26. ТРЕТИЙ ТИП ОТНОШЕНИЙ
    Так уж получилось, что всего за один год — с сентября 1995-го по сентябрь 1996-го мне довелось трижды посетить США в группе сопровождения премьер-министра Израиля. И каждый раз это был другой премьер. Поэтому мне было легко оценить разницу между командами Рабина, Переса и Нетаниягу, между стилем поведения каждого из глав правительств и его взаимоотношений с президентом Клинтоном, американскими политиками и прессой. С Нетаниягу я приезжал в США еще дважды, и в этой главе я постараюсь рассказать о самых интересных деталях визитов.
    Пожалуй, главное отличие поездок в США с Нетаниягу от поездок с его предшественниками состояло в атмосфере, которую создавали премьер и его ближайшее окружение. Нетаниягу молод, в сентябре 1996-го ему было всего 46 лет, а его помощники были еще моложе. Пресс-секретарю Шаю Базаку не исполнилось и тридцати, политический советник Дори Голд только-только пересек сорокалетний рубеж. Эта команда буквально излучала энергию и работала по двадцать часов в сутки, уделяя мало внимания красивым речам и всевозможным церемониальным ухищрениям, столь любезным сердцу Рабина и Переса и сведенным до минимума во время зарубежных визитов Нетаниягу. Особенно это бросилось мне в глаза во время первой поездки с Нетаниягу в сентябре 1996 года.
    Всего за четыре месяца до этого, в конце апреля, на церемонию встречи Переса в Пентагоне ушел добрый час — в ней принимали участие несколько сотен американских солдат, четыре артиллерийских расчета, военный оркестр. Тогда на лужайке возле здания министерства обороны перед Пересом и министром обороны Перри продефилировал военный оркестр, одетый в старинную форму, играли гимны, стреляли из пушек, пугая живность реки Потомак, произносили длинные речи. На этот раз вся церемония заняла не более пяти минут: десять солдат выстроились в две шеренги на ступеньках Пентагона, Нетаниягу и Перри произнесли коротенькие речи, после чего премьер и министр отправились на переговоры.
    Отношения Нетаниягу с прессой также выглядели совершенно иначе. Перес не мог провести в самолете более часа, чтобы не выйти в салон к журналистам. Но если в начале визита он еще говорил что-то интересное, сыпал цитатами, рассказывал истории из своей жизни, то к середине поездки все домашние заготовки заканчивались, и Перес начинал повторяться. Мы уже знали наизусть все его ответы и все так называемые импровизации, поэтому даже симпатизировавшие Пересу журналисты не видели особого смысла в очередной «задушевной» беседе. Я уже рассказывал, что во время последнего визита Переса в США дело дошло до того, что, когда он вышел к журналистам, никто даже не потрудился встать с места.
    Нетаниягу не повторялся никогда и каждый раз снабжал журналистов новым материалом. Он всегда держался очень спокойно и очень уверенно, хотя понимал, что представители израильской прессы, настроенные к нему не очень-то дружелюбно, пристально следят за каждой фразой, за каждым жестом и не простят ни одной ошибки или оговорки. Премьер взвешивал буквально каждое слово и, по-видимому, после завершения встреч с отечественной прессой вместе с помощниками тщательно анализировал свои ответы на вопросы. Несколько раз мне пришлось наблюдать, как после завершения такой встречи к журналистам выходил Шай Базак и уточнял высказывания премьера.
    Во время того, первого, полета в Вашингтон Нетаниягу спросили, приемлем ли для него принцип Ицхака Рабина: «Уровень мирных отношений с Сирией должен соответствовать размерам территориальных уступок Израиля на Голанах». Премьер сперва отшутился: «Давайте отступим в море — вот тогда и воцарится полный и окончательный мир», а затем изложил свою позицию, заключавшуюся в том, что он постарается разъяснить сирийцам огромное стратегическое и экономическое значение Голан для Израиля. Этот ответ вызвал оживление среди тертых политических обозревателей. Как только премьер удалился, они начали на все лады анализировать слова Нетаниягу, усмотрев в них согласие на территориальный компромисс. По-видимому, и сам Нетаниягу почувствовал, что его формулировки были недостаточно жесткими, поэтому минут через десять, в самый разгар дебатов о том, сколько же километров готов Биби уступить Асаду, в нашем салоне появился Базак и уточнил: ни о каком отступлении с Голан не может быть и речи.
