Среди изданных в России в последние годы книг два романа, относящиеся - правда, с некоторой натяжкой - к философской фантастике, обратили на себя внимание удивительным сходством своей главной темы. Эти романы - "Бессильные мира сего" Бориса Стругацкого (С.Витицкого) и "Дневник наркомана" Алистера Кроули. Существующее между двумя этими книгами сходство удивительно именно потому, что сами книги рождены в совершенно разных культурных контекстах. Даты первых изданий двух романов разделяет почти 80 лет. "Бессильные" созданы российским фантастом в начале ХХI века, "Дневник наркомана" написан английским автором в начале 1920-х годов.
Имя Стругацкого ассоциируется со сциентистским мировоззрением, с научно-фантастическими сказками, писавшимися учеными для ученых, наконец, с моральными мучениями советских интеллигентов в 60-х годах - а также в эпоху крушения советской империи. Алистер Кроули являет собой скорее отблеск декаданса европейской культуры накануне и после Первой мировой войны, его имя связано с экспериментами в области магии, оккультизма, заклинания демонов и возрождения древних языческих культов. Борис Стругацкий, по всей видимости, не читал Кроули. Нет никаких данных, что книги английского оккультиста сколько-нибудь серьезно повлияли на российского фантаста. Короче говоря, трудно найти более различных авторов. Единственное, что можно сказать о них обоих, - это европейские писатели ХХ века, хотя и последнее утверждение не безоговорочно точно: Россия - не совсем Европа, Кроули родился в XIX веке, а Борис Стругацкий дожил до XXI-го, и оба они не только писатели.
Тем более странно, что два эти разделенные пространством, временем, радикальным различием мировоззрений и существенной разницей культур автора написали романы на одну и ту же тему. Это романы про то, как необходимо человеку найти тот единственный талант, который станет его жизненным предназначением, а также о том, как ужасно, когда человек этот талант, это предназначение не находит, зарывает его в землю и неправильно реализует свои способности. Это романы о великом Учителе (именно так, с большой буквы), о Мастере, который помогает людям отыскать этот единственный, являющийся их назначением талант.
У Стругацкого изображен некто Стэн Аркадьевич Агре по прозвищу Сэнсэй, приобретший экстраординарный талант - открывать таланты в других людях. Его окружают любимые ученики, в которых он обнаружил различные уникальные, часто аномальные способности. Проблема, не дающая покоя Сэнсэю, заключатся в том, что его ученики не используют открытые в них таланты так, как должно.
В "Дневнике наркомана" Кроули рассказывает об английском аристократе, бывшем летчике, сэре Питере Пендрагоне, который постепенно гибнет из-за пристрастия к наркотикам. От окончательного падения его и его жену спасает странный, почти мистический учитель Бэзиль Кинг Лам, по прозвищу Царь Лестригонов. Он раскрывает Пендрагону, что причина его наркомании заключается в том, что он не осознал своего назначения. После того, как Царю Лестригонов удалось помочь сэру Питеру осознать его назначение, тот буквально возрождается. Это назначение, как оказалось, - всего лишь занятие техникой. Критики единодушно утверждают, что Бэзиль Лам у Кроули (так же как и Стэн Агре у Стругацкого) прежде всего alter ego автора.
Разумеется, Кроули, в отличие от Витицкого-Стругацкого не говорит об открываемом в человеке таланте как о какой-то уникальной эффективности, позволяющей добиться выдающихся результатов в труде или науке, тем более в труде на благо Родины или Человечества. Поиск предназначения в "Дневнике наркомана" происходит в русле так называемой телемической философии, которую Кроули разрабатывал всю свою жизнь, создав даже специальный оккультный орден для ее пропаганды.
Телема - по-гречески воля. Франсуа Рабле в знаменитом "Гаргантюа" изобразил Телемскую обитель, устав которой состоял из одного правила: "делай, что хочешь". Но в романе (и в философии) Кроули этот девиз неуловимо изменился: вместо "делай, что хочешь" - "твори, что желаешь". Разница существенная, о чем не устает повторять Царь Лестригонов: речь идет не о потакании любым прихотям и желаниям, а о подчинении всей жизни человека тому, что является его Истинной Волей. Именно потому, что сэр Питер, главный герой "Дневника", путал свои прихоти с истинной волей, он "сбился с пути" и стал наркоманом. Понять, какова же твоя Истинная Воля, не так-то просто. Нужны почти магические способности Царя Лестригонов, чтобы помочь эту волю обнаружить.
