Павел Лукаш

Рассказы

    
    
     НЕДАЛЕКИЙ
    
     1
     Утром Саша Исин прибил комара-альбиноса. Может быть, второго такого в целом мире нету - надо ж смотреть...
     Настроение испортилось, но Исин решил не сдаваться: "Черт с ним с комаром, я же не энтомолог", - возникла разумная мысль.
     "Завтра праздник, - вспомнил вдруг Исин, - но успеть нужно сегодня: мать, жена, Елена, дочка - три букета и шоколадка. Тестя тоже надо поздравить".
     Тестю он всегда дарил большую чашку, которая обязательно разбивалась до следующего праздника.
     К вечеру должна была вернуться жена, и, хотя ее не было больше недели, Исину казалась, что она уехала лишь вчера, а день отъезда и день приезда в данном случае вообще не считаются...
    
     - Спасибо, - сказала Елена. - За гвоздики спасибо...
     - Все наладится, - сказал Исин. - Я начну работать, это будет хорошая работа: приличный заработок, много свободного времени... Я ведь понимаю, что существуют вещи и помимо цветов - всякие там украшения, одежда, мебель...
     - Мне ничего не нужно. Мне непонятно, почему у тебя нет свободного времени даже когда ты не работаешь?
     "Трудно объяснить", - подумал он.
     - К тестю нужно заскочить, и к маме, и жена приезжает.
     - Скачи.
     - Завтра я уезжаю, - с порога сообщил Исин, - в командировку.
    
     - Посмотри на рисунок, Яныч, ручная работа. Такой красоты у тебя отродясь не было.
     - Разве сейчас чашки! - пожаловался Яныч. - В руках рассыпаются.
     - Не одолжишь?.. - спросил Саша. - Завтра я уезжаю - по делам...
     "Приятно тратиться не тратясь, - подумал он, - но Яныча надолго не хватит, совсем старик".
    
     У мамы Саша не задержался. Выложил продукты на стол, букет нарциссов поставил в вазочку.
     - Завтра уезжаю, - сообщил он. - Это связано с новой работой.
     - Ты же заплатил, Сашенька, - сказала мама. - Возьми, тут немного...
     - Не стоит.
     - Возьми, тебе же надо. И мне приятно, что я могу еще что-то дать.
     - Хорошо, - не стал спорить Исин, - спасибо.
     "Если разбрасывать камни и сразу же их подбирать, - подумал он, - можно собрать неплохой урожай".
    
     - Шоколад мне вреден, - заявила Анюта, разрывая обертку, - я от него полнею.
     - Все равно, с наступающим, - сказал Исин. - Как дела в школе?
     - Как всегда.
     Дверца холодильника хлопнула, затем еще раз.
     - Нету ничего, - раздалось из кухни.
     - Полный холодильник, - не согласился Саша, - нужно разогреть.
     - Я всего этого не ем, - сообщила дочь, появившись в комнате снова.
     - Ну а что же ты ешь? Чего бы тебе хотелось?
     - Мне необходимо специальное питание, у меня переходный возраст. Видишь, прыщ на подбородке?
     "В самом деле - толстеет", - подумал он.
     - Папа, что такое вагинальный секс?
     - Что? - не пожелал расслышать Саша.
     - Ну что такое оральный и анальный - понятно. А что такое - вагинальный?
     - Если это анекдот, - сказал Исин, - то теперь я его знаю.
    
     На вокзал он пришел вовремя и тюльпаны купил заранее, номер перрона выяснил, номер вагона знал.
     Поезд прибыл, начали выходить пассажиры.
     "Катя... - соображал Исин. - Нет, не Катя. А вот и Катя... Опять - нет… Что же это? Что со мною творится? - он испугался - и вдруг успокоился: - Ну не Катя, так почти Катя".
     Исину стало смешно. Когда появилась наконец жена, он улыбался.
     - Не могу я уезжать надолго, - сказала Катя. - Всю неделю скучала, была сама не своя. Я должна видеть тебя ежедневно.
     "Почему ежедневно? - подумал Исин. - Как же так получилось, что я стал ее, и ее, и ее?.. Почему стал вещью - собственностью?"
     - А работа как же? - спросил он. - Жить-то на что?
     - Без командировок будет хуже, - согласилась она. - Но ты же собирался начать. Значит, я смогу чаще бывать дома.
     "Собирался, но не для того..." - подумал Исин и сказал:
     - Да, конечно...
     - Спасибо за цветы, - сказала Катя, - люблю тюльпаны.
    