    Отношения Нетаниягу с американской прессой были совершенно иными. Конечно, и Рабина и Переса американские средства массовой информации не обделяли вниманием, но на Нетаниягу они устраивали самую настоящую охоту. Число журналистов, стремящихся получить интервью у израильского премьера, было огромным и не шло ни в какое сравнение даже с визитом Рабина во время подписания договора Осло-2. Нетаниягу знают в США еще со времени его пребывания на посту посла Израиля в ООН, и журналисты прекрасно осведомлены об его умении четко и кратко излагать свои мысли, ясно формулировать позиции даже по самым сложным и запутанным вопросам. К тому же гарвардский английский Нетаниягу выгодно отличается от английского его предшественников, говоривших хоть и правильно, но с тяжелым акцентом и употреблявших или высокопарные, или устаревшие обороты речи. Нетаниягу, проживший много лет в США, говорит на языке, принятом в сегодняшней Америке, применяет самые свежие словечки и идиомы, учитывая ментальность и представителя СМИ, и аудитории, которую оно обслуживает. Беседовать с ним журналистам легко и просто, его интервью всегда смотрятся очень выигрышно и привлекают внимание публики, поэтому интерес американской прессы был не случаен. Журналисты преследовали премьера буквально по пятам, пытаясь прорваться к нему поближе и задать хотя бы один вопрос, так что у охраны работы хватало.
    Следует отметить, что меры безопасности вокруг Нетаниягу превзошли все рекорды, даже после убийства Рабина премьера не охраняли с такой тщательностью. Особенно свирепствовала американская спецслужба. С израильскими телохранителями нам еще как-то удавалось найти общий язык — они знали «своих» журналистов в лицо и не чинили особых препон. Но от американцев просто спасу не было. Справедливости ради должен сказать, что и наши агенты проявляли чрезвычайную бдительность. Я впервые увидел, как они обследовали вазон с цветами, установленный в коридоре гостиницы «Мэйфлауэр», по которому должен был пройти Нетаниягу. В землю вазона была воткнута трубка, через которую наливается вода. Агенты сняли крышку с этой трубки, посветили внутрь фонариком, вытащили из нее какой-то шланг с клапаном и рассмотрели его со всех сторон, оживленно советуясь с кем-то по рации. А во время встречи с представителями Ассоциации президентов еврейских организаций я подсчитал, что вокруг стола четы Нетаниягу стояли тридцать (!) телохранителей. И это при том, что в зал могли попасть только люди, получившие специальное приглашение и прошедшие тщательный контроль — включая осмотр на электронной арке и проверку полицейской собакой, натасканной на обнаружение взрывчатых веществ. Такие меры были совсем не лишними — израильская служба безопасности опасалась покушения на главу правительства со стороны экстремистов.
    Но самих себя американцы превзошли во время посещения Нетаниягу могилы Любавичского Ребе Менахема-Менделя Шнеерсона в Нью-Йорке. Еврейское кладбище «Монтефиоре», где похоронен Ребе, находится на значительном расстоянии от гостиницы, в которой разместился Нетаниягу, и кортежу предстояло пересечь чуть ли не половину города, да еще по наиболее запруженным в утреннее время автострадам. Когда кортеж, насчитывавший несколько десятков автомобилей, тронулся в путь, журналисты обменялись между собой ехидными замечаниями: вот, мол, Биби ради посещения одного мертвого готов причинить неудобства сотням тысяч, если не миллионам, живых. И действительно, вроде бы следовало ожидать, что из-за блокирования улиц, пересекавшихся с трассой следования кортежа, в районе Манхеттена и Квинса создадутся страшные пробки. Но метод работы нью-йоркской полиции, поднаторевшей во время сессий Генеральной Ассамблеи ООН в обеспечении безопасного и быстрого перемещения по городу десятков глав государств и правительств, привел в подлинный восторг даже видавших виды журналистов. После того, как кортеж проезжал очередной перекресток, пятеро полицейских мотоциклистов, замыкавших кортеж, резко уносились вперед, их место занимали мотоциклисты, блокировавшие движение на перекрестке. Первая пятерка, домчавшись до следующего перекрестка, успевала перекрыть на нем движение всего за минуту до появления кортежа. Таким образом, перекресток не функционировал всего лишь три-четыре минуты, и пробки попросту не успевали образовываться. Поразительную синхронность действий мотоциклистов (а пока кортеж ехал вдоль Гудзона, то и его коллег с полицейских катеров, мчавшихся по реке параллельно) обеспечивал диспетчер, находившийся в вертолете, который висел над нашей кавалькадой с момента выезда из гостиницы.