Тут уместно указать на сходство мотивов в двух романах: в "Бессильных мира сего" Стэн Аркадьевич Агре ("Сэнсэй") обладает уникальным талантом открывать в людях уникальные таланты. В "Дневнике наркомана" Бэзиль Кинг Лам (Царь лестригонов) проявляет Истинную Волю помогать людям найти их Истинную Волю. Методы Царя Лестригонов также очень похожи на то, что делает герой Стругацкого. Сэнсэй дает своим подопечным прочесть единственно нужную книгу - и она переворачивает их жизнь, "выводя" на овладение необходимой профессией. Бэзиль Лам задал сэру Пендрагону тот единственно нужный вопрос, размышляя над которым в течение бессонной ночи Питер приходит к осознанию себя, понимает свою "истинную волю", а затем и овладевает искусством контроля над своим пристрастием к наркотикам.
Но, повторяем, Мастер у Кроули обещает своему пациенту не успехи в науке, труде и спорте, а соответствие своей Воле - и означать это может что угодно, особенно учитывая репутацию самого Кроули, принимавшего наркотики, вызывавшего демонов и совершавшего - если верить его биографам - гомосексуальные акты во время магических обрядов.
Однако "Дневник наркомана" завершается просто, ошеломительно просто и даже с какой-то советской назидательностью финала - оказывается, истинной волей английского аристократа-кокаиниста являлось инженерное дело, в частности - конструирование вертолетов. В финале Пендрагон говорит: "Мне известно, на что я гожусь. Я также понимаю, зачем явился на эту глупую планету. Я - инженер". После роковой бессонной ночи сэр Пендрагон посвящает все свои умственные и душевные силы интересам вертолетостроения - и в результате он почти мгновенно, как в плохих советских романах, оказывается и возрожденным к новой жизни, и почти излеченным от наркомании. Для нас, читателей постсоветской России, такой финал выглядит если и не оскорбляющим эстетическое чувство, то, по крайней мере, странным - поскольку у нас за плечами многие десятилетия неустанной и однообразной литературной пропаганды, прославляющей Поэзию Труда и Творчества.
Как раз тогда, когда Кроули писал свой "Дневник наркомана", в России известный поэт-символист Валерий Брюсов сочинял к удовольствию новых хозяев страны:
Единое счастье - работа,
В полях, за станком, за столом, -
Работа до жаркого пота,
Работа без лишнего счета, -
Часы за упорным трудом!
..............................................
Работай! Незримо, чудесно
Работа, как сев, прорастет:
Что станет с плодами, - безвестно,
Но благостно, влагой небесной,
Труд всякий падет на народ!
Потом труд, и в особенности труд творческий, воспевали Маяковский, Семен Кирсанов, Валентин Катаев, Вениамин Каверин, Даниил Гранин, Леонид Леонов - да, наверное, не было такого поэта или писателя, который бы не отдал дань этой теме. Из этой - наполовину пропаганды, наполовину героической поэзии - выросло во многом и творчество братьев Стругацких. Их классические произведения - такие как "Полдень, XXII век" и "Понедельник начинается в субботу", - повествуют о людях самоотверженно, страстно и бескорыстно преданных своей работе (в основном интеллектуальной и творческой). В "Понедельнике" отщепенцы, которые начинают задумываться над извлечением выгоды из своего труда, получают демонический знак порчи - их уши обрастают шерстью.
Восхваление Труда, в особенности Творческого - это была, наверное, самая главная, самая ортодоксальная тема литературы и искусства советского периода. Тема восхваления труда обладала тем удивительным достоинством, что, с одной стороны, она напрямую вытекала из марксистской идеологии (согласно трудовой теории стоимости Маркса все ценности создаются трудом), а с другой стороны - она не вызывала никакого отторжения у интеллектуалов, режиму не сочувствовавших. Для писателя, и вообще интеллектуала, естественно любить свою работу, и, если даже ему не нравилась советская идеология и действительность - он мог прятаться в свою работу, а значит, опять же попадал в объятия Поэзии Труда.
Однако есть целый ряд причин, по которым произведения на тему культа труда не воспринимались раньше, и еще в меньшей степени не воспринимаются читателем теперь.
Во-первых, удовольствие от творческого или интеллектуального труда - несущего "награду в самом себе", действительно часто превращающегося в страсть и почти всегда более легкого и приятного, чем труд физический, - в советской литературе слишком часто смешивалось с удовольствием от труда вообще, а последний, как известно, чаще служит вынужденным средством борьбы за выживание. Смешение труда ученого и писателя с трудом крестьянина и рабочего иногда, может быть, и было результатом искреннего заблуждения, но вот, скажем, в случае с Брюсовым, который в своем стихотворении хитроумно поставил писательский "стол" в один ряд с "полем" и "станком", такое смешение было вполне сознательным. Слишком очевидно, что рабочему гораздо труднее полюбить свой станок так же, как писателю полюбить свой стол - и во всяком случае - любовь рабочего редко бывает столь же бескорыстной, как страсть графомана.