     Вечером Анюта попросила денег:
     - Нужно подписаться на журнал. Если подпишутся десять человек, то классу подарят мяч.
     - Денег нет, - сказал Исин.
     - Из-за тебя я подведу весь класс.
     Анюта заплакала.
     - Дать бы тебе по заднице, чтобы не зря плакала, - разозлился он. - Иди к себе, там и реви.
     Она ушла к себе.
     - Но почему должна подписываться именно ты, если в классе сорок человек? - крикнул вослед Саша.
     Ответа не было.
     - Сколько?
     Анюта вернулась в гостиную.
     - Спасибо, папочка.
    
     - Завтра я уезжаю, - сообщил он жене и дочке, - в командировку.
     - Ну-ну, - сказала Анюта.
     - Так ведь праздник, - сказала Катя. - Кто работает в праздник?
     - Ты же сама хотела чаще бывать дома! А жрать что? Я мужчина - должен зарабатывать.
     - Ну и ну, - сказала Анюта.
     - В принципе нам хватало... - сказала Катя.
     - Ясно, - возмутился Исин. - Ты теперь на все готова, лишь бы меня из дому не выпустить.
    
     2
     "Вот что значит нетипичное самоубийство, - размышлял не впервые Саша. - Уехать далеко, документы уничтожить, забраться в какую-нибудь глушь, куда годами никто не суется, и разгрызть свою ампулу. Никаких записок. Известно, что уехал, а насколько - никто не знает. Куда? В командировку. А где он работал? То-то и оно - никаких концов. А уезжать надо в праздничный день, чтобы хоть дату запомнили..."
     Саша думал, поезд шел...
     Через день, в чужом городе, Исин постучал в незнакомую дверь, за которой, судя по табличке, проживал Григорий Запеканский.
    
     - Почему мы не видимся? - спросил Запеканский. - Что с нами произошло?
     - Всего лишь вся жизнь, - ответил Исин.
     - Значит, помочь решил армейскому другу? Получил письмо и сразу приехал? Что там у тебя: семья, работа?
     - В основном семья...
     - Мне твоя помощь позарез нужна, - сказал Запеканский, - я-то совсем один: родителей уже нет, а жены и детей никогда не было.
     - Знаю, - сказал Исин, - читал и перечитывал: здесь тебя ничто не держит, и поэтому ты едешь за границу. И, как я теперь понимаю, ты именно сваливаешь - то есть насовсем...
     - Надеюсь, что так, - заключил Гриша и пожелал: - Ну, будем здоровы!
    
     - План у нас такой, - объяснял он. - Ты берешь мои вещи и сегодня же едешь в столицу. Сдашь их в камеру хранения в аэропорту, купишь палатку, продукты - и вперед, на озера. Разобьешь лагерь (место я отмечу на карте) - и жди меня в гости. Мы отдохнем несколько дней на природе, а затем - на электричку и в аэропорт. Ты получишь крупную сумму в конверте - семье подспорье - и вернешься домой, а я полечу туда, где меня всю жизнь будет мучить ностальгия.
     - У меня в самом деле семья, - согласился Саша, - и приехал я, конечно, чтобы подзаработать. Но тебе зачем вся эта конспирация?
     - Имеешь право знать в общих чертах, - сказал Гриша. - Я тут дельце замутил, чтобы голым не ехать, а если кое-кто поймет, что я сматываюсь, то все сорвется. Мне даже с маленьким чемоданчиком нельзя на улице показываться - городок-то крохотный... Так что покручусь, сколько нервы выдержат, а потом пойду за хлебушком и... прощай. Не появись ты сегодня - я бы сам справился: оставил бы все и залег в столице до отлета. Но совсем без багажа лететь - привлекать внимание. Кроме того, есть кое-какие реликвии - бросить жалко.
     - А искать не будут? - поинтересовался Саша. - Могут ведь и там найти?
     - Шушера, шпана, мелочевка - хулиганье... - успокоил скорее себя, чем Исина, Запеканский. - У них извилины под линейку. Все разработки мои... Им и в голову не придет, что я за границей...
     - Что же ты от всех скрываешь, а мне доверил? А если я уже не тот Саша Исин?
     - Все мы не те, - сказал Запеканский. - А ты издалека, здесь тебя не знают, и вместе нас никто не видел. Приехал - уехал... Это же нормальная сделка - платная дружеская услуга. Если бы я вообще ни с кем не делился, то как бы все оформил? Так что ты не один в курсе...
     - За удачу! - предложил Исин. - Все гораздо проще, чем я думал.
    