    Посещение кладбища вновь продемонстрировало отличие Нетаниягу от его предшественников. Ни Рабин, ни Перес не удосужились (да, впрочем, и не собирались) посетить это место, к которому стремятся сотни тысяч евреев со всего света, а Нетаниягу сумел найти время в своем до предела насыщенном графике. Посещение могил праведников перед праздником Рош ха-шана — а именно на это время пришлось пребывание Нетаниягу в США — веками было принято в еврейских общинах всего мира, и молодой премьер продемонстрировал тем самым свое уважительное отношение к еврейской традиции. Нетаниягу связывала с Любавичским Ребе тесная дружба. Будучи послом в ООН, он неоднократно встречался с Ребе, советовался с ним по актуальным политическим вопросам. Перед возвращением в Израиль в 1988 году Нетаниягу в последний раз посетил Ребе, рассказал о своем намерении баллотироваться в Кнессет и услышал от него странные слова. «Тебе придется бороться со 119 депутатами Кнессета, — сказал Ребе. — Но не следует этого бояться или впадать в отчаяние. Всевышний поможет тебе». Что имел в виду Ребе, стало понятным лишь спустя восемь лет, когда Нетаниягу, став премьер-министром, зачастую действительно оказывался один против не только оппозиции, но даже и депутатов Кнессета из собственной коалиции.
    Я вез с собой из Израиля конверт с десятками записок от друзей и родственников, попросивших меня положить их на могилу Ребе. Но подойти к могиле так и не удалось. Правда, я все же «сел на хвост» оператору первого телеканала и, следуя за ним, пробился сквозь охрану до самого входа в небольшой мавзолей, выстроенный на могиле. Но тут нас самым категоричным образом завернули назад американские агенты. Вместе с Нетаниягу пройти к самой могиле смогли только глава Хабада в Израиле рав Агаронов и австралийский миллионер Гутник, субсидировавший кампанию «Нетаниягу — это хорошо для евреев». Для того, чтобы потенциальный убийца не смог увидеть издалека премьера, дорожку к могиле закрыли с двух сторон высоким забором из плотной нейлоновой ткани зеленого цвета, и я, несолоно хлебавши, вернулся по этому зеленому коридору к входу на кладбище, где коридор расширялся и образовывал небольшую площадку. На ней теснились несколько десятков наиболее уважаемых представителей любавичского движения, свита Нетаниягу и израильские журналисты, сгруппировавшиеся возле стола с бутербродами. Пока Нетаниягу у могилы Ребе читал «теилим», пресса потрудилась на славу, и когда премьер вернулся на площадь, чтобы произнести речь, стол заметно опустел.
    Нетаниягу с особым теплом вспомнил о встречах с покойным Ребе. «Это был подлинный лидер еврейского народа, обладавший широчайшими познаниями не только в еврейской культуре и традиции, но и в точных науках, — сказал Нетаниягу. — Его огромный интеллект, его человеческие качества вызывали у меня глубочайшее уважение. Его глаза проникали до самой глубины души, ни у кого больше я не встречал подобного взгляда».
    Пребывание в Нью-Йорке Нетаниягу завершил встречей с представителями еврейских организаций США. Не только во время поездок в США, где еврейская община обладает немалым влиянием и дружбой с ее лидерами дорожат все израильские премьеры, — в какой бы стране мира он ни находился, Нетаниягу обяз