Полина Соловей
А КОЛЕСО ВЕРТИТСЯ И ВЕРТИТСЯ
Необыкновенная история романа Натана Забары "Колесо вертится", рассказывающего о жизни евреев в Испании и Франции начала XIII века, еще раз доказывает, как правы были римляне, говоря, что книги имеют свою судьбу. Иногда - судьбу совершенно необыкновенную. Роман был написан тридцать лет назад в Киеве (Украина) на языке идиш. Двадцать лет назад он был переведен на русский в Чимкенте (Казахстан). Только что (2004 г.) издан в издательстве "Гешарим" (Израиль). Между тем автора романа нет в живых более тридцати лет. Как и почему вернулась к нам эта книга?
Начну с вопроса - почему. Вот как на него отвечает Мордехай Юшковский, исследователь творчества Натана Забары: "Колесо" является… одним из лучших произведений всей современной еврейской литературы, - пишет он. - Это объясняется… всеобъемлющим исследованием этнографии, фольклора, быта и духа описываемой эпохи. Эпопея "Колесо вертится" совмещает превосходный художественный стиль и серьезное научное исследование. Поэтому как литературные критики, так и историки дали ей высочайшую оценку. Все они отмечают притягательность романа, который читается на одном дыхании".
Я тоже прочитала "Колесо" именно так - на одном дыхании. Что же притягивает современного читателя в книге, где действие развивается медленно, где то и дело появляются новые герои, где вспоминают поэтов и мудрецов, о которых мы знаем лишь понаслышке, где автор впивается в детали, скрупулезно описывая дома, улицы, одежду, прически, посуду, рецепты лекарств и кушаний.
Мы уже отвыкли от таких текстов: динамика - бог современной прозы, изображение - не для нас: картинки нам покажут по телевизору. От литературы мы ждем… Попробуй определить, чего мы от нее ждем. Во всяком случае, не описаний, не объяснений, не калейдоскопа действующих, тем более - бездействующих лиц. Но начинаешь читать эту книгу, и через несколько страниц, сам не понимая почему, устремляешься вслед за повествователем в незнакомую жизнь, которая вдруг становится знакомой и понятной.
Обычный, даже любознательный "русский" читатель, не историк, мало знает о той эпохе. А разве историю можно изучать по романам? Вряд ли. Однако не благодаря ли им, историческим романам, нам подчас удается ее почувствовать, почуять аромат времени, увидеть его краски, представить его властителей дум и обыкновенных людей? В "Колесе" интересны и философские споры, и религиозные диспуты, и медицинские открытия, и биографии великих, но еще интереснее живая жизнь с ее страстями и мелочами быта. Самое поразительное, что написал ее советский писатель, который никогда не был за границей, не видел ни Испании, ни Франции, ни Рима, где он поселил своих героев.
Забара родился на Украине в 1908 году, учился в Киеве, в Институте еврейской культуры, прошел войну, писал на идиш романы и повести - несколько из них были переведены на русский язык. На первый взгляд, он вполне благополучно вписался в соцдействительность. Мало кто знал, что многие годы он носил "камень за пазухой". Камень этот - замысел романа о евреях средневековой Европы.
Сегодня трудно представить, что это значило - замыслить такое произведение в сталинское время, когда космополитом могли объявить за одну только фамилию. А тут писатель, предки которого пришли в Россию из дальних солнечных стран, пишет об умных, образованных, гордых и - о, ужас! - богатых людях, которые, несмотря на гонения, оставались евреями. Их приближают к себе властители, с ними ведут споры ученые, их любят женщины, в том числе - христианки. А они живут по заповедям отцов, соблюдают традиции (с каким удовольствием описывает их Забара!) и одновременно живо воспринимают все новое, что создает эпоха, например, издалека везут не только религиозные книги, но и оконное стекло, которое тогда было последней новостью.
Нет, не советский роман задумал Забара. Совсем не советский. И хотя в 1951 году, когда его арестовали за "националистическую пропаганду" и шпионаж, никакой такой пропаганды он не вел и смутно различал лишь контуры своего главного труда, арестовали его "правильно": перед властью он был виновен. Он был виновен не только замыслом своего романа.
