, как капуста.

– Моих лет женщина, четвертый ребенок.

– Так вот, – Давид опустил вилку и нож на стол и продолжил рассказ. – Через два дня Авраам заболел. Выяснилось, что в рану попала инфекция, и местный врач считал его дни сочтенными. Слух быстро долетел до губернатора, тот вызвал раввина, и, стуча кулаком по столу, стал утверждать, будто под видом обрезания из обманутого христианина выкачали литр крови для предстоящей Пасхи.

– Если бедняга умрет, – грозил губернатор, – я запорю до смерти каждого второго жида городской общины.

Раввин и моэль помчались к самому Хатам Соферу за советом. Услышав историю, тот сильно рассердился.

– Вы виноваты! – сказал он. – Выхода нет, чтобы спасти общину, вам придется пожертвовать собственными жизнями.

Раввин и моэль, понурясь, кивнули головами.

– Вы положите  Авраама  на тележку и скажите всем, будто везете его в соседний город, к врачу. Когда подъедете к реке, то не поднимайтесь на мост, а направьте лошадей по тропинке вдоль реки и погоняйте изо всех сил. Лошади понесут, повозка опрокинется, вы свалитесь в воду и утонете. Поскольку вы погибнете вместе с больным, то вас не заподозрят в преднамеренном убийстве, и община будет спасена.

– Ешь, а то остынет, – Марина кивнула на тарелку. – Потом доскажешь.

– А что, неинтересно?

– Ну почему, очень даже. Капусту жалко.

– А-а-а, – протянул Давид, берясь за нож и вилку. – Куда этой Лиле в ее-то годы с младенцем нянчиться?

– Она сама в недоумении. У нее все давно кончилось и вдруг – беременность. Просто чудо какое-то!

Давид доел сосиску и, наколов на вилку изрядный кус коричневой капусты, отправил его вслед за сосиской.

– Лилька все думала, делать аборт или не делать. Посоветоваться ведь не с кем.

– Что значит аборт? – Давид удивленно посмотрел на жену.

– Они с мужем нерелигиозные, – объяснила Марина. – Хочешь кетчупа к капусте? Вчера купила новый сорт.

–Давай, – согласился Давид.

– Так что там с раввином и моэлем произошло? – спросила жена, ставя на стол бутылку с кетчупом.

– Раввин и моэль поехали домой, – продолжил Давид, снова начиная раскачиваться. Вилку он не положил на стол, а держал на весу, вместе с наколотой сосиской. – Что они передумали по дороге, как прощались с семьями – история умалчивает. Но немедленно по приезде, они уложили больного на телегу и отправились в реке. Спустившись под мост, моэль поднял кнут, сказал «Шма Исраэль» и уже хотел было хлестануть лошадей, как на тропинке появился пожилой еврей в потрепанной одежде.

– Вы что, с ума сошли! – закричал он, хватаясь за дышло. – Убьетесь!

Раввин рассказал ему о решении Хатам Софера.

–Это вы еще успеете, – ответил старик. – Сейчас я дам вам травку, разведите ее в воде и напоите больного. К завтрашнему утру он поправится. Если этого не случится, то река до завтра от вас не убежит.

Больной выздоровел. Раввин снова отправился к Хатам Соферу. Когда он вошел в кабинет к мудрецу, тот, прежде чем раввин успел раскрыть рот, спросил:

– Ну, ты догадался оставить  у себя  немного  той  травы, которую  получил  от пророка  Элиягу?

Жена шмыгнула носом и отерла слезу, выбежавшую из глаза.

– Что, история так проняла? – удивился Давид. – А говоришь – неинтересная!

 Он положил нож на стол, взял кетчуп и щедро полил сосиску.

– Нет, Лилю жалко.

– За что ее жалеть? Посоветоваться не с кем? Пусть с мужем поговорит, ребенок то общий.

– С ним говорить невозможно, он только о себе думает. О своем бизнесе, спортивном зале, сауне. В общем, Лилька аборт сделала.

– Убила, значит, – Давид отложил вилку и сурово покачал головой. – Поменьше общайся с этой Лилей. Религиозной женщине не место в компании убийцы.

– Да-да, ты прав.

– Ну вот, собственно и все, – продолжил Давид. –  Чему же  нас должна  научить  эта  история?  Тому, что самоотверженно исполняющий  наказ раввина удостаивается чуда, и тому, что чудеса, то есть нарушение правил управления миром, существуют, и многому, многому другому.

Давид снова взял вилку и с чувством исполненного долга принялся за капусту.

– Извини, я сейчас, – жена поднялась из-за стола, быстро прошла в ванную, плотно закрыла за собой дверь, открыла кран, смочила указательный палец и, наклонившись, стерла с ноги предательски просочившуюся через слой прокладок капельку крови.