     Они сидели у костра на берегу озера.
     - Обидно даже. Где еще такая красота?
     - А давай поменяемся, - предложил Саша. - Я вместо тебя за рубеж, а ты к моим... Там полный набор - будут тебя и любить, и лелеять. Они даже разницы не заметят - было бы кого пасти.
     - Смешно, - сказал Запеканский. - А ведь мы похожи: подстричь тебя и очки надеть - вылитый я.
     - Последняя, - сказал Исин, откупоривая бутылку, - давай стакан.
     - За то, чтоб встретиться с Ренатой, - предложил Гриша.
     - Красивая девушка?
     - Понятия не имею, - сказал Запеканский Гриша, - но она - это следующий этап.
    
     - Ты выпил без меня, - сострил Исин.
     Гриша не ответил.
     - Таких, как ты, навалом, - сказал Исин, - больше, чем комаров.
     Ответа не последовало.
     - Странно, - удивился Саша, - я тебе хамлю, а ты молчишь.
     Тишина в ответ.
     - Вот такой у нас план, - сказал Саша. - Ты тут полежи, а я соберусь пока. Мне, понимаешь ли, на электричку пора, а затем в аэропорт - самолет ждать не будет.
    
     3
     За дальнейшими своими действиями и поступками он наблюдал отстраненно: то есть физический Саша Исин едет в город, стрижется коротко в парикмахерской, потом - в аэропорт, проходит таможню, паспортный контроль (в чужих очках и с чужим паспортом), поднимается по трапу в самолет, а сознание его витает рядом и с интересом смотрит этот приключенческий фильм.
     Нечто подобное уже случалось с ним в армии, в самом начале, когда сержанты в учебной части после отбоя избивали ногами молодых солдат по своему выбору за какие-то невнятные провинности. И тогда Сашино тело лежало в умывальне на цементном полу, практически не ощущая боли, и, скорее из принципа, прикрывало руками живот, почки, еще кое-что, а сознание наблюдало за процессом со стороны, интеллигентно возмущаясь этим варварским зрелищем.
     Первая отчетливая мысль пришла Саше в голову, когда он был уже в самолете: "Вот те на, мимолетная шутка-экспромт, возникшая у костра, когда я предложил Грише поменяться жизнями, реализовалась практически. И ни сомнений никаких, ни страха, что разоблачат, не возникло. Собственно, и сейчас страха нет: куда там иностранным пограничникам до наших дотошных.
     А может быть, дело в том, что не Запеканский, а Саша Исин лежит возле озера - погиб при попытке к бегству от собственной судьбы?"
     Самолет тем временем выруливал на взлетную полосу.
     "Нет, - решил Саша, - я - это я, но в роли Запеканского. Хорошо, что мы в самом деле похожи, тем более в очках, которые совершенно мне не идут и ему никогда не шли".
     Самолет набирал высоту.
     "Хорошо, - размышлял Исин, - когда жертва охотно идет навстречу и даже планирует преступление: никто не в обиде. Хорошо, что не пришлось подкрадываться с дубинкой в руке. Это только в кино бывает: бац по голове тяжелым предметом, и клиент мертв или жив - по выбору бьющего. Хорошо, что ампула не подвела, хотя были сомнения, - а так вроде и непричастен совсем..."
     Самолет летел на положенной высоте и с положенной скоростью.
     "Жаль, что я этих денег не нашел. Кроме документов, билетов и моего гонорара в конверте, ничего существенного у него не было. И в чемодане ерунда: альбомы с семейными фотографиями, одежда... Но никто и не рассчитывал на большие деньги, а минимум валюты для начала мне необходим. Тем более гонорар я отработал, разве что не доставил Гришу в аэропорт. Будем считать, что разница ушла на приобретение ампулы, то есть на того же Гришу".
     Полет продолжался.
     "Значит, как обещал Запеканский, грядет ностальгия, - размышлял Саша. - Что ж, нормальное чувство, вроде неразделенной любви. Кстати, до этого дело дойдет не скоро: как всякого нелегала, меня ожидают проблемы посущественней, чем тоска по родине".
     Самолет заходил на посадку.
    
