5. ВСТРЕЧА В ГЕНШТАБЕ
    Всего лишь за два года до предстоящих парламентских выборов в Рабочей партии решили наконец заняться работой с русскоязычной прессой. По-видимому, все еще играли роль старые установки — я уже упоминал в начале своих записок, что за два года до предыдущих выборов пресс-атташе парламентской фракции Авода в Кнессете взял на работу Марину Тименчик, организовавшую первые интервью в русскоязычной прессе с Рабином и Пересом. На этот раз возможности у правящей партии были намного большие, и в правительственном пресс-бюро учредили специальную должность координатора по работе с русскоязычной прессой. В конце лета 1994 года ее занял известный писатель Давид Маркиш, сразу же приступивший к активной деятельности. Маркиш находился на этом посту до июня 1996 года и был уволен после победы Нетаниягу. Тем не менее за столь небольшой срок он успел сделать многое — организовал серию встреч почти со всеми министрами и добился регулярного включения русскоязычных журналистов в состав группы сопровождения главы правительства во время его зарубежных поездок. Но, по-моему, самая главная заслуга Маркиша состоит в том, что ему удалось за эти годы внедрить в сознание политического истеблишмента привычку считать русскоязычную прессу неотъемлемой частью израильской, убедить власти предержащие, что к ее мнению стоит прислушиваться. Роль, отведенная Маркишу руководством Рабочей партии, была чисто комиссарской, но, к чести его будет сказано, он никогда не вел себя как комиссар. Конечно, Маркиш старался добиться поставленных перед ним целей, но делал это ненавязчиво, тонко и умно.
    Первым делом Маркиш пригласил редакторов русскоязычных изданий на разговор с Ури Дроми — главой правительственного пресс-бюро. Это был настолько необычный шаг, что на встречу, состоявшуюся в здании тель-авивского дома журналистов «Бейт-Соколов», пришли всего двое — редактор газеты «Новости недели» Эфраим Ганор и я. И все же разговор получился: мы, не сговариваясь заранее, вдвоем атаковали Дроми и высказали ему ряд претензий. В основном они сводились к тому, что до сих пор правительство совершенно игнорировало существование десятков изданий на русском языке, читателями которых являлись сотни тысяч новых граждан страны. Журналистов этих изданий не приглашали на правительственные брифинги, редакции не получали пресс-релизов. За несколько дней до встречи с Ури Дроми в генштабе ЦАХАЛа состоялся однодневный семинар, посвященный подписанию договора Осло-1. На него пригласили пятьдесят израильских журналистов — и ни одного русскоязычного. «Я не требую полетов с премьером за океан на церемонию подписания договора, — сказал я Дроми, — но почему нас не позвали даже в генштаб, расположенный в сотне метров от «Бейт-Соколов»? Почему бы вам не организовать регулярные встречи с министрами, с главой правительства, как это принято у ивритской прессы? Ведь, в конце концов, именно голоса репатриантов решили судьбу выборов 1992 года в пользу Рабина. Без сомнения, они сыграют решающую роль и на выборах 1996 года». Ганор полностью поддержал мои претензии. Ури Дроми внимательно слушал и что-то записывал в блокнот.
    Я не склонен преувеличивать значение той беседы — решение о расширении работы с «русскими» было уже принято руководством Рабочей партии, но, несомненно, наши вполне конкретные требования сыграли свою роль. Результат не замедлил сказаться: встречи с министрами стали регулярными, не проходило и месяца, чтобы нас не приглашали на обед с очередным членом правительственного кабинета, был организов