Многоэтажка на Аялоне
шикарного зодчества,
Сыграй мне мелодию на домофоне –
«Сто лет одиночества»
В честь таракана, ползущего в лифте
В пентхаус
на ПМЖ -
вкусил он отравы
в ходе забавы
с сородичами
в гараже.
В Кейсарию мчится
Лихой «ягуар» -
Где кэш шелушится,
Как лишний загар.
По Аялону
Несутся машины
Как рыбы на нерест,
В потоке хамсина,
Блестя и скользя
Сквозь воздушную слизь
К бездонному морю
По имени Жизнь.
Навстречу – другие,
Боясь не успеть,
К бездонному морю
По имени Смерть.
***
Как твоя жизнь, лесная травинка моя?
Все ль тебе ладно? Солнца и влаги хватает?
Дышит шуршащая суть – суета бытия -
Как бумага из принтера, дни вылетают.
Жесткими дисками годы ложатся на ствол,
Лес как архив мелодий жизни и смерти.
Ландыши поят нектаром забвения пчел,
Белыми пальцами перебирая всемирные сети,
Выстелют свой хоум-пейдж мхом и травой,
тонко заткут кружевною березовой тенью…
Что это было? Со мной, не со мной?..
Помнишь меня? Хотя бы солги во спасенье…
***
Горлинка рыжая тянется за зерном,
Чует, как с тростником беседует ветер.
День ото дня он сетует лишь об одном:
Боги в отлучке, осиротели их дети.
Море в угоду им хочет казаться ручным,
Ластится, кинется в ноги по первому зову...
В бывших жилищах богов удушливый дым -
Пляшет огонь, к опасным забавам готовый.
Ветер звереет при виде живого огня,
И потому за себя ручаться не может...
Книгу закроет ребенок, ко сну отходя,
Перышком птичьим страницу заложит.
***
Девочка провожает кошачьим взглядом
снующий меж машин велосипед
парень едет
небрежно прижимая большое зеркало локтем
как уверенно сидит он в седле
как энергично крутит педали
перебегают зеркало
два манекена в витрине
старушка с палочкой
семейство с детской коляской
мальчишка на роликах.
девушка на шпильках
блестящий шекель
собака
пара хасидов в черных шляпах
воробьи в драке за муху
мужские трусы на веревке
Яффо в сумерках
Море по привычке приласкает
Яффо,как законную жену.
Смуглый мальчик камешки бросает
в жестяную ржавую луну.
В звездном коммунальном коридоре
меж землей и небом -
одинок,
он босой ногой толкает море
в надоедливый тяжелый бок.
Тени, словно тряпки и пожитки,
брошенные в спешке на песке.
Город белой шоколадной плиткой
Оплывая, тает вдалеке.
Хутор
На расхлябанном проселке
Снега с грязью по колено.
День июльский,как иголка,
Затерялся в стоге сена.
Стог стоит на поле мглистом,
Пахнет клевером, любовью,
И пучок травы душистой
У хозяйки в изголовье.
***
Равнодушные дети ранних насквозь промерзших трамваев,
насильно разбуженные, насильно одетые –
валенки, мутоновая шубка, варежки на резинке,
за ночь подсохшие на радиаторе,
зевок и пустой желудок.
Трамвай тащится в анемичном свете прожекторов
в самый гиблый, сырой предрассветный час
вдоль бесконечных заборов
из Копли вверх, на Маяка,
с Маяка – вниз, в Копли –
недетская карусель,
встречные перевозки обреченных –
тебя все равно оторвут от мамы
и уведут
есть манную кашу и пить кофе из цикория.
Никто не знает, когда разомкнется круг, трамваи сойдут с рельсов
и потащат от привычного ужаса в неизвестность
***
Гитарист
Выщипывает музыку
Из тучного тела ночи.
Дешевый плюш южного неба
особенно хорошо шел когда-то на портьеры.
Помните - иногда к нему давали луну –
«пришей сам»?
Еще и сейчас
кое-где в выбитых окнах тель-авивских трущоб
Ветер трепет синие плюшевые лохмотья,
А луна до сих пор сияет как новая.
Женщина вспоминает
И мотает клубок звездной шерсти –
Свяжет старику фуфайку,
Чтобы стало тепло на сердце.
***
Перед нами осколки
хрустального замка.
Королевская дочь –
проститутка и наркоманка.
А король – алкоголик,
наследник престола – бандит.
Королева со смены вернулась
и спит.
Такова цена искристого снега,
кружев инея, звездного фейерверка.
Им босыми ногами по стеклам идти,
Им – утраченный дом, а нам – конфетти…
***
Остывая к осени, Италия
Светится, как виноград в меду.
Гладиатор в кожаных сандалиях
Мерзнет у туристов на виду.
Были дни хорошие в Вероне –
Сыр, вино, а счастья ни на грош:
Не видать Джульетты на балконе,
На Ромео турок не похож
Взрослым тяжек золотистый воздух,
Липок мед, дурманит виноград .
А ребенок в стайке рыбок звездных
На дельфине мчится в райский сад.