     Паспортный контроль, получение багажа, таможня... Все прошло без приключений, а таможни Исин не заметил: миновал вслед за другими какое-то помещение, где несколько человек в форме без интереса посматривали на проходящих.
     "Надо будет чемодан проверить, - решил Исин, - на предмет существования двойного дна или какой другой хитрости... Где-то же должны быть эти деньги..."
     В зале для встречающих было многолюдно, некоторые держали в руках плакаты. Один из них - с надписью "Григорий Запеканский" моментально привлек внимание Исина. Он обошел девушку, державшую плакат, и застыл в стороне, присматриваясь... Симпатичная, лет двадцати пяти, дамская сумочка висит на плече, а в руке еще одна сумка.
     За те полчаса, что Исин следил за девушкой, к ней никто не обращался, она же внимательно наблюдала за прибывающими.
     "Если это неизвестная Грише Рената, за встречу с которой он осушил свой последний стакан, то вот они - деньги".
     Не было бы у нее второй сумки, он ни на что не решился бы, но сейчас надел очки, которые спрятал после прохождения паспортного контроля, и подошел.
     - Здравствуйте, - рискнул он. - Вы Рената?
     - Да, - ответила девушка.
     - Вы, наверно, меня ждете? - осторожно спросил Исин.
     - Если вы Запеканский...
     - Разумеется...
     - Среднего роста, худой, в очках, волосы светлые, коротко подстриженные, возраст тридцать - тридцать пять, - перечислила она приметы. - Все сходится. А теперь покажите паспорт.
     Исин как в омут нырнул.
     - Смотрите.
     Девушка безразличным взглядом скользнула по фотографии и прочитала фамилию вслух:
     - Запеканский.
     - Все в порядке? - спросил Исин.
     - Да, вот ваши деньги.
     Он взял сумку.
     - Папа передал, что с вами было приятно работать...
     - А где папа? - поинтересовался Исин.
     Она посмотрела удивленно.
     - То есть я хотел сказать: передайте папе, что, если что-нибудь еще подвернется, ему сообщат.
    
     4
     - А куда теперь? - спросил Саша. - Где тут лучшая гостиница?
     - А вы уверены, что вам нужна лучшая?
     - Ну не худшая же...
     - Я подвезу, - предложила Рената.
     Всю дорогу Исин пытался смотреть поверх ненавистных очков - он впервые был за границей и не мог сдержать любопытства.
     Прибыли в центр.
     - "Хилтон" устроит?
     - Где тут самый дорогой ресторан? - спросил Саша.
     - Здесь они все дорогие.
     - Рената, - попросил Исин, - пообедайте со мной, расскажите про местные нравы... Я совсем ничего не знаю. По сторонам гляжу - глаза разбегаются.
     - Ваши очки ни на что не годятся, - сказала Рената, - вы то щуритесь, то поверх глядите. Может быть, вам для начала очки сменить?
     - Верно, - сказал Исин. - Откуда там у нас хорошие очки. Я их лучше вообще сниму. А потом, может, куплю контактные линзы.
     - Ладно, - сказала Рената, - я с вами пообедаю, но лишь потому, что папе это не понравилось бы.
     - Почему бы не понравилось? - спросил Исин.
     - Вы когда уезжаете? Чем вы занимаетесь там у себя, кроме продажи по случаю антиквариата? Где вы взяли эти вещи? Папа говорит, что это не наше дело, но мне интересно. Вы женаты?
     - Можно по порядку? - попросил Саша. - Средства, как вы знаете, у меня есть, так что я тут поживу какое-то время. Там у себя я в данный момент ничем не занимаюсь, поскольку нахожусь здесь. И ничего я не украл, и ни к какому криминальному бизнесу отношения не имею. Что же касается последнего вопроса, то Григорий Запеканский не женат и никогда женат не был.
     - Деньги ваши когда-нибудь кончатся, - предупредила девушка, - но если найти дешевое жилье и не есть в ресторанах, то их может хватить надолго. Лично я снимаю небольшую комнату и готовлю себе сама.
     - А папа ничего не дает?
     - Он платит мне за то, что я работаю в его магазине. Но спрос на антиквариат упал, и магазин наш не на лучшей улице...
     - Если вопросы кончились, - сказал Исин, - то пойдемте обедать.
     - Вопросы не кончились, но поговорим в ресторане.
    