- Я попал в лагерь с третьего курса московского архитектурного института. Натан был много старше меня и моих друзей, студентов из Москвы, Тбилиси, Таллина, - вспоминает Виталий Свечинский, который вместе с Забарой отбывал срок в колымских лагерях. - Но его авторитет для нас был непререкаем. Когда люди попадают в экстремальные условия, то человек такого масштаба становится магнитом, возле которого люди меняются, становятся лучше.
Свечинский рассказал только одну лагерную историю, связанную с Забарой, но историю, как сейчас говорят, знаковую.
- Лагерь находился в семистах пятидесяти километрах от Магадана, три тысячи заключенных строили здесь электростанцию. Выжить было можно, избежав работы на открытом воздухе, где температура достигала минус пятидесяти. Студенты, умевшие читать чертежи, устраивались в разных цехах - в столярном, слесарном, на сварке. Натан же оставался на земляных работах. Каждый день - десять часов с кайлом и лопатой. Вечером он приходил, валился без сил на нары, посасывал свою трубку, ни с кем не говорил. Долго ли можно это выдержать? Наконец мы нашли для него место в тепляке. Тепляк - это сарай из дерева и жести, куда раз в час заключенные заходили погреться на несколько минут. Вместо печки там стояла железная бочка, ее нужно было топить. Эта работа была много легче той, каторжной, на открытом воздухе. Вечером я прибегаю к Натану и радостно говорю, что уже завтра он может выйти в тепляк. И вдруг слышу: "Спасибо, но я не пойду". Я обомлел: он что, с ума сошел? А он говорит: "Я в их игры не играю и брать у них ничего не хочу. Не хочу устраиваться, я не раб".
Я вдруг понял - как прожектором высветило: рабами были мы. Мы очень хотели жить, мы "метали икру", чтобы выжить, и в каком-то смысле шли на компромисс с этой системой уничтожения и растления душ. Мы поняли, что мы - часть этой системы, что мы ее приняли, а Натан ее не принял. Вот тогда до нас дошло, что Натан живет в другой системе координат: мы спасали свою жизнь - он спасал свою душу. Все шесть лет лагеря он жил по своим, а не советским законам. И вел там пасхальный седер, и произносил слова о том, что "в этом году здесь, в будущем году - в Иерусалиме".
Но в Иерусалиме ему побывать не удалось. Зато сюда еще в 1971 году прибыла рукопись его романа, которая сейчас хранится в архиве Национальной библиотеки, рядом с архивами Эйнштейна и Агнона. О том, как это произошло, рассказал Михаэль Маргулис, руководитель организации узников Сиона. Михаэль многие годы был знаком с писателем, бывал у него в Киеве, видел стопки книг по истории евреев средневековья, которые Забара получал из США, из института изучения культуры на идиш, от друзей и знакомых. Как вспоминает Маргулис, бывали дни, когда Натан жил на хлебе и селедке. Забара был одним из первых в Киеве преподавателей иврита, некоторые из его учеников живут сейчас в Израиле. Многие активисты борьбы за алию были его друзьями.
Осенью 1971 года Забара, зная, что Маргулис скоро уедет в Израиль, привез в Москву рукопись первых двух томов романа - около трехсот страниц на машинке, попросил Михаэля переснять их на пленку и вывезти в Израиль. Сделать это было непросто: все копировальные машины находились под контролем КГБ. И все-таки нашелся человек (его зовут Борис Свердлов, он сейчас живет в Иерусалиме), который согласился сделать эту работу. А как удалось перевезти эти пленки в Израиль, Михаэль и сейчас не говорит: еще не время. Маргулис пытался издать в Израиле "Колесо", но до недавнего времени сумел напечатать лишь одну главу - в журнале "Менора".
Натан Забара умер в 1975 году, а в 1979-м "Советский писатель" надумал издать на идиш его роман. Опасность прошла: не только писатель, но и почти все потенциальные читатели, способные прочесть опасный роман на "опасном" языке, вымерли...
