Витиеватое перо
Из крылышка спускалось.
И день светился, как пирог -
Все праздничным казалось.
И город сразу присмирел
И дожидался дара,
Но он, забывшись, просмотрел,
Как птичка пролетала.
И было лето нам дано,
Как вечная привычка,
Как улетевшая давно
Неведомая птичка.
И вспомнил день о той поре,
Когда был сказкой Хаос
И жизнь таилась в том пере,
Что с неба опускалось.
Оно вертелось так хитро,
Улечься не хотело...
Но вот лежит в пыли перо,
А птичка - улетела.
* * *
Озирая лунную окрестность
Старый дом уходит в неизвестность.
Он замкнулся, он почти на сносе,
И глаза его - уже раскосы.
И зима, балетная старуха,
Прыгает на вспыхнувшее ухо,
Теребит его, кусает, лижет,
Бисеринку льда на мочку нижет.
И его разрушенные щеки
Тяжелы и немы, как бы в шоке.
Зубы выбиты, зудят колени,
Слизью мраморной смердят ступени.
Он задохся от своих парадных,
Обветшалых, мусорных и чадных,
Он молчит который год угрюмо,
Мрачный двор его - темнее трюма.
Старый дом, не ведающий срама,
Старый двор, разнузданный, как яма,
Весь в моче ханыг, в дерьме собачьем,
Сядем-ка с тобой вдвоем, поплачем,
Я морщины ветхие разглажу...
Кто ж для нас с тобой придумал лажу?
* * *
Облака отвалили
от пустыни причала,
Пурпурные. Извиваясь,
уплыли.
Остались, как сплюнутая лузга,
Бесчисленные, ломкие,
Синевато-черные крылышки мидий,
В кустах и акациях
мелко шумела их мелюзга.
Бледное тело дня.
Береговые складки, извилины,
Чернеют в скалах морщины.
Море, урча,
ушло в себя,
А на песке
Тающее сердце-медуза,
Сжимаясь, кричит о разлуке.
* * *
Слушай, Галя, жизнь - плохая.
Приходи на чашку чая.
Хоть в халате, в бигуди -
Приходи!
Утром снова - рыжий финик,
Староконный бледный рынок.
Смотрит сверху, сер и сед,
Снисходительный рассвет.
Днем - туманно. Если кратко:
Бред. Смятенье. Лихорадка.
Слушай Галя: жизнь плохая!
Приходи на чашку чая!
Приходи сидеть, скучать,
Жесткий бублик в чай макать.
* * *
Морозно-алых рассветных зарев
На белый город отряды скачут.
А на базаре, ах, на базаре
Капустные лохмы кипят и плачут.
А на базаре от стылой крови
Носы торговок - сипят и сизы,
Хурма пылает, цветут моркови,
И так нарядны петушьи ризы!
Ах, поскорее б из мути снежной
В заре сирени, в эпоху вишен.
Чтоб грудь любимой из тьмы кромешной
Нагим сверкнула плодом повисшим!
Чтоб губы - в травы, в тепло коленей,
К древесной ране, слезу сочащей.
Чтоб - упоенье! Чтоб - утоленье!
Чтоб - омовенье кричащей чащей!
Чтоб в завитушках, в кудряшках - строчка
Упала в завязь, в поэму, в стремя
На той тропинке, где словно точка
Улитка-крошка в рогатом шлеме!
Чтоб солнца мячик - летал по корту,
Чтоб - запах моря и запах хлеба,
Чтоб светом синим раскрыв аорту,
Вбирало утро - открытость неба!
Продавец птиц
Продавец веселых птиц
Постарел, оброс щеками,
Стал покорен, стал пятнист,
Он торгует овощами.
Продавец заморских птиц,
Голосистых, многозвонных,
Стал насуплен, стал небрит,
Словно пьяница спросонок.
Он - любитель тишины,
Он завесил ею рощи.
Так - таинственней. И проще.
Очи утяжелены.
Продавец задорных птиц
Беззаботных, улетевших,
Плачет, плачет, безутешен,
Над кустами белых лиц.
Порт
Серый день. Белесый лепет
Бетонирует хребты.
Возле голого причала
Холод умер и воскрес.
Тощий кран - скелет жирафа
Объедает высоту.
Завизжала циркулярка
И умолкла навсегда.
День копытом звуки цедит,
День копытом засверкал,
Киснет рыжая кобыла -
Ржавой проволоки моток.
И встает нагое море,
И встает безмолвный Фридрих.
Улыбаются из моря
Веснушчатые киты.
* * *
Затерявшись в рыбачьей хибарке
На пустынном морском берегу,
В той низине, где краски неярки,
Я осенний покой берегу.
А ночами медлительный дождик
Осторожно царапает толь.
Это мрак мою душу тревожит
И морская безлунная голь
И наутро - проснувшийся ветер
Монотонно и зло говорит,
Что на бледном холодном рассвете
Недовольное море горит.
Что туманятся астры, продрогнув,
Потихоньку в себя приходя,
Что ненастье кладет на дорогу
Сиротливые капли дождя.
* * *
Шуршит, гремит над нами
И хлопает, как плащ,
Рыбачьими руками
Построенный шалаш.
И стоны, всхрапы, спячка
В горбатом курене...
И шепотом рыбачка
Зовет: - Иди ко мне!
Рыбацкие палаты
Прияли чистоту,
И груди, как лампады,
Сверкают в темноту.
А там - во внешнем мире
Неистовствует тьма...
Вся в полчищах валькирий
Вода сошла с ума...
Тут - стоны, храпы, спячка
В косматом курене...
И сонная рыбачка
Лежит почти на мне.
Уставшая, уснула...
Как давит сладкий груз!
..........................
А море глушит гулом
Растерянных медуз.
* * *
В облупленных фасадах,
В развалинах ворот
Как сага о Форсайтах,
Незримое живет.
Неслышно копошится,
Ссыпает не спеша
Померкшую пшеницу
Из древнего ковша.
На выступах сургучных
Архаика ворот
В мирах, душе созвучных,
Сидит ночной народ.
Под гомон насекомых,
Под говор птиц ночных
Сиянье глаз знакомых
Ласкает, как ночник.
В покровах древней пыли
Чугунно дремлют львы.
И тут - мы говорили
О странностях любви...
Большой Фонтан I
Луна спешит, как ящерица,
Ныряет в огород.
Покой вечерний тащится
Под юбками ворот.
О, горечь огородная,
О, сладость мягких снов
Напрягшихся до одури
Капустных парусов!
Земля себя раскинула,
Вдыхает сквозняки.
Нас понимают примулы
И нежат табаки.
И спящие подсолнухи,
Как цирки, города,
Пустынями весомыми
Застыли навсегда.
А ночь в сараи вперилась, -
Вся в росчерках мелков,
А ночь, а ночь - на перепись
Матьол и мотыльков...
Большой Фонтан II
В сонном зареве календул,
В закоулках тихих дач
Я сидел - и меж колен дул
В громогласный серый мяч.
В помидорные породы,
Чей разлив ботвы тяжел,
Дождь, сминая огороды,
Неожиданно пошел.
Дикий, дикий, лупошарый,
Водный вывих, выдох, вихрь,
Он ходил и мял пожары
От настурций огневых.
* * *
Все тихо. Замкнуты засовы.
Огни в азарте. Ночь свежа.
Не спят, безмолвные, как совы,
Одни ночные сторожа.
И мы. Спокойно и устало
Бредем к окошкам, где темно,
Где ночь по камню расплескала
Акаций белое вино