     - Мне только кофе без кофеина, - сказала она, - я на диете.
     Исин, который всегда чувствовал себя в ресторанах неуютно, здесь почему-то расслабился - заказал разного и ел с удовольствием. Ему нравились еда, обстановка, девушка и несколько пачек денежных купюр, которые он, вернув Ренате сумку, переложил в карман.
     - Знаете, - заявила она, - а ведь я ношу контактные линзы.
     - Они вас совершенно не портят, - заверил ее Саша.
     - А раньше я носила очки.
     - И очки вам наверняка шли, не то что мне...
     - Но на переносице у меня всегда были пятна, а когда я перестала носить очки, пятна эти сошли не сразу, я бы даже сказала, что много времени прошло, пока они исчезли.
     - Короче, Рената, - спросил догадливый Исин, несмотря на то, что догадываться не хотелось, - к чему этот разговор?
     - К тому, что вы не очень похожи на фотографию в паспорте, а без очков, в которых ничего не видите, - тем более...
     - Господи, - сказал Исин, - я пересек две границы, и никому подобное в голову не пришло. А что до носа, то у кого-то есть пятна, а у кого-то нет. У меня, например, хорошая кожа, жена завидует...
     - Вот и жена появилась, - сказала Рената. - Я не пограничник, которого устраивает формальное, причем довольно-таки приблизительное сходство. И папа мой вам для чего-то понадобился, а ведь был уговор, что сделка разовая и больше вы друг друга не увидите.
     - Почему же вы отдали деньги? Почему сидите здесь, а не позвали до сих пор полицейского?
     - А что бы вы сделали, если бы не получили денег? Кроме того, должна же я понять, кто приехал по папину душу?
     - И, кроме того, - опять догадался Исин, - вам не хочется объяснять полиции, за что мне заплатил ваш уважаемый папа.
     - Я вообще коллекционеров не люблю - все они чокнутые, - сказала Рената. - А папа старый уже, у него чашки из рук валятся, он поехал туда - в какую-то глушь, связался с бандитами и вернулся совершенно счастливый, потому что привез эти вещи. Но он мой папа, и поэтому мы договоримся без полиции.
     - Вы смелая, - сказал Исин, - но и расчетливая: тут людно, да и в случае чего я теряю больше, чем ваш папа, его-то, наверное, в тюрьму не посадят. Но прежде чем согласиться на что-либо, я расскажу вам о Запеканском.
    