Нельзя также забывать, что - во-вторых - в сфере "поэзии труда" в советское время количество перешло в качество, произведений на эту тему было написано слишком много, читателя элементарно перекормили, до отвращения и рвоты.
В-третьих, от советского читателя не мог укрыться аспект политического заказа, тяготевший над порожденным искусством и литературой Культом Труда. Было ясно, что с помощью прославления "самореализации в труде" государство хочет примирить граждан с тяжелой работой за низкую зарплату.
На фоне этих обстоятельств сюжет, как некто сбился с пути, пристрастился к кокаину, а затем "возродился к новой жизни", занявшись проектированием геликоптеров, выглядит не просто безнадежно советским, но как неумелое подражание устаревшим шаблонам. В фильме Никиты Михалкова "Утомленные солнцем", действие которого происходит во время террора 1930-х годов, герои все время поздравляют друг друга с "днем сталинского дирижаблестроения" - этот казенный праздник, а также летающий в фильме по небу чудовищный дирижабль с портретом Сталина невольно вспоминается, когда доходишь до странного финала "Дневника наркомана". Но, разумеется, к Кроули эти ассоциации никакого отношения не имеют. Когда он писал свой "Дневник", государства под названием "СССР" еще не существовало.
Зато Стругацкий писал свой роман, когда СССР уже не существовал. Все положительное, что еще могли видеть люди в культе труда, стало неактуальным после Перестройки, когда рухнула государственная система поощрения науки и искусства и, следовательно, прекратили функционировать те структуры, в которых традиционно обитали ученые и художники, действительно получавшие удовольствие от самореализации в любимой работе. Престиж интеллектуального и творческого труда в 90-х годах упал так низко, что об удовольствии от труда стало говорить неприлично - хотя отдельные энтузиасты, хранящие верность науке и искусству безусловно сохранились.
Деморализация научной среды, традиционно поставлявшей читателей произведений Стругацких, привела к тому, что в последнем романе Витицкого вопрос о "Поиске предназначения" рассмотрен с двух сторон, а точнее - в аспекте двух этапов решения этой проблемы. С одной стороны, в романе говорится о необходимости открытия в человеке его единственного и главного таланта, а с другой - ставится вопрос, чем же будет заниматься человек, когда этот самый Единственный талант в нем откроют. Эта ситуация послужила фоном для создания "Бессильных мира сего", чей пессимизм побудил Михаила Золотоносова в "Московских новостях" заявить, что главная идея романа Стругацкого - неискоренимость зла.
Именно в данном пункте кроется самое существенное идейное различие между романами Кроули и Стругацкого. Кроули вполне достаточно, что его герой нашел Дело По Душе, и его абсолютно не волнует, что будет дальше. "Идейный" российский писатель на месте Кроули задался бы как минимум двумя вопросами: с одной стороны, сможет ли его герой найти место приложения своих технических талантов, и, с другой стороны, кого полетят бомбить разработанные героем геликоптеры? Но Кроули, как следует из его биографии, в социальных вопросах исповедовал вполне ницшеанский аристократизм и не считал, что народные массы стоит спасать от них самих. Что же касается возможностей продавать свои технические идеи - то, во вполне капиталистической Европе, да еще на фоне Мировой войны, никому не могло прийти в голову, что у талантливого конструктора вертолетов могут возникнуть проблемы. "Дневник наркомана" написан не только за полвека до эпохи "разрядки", но и за семь лет до Великой депрессии. Оптимистичность романа Кроули позволяет предполагать, что сэр Питер не только сможет добиться успеха в своих инженерных разработках, но и извлечет из этого материальную выгоду. Но главное - Дело по Душе, которое в равной степени обеспечивает нашедшему его и житейские удачи, и мир с самим собой.
В обоих заголовках упомянута человеческая немощь, которая в обеих книгах является главным предметом исследования. В обоих романах речь идет о раздавленных жизнью людях, о тех, кто не могут делать то, что должны, и то, что хотят, - или потому, что они скованы любовью к кокаину, или потому, что, как выражается Стругацкий, их "сожрала свинья жизни". Однако это сходство не должно закрывать от нас, что фигурирующая в заголовках человеческая "немощь" относится к двум разным этапам "проблемы предназначения". В романе Кроули герой стал наркоманом потому, что он еще не смог найти свое назначение. Между тем, герои романа Стругацкого названы "бессильными мира сего" потому, что, несмотря на обнаруженные в них таланты и "предназначения", они не смогли ими достойно пользоваться.
