"Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На чахлый пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Таков поэт: как Аквилон,
Что хочет, то и носит он –
Орлу подобно, он летает
И, не спросясь ни у кого,
Как Дездемона, избирает
Кумир для сердца своего".
А.Пушкин
"Талантливый писатель должен внимательно изучать
работы своих соперников, включая и Всемогущего".
В.Набоков
Если вы читали книгу Иова, вам, наверное, знакомо это чувство недоумения и растерянности, остающееся в конце по прочтении. Такие страшные, болезненные вопросы в начале: "праведник, которому плохо" и, как тень – "нечестивец, которому хорошо". И вот, вроде бы никакого вразумительного ответа в конце, если только ответ в сократовском духе – "теперь-то наконец мы знаем, что ничего не знаем" – не удовлетворил вас. Благочестивая еврейская привычка заставляет сразу бежать к комментариям. Чтение и сопоставление комментариев к Иову – дело одинаково увлекательное и трудоемкое. Разнообразие интересов и позиций таково, что "иововедение" могло бы, пожалуй, составить отдельную научную область. Раши1, например, ищет и, конечно же, находит иововы несовершенства. Иова – в его интерпретации – постигает та же участь, что в свое время постигла и Ноаха2: он не выдерживает никакого сравнения с Авраамом. Сатана оказывается здесь вполне верным и последовательным посланником, охраняющим первенство нашего праотца. Остается, правда, некоторая тень вопроса: отчего сам Всевышний так хвалил и так уверен был в Иове?
Мальбим3, наоборот, не подвергает праведность Иова никакому сомнению. Единственно чего ему (Иову) недостает, это понимания Б-жественного замысла, что, конечно же, простительно. Интересно, но по Мальбиму выходит, что не Всевышний Элиhу4 открывает Иову этот замысел. Б-г лишь ставит на версии Элиhу свою утвердительную печать. Элиhу, в мальбимовской интерпретации, проник в самые высшие сферы, а именно в разговор Б-га с Сатаной, приведенный в завязке рассказа о Иове. Почему же не Элиhу, а Иова называет Б-г своим верным слугой и самым непорочным из людей на земле? Или, может быть, Элиhу не человек? Вообще мальбимовский комментарий сильно выходит за пределы текста, привлекая внешние по отношению к нему доктрины вроде вознаграждения в будущей жизни, на которые текст даже не намекает.
Рамбан5 сходится с Мальбимом в том, что разгадка страданий Иова содержится в ответе Элиhу. Но это – говорит Рамбан – настолько глубокая тайна, что не следует говорить и тем более писать о ней для непосвященных – то есть книга Иова по большому счету не для нас.
Есть еще многие и многие варианты, более древние и совсем современные. Но я предлагаю остановиться. Я не прочел и, видимо, никогда не прочту даже малой доли комментариев к Иову. То, что я хочу предложить, состоит в другом. Я хочу попробовать найти ответ на загадку текста в самом тексте.
Автор Иова до конца честен с нами, не предлагая готовых ответов. Ведь мы не малые дети, а жизнь вокруг полна страдания без каких-либо сопроводительных объяснений. Более того, в отличие от философии, ответы, получаемые в реальной жизни, зачастую лежат в другой, отличной от первоначального вопроса и самой неожиданной для вопрошающего плоскости. И хотя книга Иова напоминает на первый взгляд некоторые философские произведения – форма диалога, пятеро участников, каждый высказывает определенную тезу, один говорит, другой возражает – она сильно выходит за рамки таковых своей удивительной поэтичностью и драматизмом. Как невозможно понять что-либо в жизни, глядя на нее извне, так и художественное произведение – если не захватит нас – ничего нам не скажет. А что если текст предлагает нам такую же загадку, какая была предложена Иову? Что если читать его следует не только и не столько головой, сколько "позвоночником" – так же, как мы в значительной степени воспринимаем окружающий мир? Другими словами, что если Б-г – художник?
Нет, я совершенно не предлагаю здесь никакой новой теологической доктрины. Во-первых, такая ересь в теологии не новость. Во-вторых, теология не мое дело. Все, чего я хочу, – это попробовать еще одну перспективу для понимания текста.