     5
     - Вся история началась лет пятнадцать тому назад, когда меня призвали в армию, и попал я на Дальний Восток - в учебную часть.
     Курсантов с Запада там было не много, поэтому мы с Гришей считались земляками, хотя между нашими городами не менее тысячи километров.
     Примерно через месяц, когда я почти привык к армейскому быту, то есть к холоду по ночам в казарме, к жалкой пище, ко сну через сутки по четыре часа за ночь, к бегу по пять километров каждое утро, к обращениям вроде "воин, скотина, сволочь, ублюдок..." и так далее - по нисходящей, со мною произошло несчастье. Я по ошибке обул утром чужие сапоги и во время зарядки до крови стер ноги.
     Раны там заживали плохо - только через полтора-два месяца они перестали гноиться, - а лекарств почти не было...
     Я стал чужаком - перешел в категорию ублюдков в квадрате, потому что отстал от стаи. Я плелся за строем, не ходил в караулы, но меня и мне подобных вовсю использовали на работах, где не нужно быстро передвигаться.
     Как-то раз, ночью, когда рота была в наряде, мне, Запеканскому и еще нескольким курсантам поручили чистить картошку. Потом всех, кроме нас с Гришей, забрали куда-то - и мы остались вдвоем, а картошки нужно было начистить на шестьсот человек...
     Запеканский начал ныть: говорил, что болен и не может работать, что ему нужно отлежаться. Мне показалось, что он не врет, и я оттащил его с глаз долой. Он даже идти сам не мог, так ему было плохо.
     Гриша спал, а я работал один - старался сделать побольше, хотя и у меня слипались глаза от усталости. Потом пришел дежурный по кухне - сержант. Картошки было недостаточно. Он спросил: "А где второй?". Я начал юлить - выгораживать Запеканского. Если б его нашли, да еще спящим, его бы прибили. Разумеется, я схлопотал несколько зуботычин за халатное отношение к работе, но в общем пронесло: зуботычины в учебной части - дело ежедневное и привычное.
     Гриша потом благодарил меня - клялся, что теперь я ему вместо брата... Судя по всему, у него уже ничего не болело. Для меня же, гонимого инвалида, любая дружба была счастьем. Но назавтра он вместе с десятком других курсантов, объединившихся по законам стаи, начал меня травить, и это продолжалось до тех пор, пока я не выздоровел, да и потом не сразу закончилось...
     Затем мы стали сержантами и разъехались по объектам. Я служил в отдельном взводе - всего тринадцать человек. Все, кроме офицера, были нацменами, многие вообще не понимали по-русски, но я прожил там полтора года безвыездно, только офицеры менялись и вместо демобилизованных солдат приходили новые.
     Разумеется, жизнь как-то наладилась, а за месяц до конца службы в наш взвод попал Запеканский. Стаи для него тут не было, и он сразу решил, что мы большие друзья, потому что земляки и учились вместе на сержантов. Я его не отталкивал, так как мыслями был уже дома и не хотел эксцессов, да и противно было уподобляться... А вскоре служба закончилась.
     Про Запеканского я и думать забыл, а недавно, спустя столько лет, получил письмо на мамин адрес: Гриша снова просил о помощи. Кроме того, он предложил за услугу деньги. А положение у меня аховое: работы нет и не предвидится, всем должен, включая родную мать и тестя-старика. Даже любовнице, с которой давно бы уже следовало порвать, и той должен... У дочери переходный возраст - покупок требует, обижается... Живем на зарплату жены. То есть состояние нервозное - пограничное. А тут еще Запеканский: "Приезжай, друг!"
     И я поехал - не заработать, а себе доказать, что способен на поступок.
     А там, когда мы оказались вдвоем и вдалеке от цивилизации, я подсунул ему снотворное, сильное - двадцать четыре часа гарантии - и уложил спать в палатке: пусть проспит что-нибудь важное.
     Но мысль прилететь сюда возникла, когда я шарил в его карманах - деньги искал. У меня даже на обратный проезд не было... Я гонорар за услугу невыполненную хотел забрать - не скрою. А когда нашел паспорт и билеты, то как под гипнозом...
     Кстати, Запеканский до сих пор спит - времени-то меньше суток прошло.
    
     - История дурацкая, - сказала Рената, - но меня она устраивает. Боюсь, что с настоящим Запеканским было бы сложнее найти общий язык. А вы в самом деле собираетесь остаться?
     - Нет, конечно, - сказал Исин. - Фантазировал себе что-то в самолете и потом... Но еще когда билеты и паспорт у Гриши тащил - понимал, что ничего не выйдет. Не смогу я прятаться, жить здесь нелегально... И Запеканским быть гадко, хотя и Сашей Исиным быть - маленькое удовольствие.
     - Вот и познакомились, - сказала Рената.
     - Что вам от меня нужно? - спросил он. - Только учтите, что через неделю я улечу.
     - Отдайте мне деньги, а Запеканскому верните товар. Придумайте что-нибудь такое, чтобы он сюда не заявился. Мы ему даже заплатим что-то вроде неустойки, и вас отблагодарим - подарки купите...
     - А как же папина мания?
     - Папина мания - это я. А я не желаю, чтобы он водился с бандитами, контрабандистами и еще черт знает с кем. И не можем мы позволить себе такие покупки. Если папа не вернет деньги, ему придется продать половину коллекции.
     - Попытаюсь, - согласился Исин. - И, скорее всего, меня арестуют на таможне - не на вашей, к сожалению...
     - А гостиницу я оплачу, но не "Хилтон", разумеется, - предложила Рената, - и через неделю отвезу вас в аэропорт.
    