В примечаниях к "Дневнику наркомана" указывается, что роман надо понимать символически (кстати, о тотальном символизме творчества поздних Стругацких тоже написано немало). Вполне возможно, что и вертолетостроение - тоже лишь символ. Может быть - символ некоего оккультного самосовершенствования, "умного делания". Но в первую очередь - символ Истинной Воли человека вообще. Возможно, сделав своего героя авиаконструктором, Кроули взял первую пришедшую ему в голову профессию (хотя и у авиаполетов есть свой символизм). Так или иначе, обнаружением своей Истинной Воли у Кроули все кончается и все исчерпывается, в то время как в "Бессильных мира сего" нахождением своего Единственного Таланта все только начинается.
Сэнсэя в романе Стругацкого беспокоит, что его любимые ученики, у которых он открыл уникальные способности, заняты на бессмысленных и недостойных работах. Они не думают ни о чем высоком. Гениальный телохранитель, способный интуитивно предчувствовать опасность, работает охранником у сомнительного политика. Гениальный прогнозист работает метеорологом. Ученик, способный интуитивно отличать правду от неправды, работает чем-то вроде "детектора лжи" в частном охранном агентстве. И так далее. На первый взгляд, не совсем ясно, чего же именно хочет Сэнсэй от своих учеников. Какие способности - таково и применение. Если ты рожден телохранителем, даже гениальным, то и работать тебе суждено телохранителем. Конечно, может быть более "красиво" было бы охранять не кандидата в губернаторы, а какую-нибудь миссию Красного Креста - но так ли уж велика разница?
По всей видимости, Стэн Аркадьевич Агре не считает, что простого применения уникальных способностей по их прямому назначению достаточно. Он кажется, хотел бы, чтобы его ученики использовали свои способности, пытаясь выполнить невыполнимую миссию - такую, для какой и этих, и любых других способностей не хватило бы. Ни много, ни мало - просвещения человечества, превращения "наглой обезьяны" в "Человека Воспитанного".
По мнению многих рецензентов, за образами учеников Агре кроются представители научно-технической интеллигенции поколения "шестидесятников" - тех, что после крушения СССР не смогли продолжить работать в соответствии со своими научными и инженерными специальностями. Иными словами, прототипы "носителей таланта" из "Бессильных" хотели бы, как сэр Пендрагон, конструировать вертолеты. Они знали, что предназначены для этого - но спроса у общества на это "предназначение" нет, что и составляет главную проблему "Бессильных мира сего". Может быть, Кроули и случайно сделал своего героя именно инженером-авиаконструктором, но в сопоставлении с романом Стругацкого этот выбор кажется действительно символичным. Кроули, писатель более ранней эпохи, пишет о более ранней стадии проблемы: у него речь идет о "поиске предназначения", а у Стругацкого - о том, что будет после того, как предназначение найдено. Впрочем, в творчестве братьев Стругацких проблема "что делать с талантом" обсуждается давно, и поэтому закончить обсуждение этой темы хотелось бы одной, как нам кажется весьма уместной цитатой - диалогом героев из их более ранней повести - "Улитки на склоне":
"Ты просто ограниченный человек... Ничего, тебя разовьют. Найдут у тебя какие-нибудь способности, будешь сочинять музыку, вырезать что-нибудь такое...
- Сочинять музыку - не проблема. Вот где найти слушателей...
- Ну, я тебя послушаю с удовольствием... Перец вот...
- Это тебе только кажется. Не будешь ты меня слушать. И стихи ты сочинять не будешь. Повыпиливаешь по дереву, а потом к бабам пойдешь. Или напьешься…
- Каждый человек в чем-нибудь да гений, - возразил товарищ секретаря. - Надо только найти в нем это гениальное. Мы даже не подозреваем, а я, может быть, гений кулинарии, а ты, скажем, гений фармацевтики, а занимаемся мы не тем и раскрываем себя мало. Директор сказал, что в будущем этим будут заниматься специалисты, они будут отыскивать наши скрытые потенции...
- Ну, знаешь, потенции - это дело темное. Я-то, вообще, с тобой не спорю, может быть, действительно в каждом сидит гений, да только что делать, если данная гениальность может найти себе применение либо только в далеком прошлом, либо в далеком будущем, а в настоящем - даже гениальностью не считается, проявил ты ее или нет. Хорошо, конечно, если ты окажешься гением кулинарии. А вот как выяснится, что ты гениальный извозчик, а Перец - гениальный обтесыватель каменных наконечников, а я - гениальный уловитель какого-нибудь икс-поля, о котором никто ничего не знает и узнает только через десять лет... Вот тогда-то, как сказал поэт, и повернется к нам черное лицо досуга..."
После перестройки российские конструкторы геликоптеров - все сразу, коллективно - увидели это самое "черное лицо досуга", что отчасти и нашло свое выражение в "Бессильных мира сего".