Итак, остановимся еще раз на содержании. В центре книги – страдания Иова, и главное – попытка выяснить, в чем их смысл, если таковой существует. Иов говорит, что он страдает невинно и готов судиться с самим Б-гом. Друзья Иова пытаются найти его вину, поскольку привержены распространенному и сегодня взгляду, что нет страдания без вины. Иов с негодованием отвергает это, и сам Б-г в конце книги фактически соглашается с ним. Да и читатель согласен с Иовом – ведь нам известна завязка – Иов пал жертвой "пари" между Б-гом и Сатаной. Иов поднимает самый больной для религиозной этики вопрос: почему нечестивцы благоденствуют, а он, кто всю свою жизнь старался жить честно и праведно, обречен на муки? Разве это не результат Б-жественного попустительства? А если это так, то зачем было рождаться, зачем было жить? Но друзья не унимаются, они выдвигают убийственное утверждение: человек не может быть невинен перед
Б-гом, даже ангелы нечисты перед ним. Человек многого не знает, Б-г же знает все: как можешь ты утверждать, что невинен? Если же ты упорствуешь в своей невиновности, то ты повинен в грехе гордыни: уж не возомнил ли ты себя равным Б-гу? На такое ничего не ответишь. Как ни поверни – всюду ты выходишь виноват. Но Иов все равно стоит на своем. Похоже, он понимает психологию предательства друзей: не страдавшему удобнее считать страждущего виноватым – избавляет от тяжкого бремени сострадания, делает мир более простым и понятным, создает иллюзию безопасности. С ними инстинкт самосохранения. Предательство друзей и близких ранит Иова тяжелее и глубже, чем телесные муки. Он просит, чтобы Б-г открылся и сам вступился бы за него, избавил от несправедливого суда людей.
Последним в спор с Иовом вступает Элиhу. Он ведет очень интересную речь: праведность человека нужна лишь самому человеку, Б-гу она в общем-то безразлична. Б-г гораздо выше, он видит то, чего не видит человек, он сильнее: его цели достигаются в любом случае. Он творец и хозяин. Поэтому он не обязан воздавать человеку по поступкам. Если же он посылает страдания, то это скорее знак внимания, предостережение, наставление на путь, и следует отнестись к этому соответственно. Иов молчит. Он не возражает, но и не соглашается. Тогда Б-г сам открывается и говорит с Иовом. "Концептуально" его речь почти полностью повторяет то, что говорил Элиhу: Я сильнее тебя, Я сотворил все и управляю всем, Я смиряю любую свою тварь. Можешь ли ты все это? Ты даже не присутствовал, когда Я творил. Твое видение и знание мира ничтожно. Как можешь ты судиться со мной?
Иов открывает уста, он смиряется и принимает страдания. Спрашивается, почему сейчас? Что мешало ему согласиться с Элиху? Что сказано здесь такого, чего не звучало раньше? В тексте можно найти несколько ответов, явных и неявных. Во-первых, Иов сам говорит: "Вот я ничтожен", то есть, и это самое первое впечатление, он действительно раздавлен величием и авторитетом Б-га и не в силах более возражать. Такое понимание (человек бессилен против божества, рока, времени) было бы совершенно естественным для греческой трагедии, но принять его – значит плохо читать текст. Только ли перед силой смирился Иов или же было в его смирении какое-то новое для него, живое прозрение? Я хочу обратить внимание на одну особенность текста, которая игнорируется комментаторами. Совершенно захватывающая картина мира, которую Б-г открывает перед Иовом, от созвездий и до живых существ, населяющих землю, – настолько художественно совершенна тем неповторимым сочетанием лаконичности, точности и зримости, которые и отличают настоящие шедевры, – что это делает ее скорее именно картиной, а не текстом, а еще более это походит на потрясающий панорамный фильм. Кажется, что Иов не слышит слова Б-га, а видит все воочию. Это тем более удивительно, что, как правило, еврейские тексты игнорируют красоту мира. Ни в Берешит6, ни даже в Псалмах нет такого любования Творением. Очарование этого красивейшего и вместе с тем сурового текста заставляет подумать, что переживания и ощущения самого Иова в этот момент были тысячекратными. Сухая и беспощадная метафизика Элиhу оживает здесь, вместо плоскости преобретает объем, вместо серости и немости – краски и звуки. Элиhу нельзя было сказать "нет", но и невозможно было сказать "да" – поэтому Иов молчал. Рядом с мудрым и неумолимым Хозяином Элиhу, с которым невозможно спорить, но рядом с которым невозможно и жить, появляется здесь Творец, не могущий скрыть любви к Творению. Неожиданно именно в этой книге получают раскрытие лаконичные "хорошо" и "очень хорошо" книги Берешит. Диалог, который ведет Б-г с Иовом, явно не сформулирован, но он угадывается:
– "Ты видел все это?" – спрашивает Б-г.
– "Видел", – о твечает Иов.
– "Стоит ли это того, чтобы жить?"
– "О да, стоит".
– "Даже если цена – страдание?"