А теперь вернемся в СССР, на Рижское взморье, куда приехали из Казахстана, из города Чимкента сестры Циля и Двора. Гуляя, они забрели в затерянный на узкой улочке книжный магазинчик. На самой верхней полке увидели книжку со знакомыми буквами. Продавщица поднялась по лесенке, взяла книжку, стерла с нее пыль. Сестры полистали книжку, но не смогли прочитать ни имя писателя, ни название книги: буквы они знали, но язык - нет. Все-таки они ее купили - в подарок отцу. Яков Вольфас не просто знал идиш, он им восхищался, а в Чимкенте, где он жил, книги на идиш не попадались. Так роман Забары попал к этому человеку.
Биография Вольфаса заслуживает отдельного рассказа: чего только он не испытал в своей жизни! Учеба в петербургском Тенишевском училище и Берлинском университете, работа корреспондентом каунасской еврейской газеты в Иерусалиме, сталинские лагеря. Он был очень образованным человеком - знал музыку, литературу, владел шестью языками. Ему было около восьмидесяти, но живой ум, энергия, работоспособность - все сохранилось.
Яков прочел книгу Забары, пришел в полный восторг и тут же дал "Колесо" жене. Она филолог и тоже полиглот - знала семь языков. Она прочла роман и восхищалась им вместе с мужем. Но дети, внуки? Неужели они так и не смогут прочитать такой замечательный роман о еврейской жизни? Разве они не должны знать историю своего народа?
Все эти вопросы могли остаться риторическими. Но не таков был Яков Вольфас: он быстро принимал решения и немедля переходил от слов к делу. Он решил перевести "Колесо" на русский язык. Правда, если Макс ему поможет. Мог ли Макс, зять Якова, муж его дочери Цили, ему отказать? В тот момент они не слишком хорошо представляли себе, какая огромная работа их ждет. Но, начав, они не могли ее бросить. А Яков торопил: он боялся, что не успеет дойти до конца книги…
Работа продолжалась два года.
Макс - врач, кандидат медицинских наук. Днем он продолжал лечить больных, писать научные книги и статьи, но каждый вечер садился за машинку, под которую подкладывали толстое одеяло, чтобы "Эрика" своим стуком не нарушала покой соседей - в "хрущевках" слышимость превосходная.
Постепенно книга захватила и Макса. Теперь, приезжая в научную командировку в Ташкент, Москву или Ленинград, он интересовался не только медицинской литературой, но и всем, что касалось Забары и времени, которое он описал.
Наконец книга переведена. Рукопись прочитали, уложили в папки и спрятали.
А когда началась большая алия, семья собралась в Израиль. Рукопись "Колеса" приехала с ними. Через некоторое время они узнали, что у Натана Забары в Израиле много друзей и поклонников, что проводятся вечера, посвященные его творчеству. На одном из таких вечеров они познакомились с Маргулисом. Вот тогда он и узнал, что существует этот перевод на русский язык.
Ну, а дальше… Дальше друзья Натана Михаэль Маргулис, Виталий Свечинский, Роман Брахман, Иосиф Лернер начали искать деньги на издание. Спонсорами стали два американца - Майкл Стейнхард и Лен Блаватник и благотворительный фонд Российского еврейского конгресса.
Когда стало ясно, что книгу можно будет издать, Маргулис позвонил Максу и Циле.
Да, рукописи не горят, но они стареют: бумага желтеет, краска выцветает. А из-за того, что Яков очень спешил с переводом, текст нуждался в серьезной редактуре. И снова Циля и Макс погрузились в работу. Их консультировали, им помогали, их торопили, но они только через год отдали рукопись в печать, когда решили, что сделано все, что нужно.
Вот такая история у этого исторического романа. Можно надеяться, что это - не конец ее. Разве исключено, что кто-то, прочтя "Колесо" по-русски, решит перевести его на иврит, английский или испанский? "Колесо вертится".