– "Даже в этом случае".
Ответ гораздо менее ожидан. Многие, начиная с Силена, престарелого Шломо7 в Коhелете8, Сократа, отвечали на тот же вопрос отрицательно. Принятие жизни целиком со всем страданием, уродством и непрочностью существования, поскольку это непременные условия роста, развития, хотений, самой жизни – в этом видится мне главный пафос книги. В этом смысле очень важна символика направленности бедствий снаружи внутрь: слой за слоем, точно так же, как Иов соскребает с себя пораженную проказой кожу, теряет он опору в приобретенных внешних вещах. Имущество, почет, семья, традиция, мораль, религия – все это более не к его услугам, когда он делает решающий выбор. Выбор Иова, таким образом, самый первичный, самый глубинный, какой может быть у человека. Такой выбор мы и называем (вслед за Бродским9) эстетическим. И увидел Иов, "что это хорошо". И это вовсе не животный инстинкт самосохранения. Инстинкт самосохранения не ставит ценность жизни под вопрос. Иов же поставил под вопрос ценность жизни и сделал свой выбор. Иов в таком понимании оказывается не просто мучеником, а экзистенциальным героем, оправдывающим жизнь задолго до ницшеанского Заратустры. И хотя здесь нет еще знаменитой формулы вечного возвращения – "Так это была жизнь? Ну что ж! Еще раз!"10 – тем не менее похоже: все почти что возвращается назад – снова дом, семья, дети, достаток...
О чем спрашивал Иов, и что он получил в ответ? Оставляя в стороне логический разбор "проблемы Иова" и то, на какие основные вопросы она распадается11, я хотел бы в заключение заметить вот что. Иов искал справедливости и связал с ее безусловным осуществлением саму ценность жизни. Б-г не стал прямо отвечать на вопрос "справедливо" или "несправедливо" устроен мир, а вместо этого открыл Иову его красоту и гармонию. Что бы это значило? Может быть, что ценность жизни – единственная непосредственная данность, и она не меряется никакими другими понятиями? Или что "справедливость" не является законом природы, как, может быть, думал Иов до выпавших на его долю испытаний, а требование "Справедливость, справедливость преследуй, чтобы тебе жить..."12 – это труд, оставленный человеку?
Нельзя не вспомнить здесь удивительную концовку книги Иова. Говорится, что, кроме всего прочего, Б-г благословил Иова тремя красивыми дочерьми. Не просто красивыми, а такими, что не было им равных красотой на всей земле. Подарок с намеком. И Иов показал, что понимает намеки: он наделил дочерей наследством наравне с сыновьями, что в те времена совершенно не было в порядке вещей. А разве это "справедливо", спрошу я вас, ломать обычаи своего времени и делать исключение из-за красоты? Видимо да, для того, кто понял, что красота – Б-жественный дар. Более того, понимая, что дар Б-жествен, Иов не хотел, чтобы, как это принято, "дар" превратился в "товар". И потому сделал дочерей наследницами, чтобы могли выбрать путь и человека по сердцу.
1 Раши – принятое еврейское сокращение от Рабену Шломо бен Ицхак (учитель наш Шломо, сын Ицхака) – выдающийся еврейский комментатор, автор известных комментариев на все книги Библии и весь Талмуд. Жил в XI в. во Франции.
2 Ноах – Ной. Большинство библейских имен и названий в этой статье приведены приближенно к их оригинальной еврейской транскрипции.
3 Мальбим – сокращение от рабену Меир Либуш бен Иехиель Михаль Вайзер – известный еврейский комментатор. Жил в XIX в. на Украине, в Пруссии и Румынии.
4 Элиhу – Элиуй
5 Рамбан – сокращение от Раби Моше бен Нахман – выдающийся еврейский комментатор, законоучитель, мыслитель, каббалист и врач. Жил в XII-XIII вв. в Испании. В возрасте 73 лет достиг Земли Израиля, где прожил еще 3 года. Жил в Иерусалиме, где успел построить синагогу, затем в Акко. Среди христианских и мусульманских теологов и философов был известен под греческим именем Нахманид.
6 Берешит – Бытие.
7 Шломо – Соломон.
8 Коэлет – Екклесиаст. Еврейская традиция считает автором царя Соломона, сына Давида.
9 И.Бродский. Нобелевская лекция, 1987
10 Ф.Ницше. Так говорил Заратустра, часть 3, "О призраке и загадке".
11 См. Меир Либуш Мальбим. "Кешет у-маген», комментарий на книгу Иова, предисловие к комментарию и предисловие к 32-й главе, 1867.
12 Второзаконие, 16, 20,