     6
     "Если бы кто-нибудь сочинил эту историю, - думал Исин, - то закрутил бы все иначе.
     Саша соблазняет внешне деловую, но, по сути, неискушенную Ренату, готовую поверить малоубедительному рассказу явного проходимца, и женится на ней, и тем самым легализуется, оставаясь для всех Григорием Запеканским, а затем, войдя в бизнес ее отца, налаживает контрабандную поставку дорогого антиквариата.
     А отравленный, по мнению Исина, Гриша вдруг приходит в себя (кто знает, что подсунули недобросовестные продавцы вместо нужной ампулы?) и едет в Сашин город в надежде там его отыскать. В дальнейшем, чтобы быть в курсе дела, Запеканский знакомится с Сашиной семьей, с его родственниками и друзьями. Потом он женится на бывшей жене окончательно пропавшего без вести армейского друга (даже берет ее фамилию - Исин), удочеряет его дочь, сочувствует его матери и становится для нее самым близким человеком, дарит по праздникам подарки тестю и, возможно, заводит роман с бывшей Сашиной любовницей - вот конец всей истории.
     А в действительности я прокололся сразу же, хорошо хоть в полицию не загремел, и теперь, когда меня на таможне поймают с этими побрякушками..."
     На дальнейшее фантазии не хватило, только в голове замелькало слово "адвокат" и возникла мысль: "Как доказать, что ты не верблюд, если ты верблюд?"
     Самолет заходил на посадку.
     "Кончилась командировка, - думал Саша. - Всем подарки везу - никого не забыл. Ну а чашки такой у Яныча никогда не было: огромная, разноцветная, а главное - небьющаяся".
     Исин прошел паспортный контроль, оставалась таможня...
     - За мной, с вещами, - приказал таможенник.
     - Зачем? - спросил Исин.
     - Там объяснят.
     Они шли по длинному коридору, затем - по другому...
     Таможенник достал связку ключей и открыл дверь.
     - Вот он, твой дружок, принимай.
    
     - Предлагали ребята семью твою навестить, - сказал Гриша, - но я тебя знаю - раз билет на сегодня, то сегодня и прибудешь. Ты же недалекий. Это как у птиц: одна еще мух ловит, а другие уже на юг улетели.
     - Я-то как раз улетел, - сказал Исин.
     - Бывает, - согласился Запеканский. - Другой действовал бы наверняка: топором по башке, камень на шею - и в озеро. А ты подсыпал какой-то дряни, лишь бы руки не пачкать... Я, как видишь, очухался, что говорит о твоем непрофессионализме, правда, сутки пролежал в полном отрубе, и голова до сих пор гудит, но мы же люди свои - сочтемся... Вещи, деньги, документы, очки. Быстро!
     - Здесь не мусорить, - предупредил таможенник. - Все на выход, вон в ту дверь.
     - Выйдешь первым, - сказал Гриша, - и пойдешь по направлению к зеленым "Жигулям". Мы с ребятами будем сзади, а у них разговор короткий: шаг в сторону - побег. Вещи я сам донесу.
     "Не понадобился адвокат, - подумал Исин, - да и денег на него теперь нет".
    
     Исин шел по направлению к зеленым "Жигулям", когда услышал топот и крики. Он обернулся. Сзади, шагах в тридцати, на Гришу и его ребят навалились добры молодцы - по двое на каждого.
     В тот же миг зеленые "Жигули" сорвались с места и помчались прочь, а за ними понеслась серая "Волга".
     "Погоня, - подумал Исин. - Хорошо, что я в ней не участвую".
    
     О ПЕГИНЕ И ТИМЕ
    
     Оба они были собаками. Только Пегин собак любил, а Тим ненавидел. Он гонял их, будучи самым большим и сильным псом в районе, но к Пегину относился с уважением, считая его человеком. Теперь против людей Тим ничего не имел в принципе и принцип этот соблюдал неукоснительно: "Не тронь - наживешь неприятность". Но проруха бывает и на старого кобеля: лишь для того он выскочил за дверь, чтоб отмутузить пакостную шавку, а соседка стала ее отнимать. Вдвойне обидно: сама же в пасть руку сунула и сучку утащила совсем живую…
     Тима арестовали, но Пегин пришел его выручать.
     "Не так уж здесь плохо, - подумал Пегин, - чисто и жратва приличная…"
     "Плохо, - решил Тим, - ночью холодно, а у меня ревматизм…"
     Пегин оплатил квитанцию и забрал Тима домой.
     "Дамочка обещала не жаловаться, - уповал Пегин. - Тем более прививки есть... А врач, что службу вызвал, был обязан".
     Формально Тим не заблуждался, считая Пегина человеком. Пегин не был псом телесно, хотя нередко себя таковым ощущал, и не просто, мол, собака и все тут: кроме жизни собачьей, такой же работы и мнений некоторых женщин - у-у, кобель! - имелись нюансы.
    
     Раньше Пегин гулял по ночам в парке.
     Что запомнил он до сотрясения мозга? Златая цепь на дубе том и перстень с крупным аметистом на среднем пальце стремящегося в лоб кулака…
     Зверь, тогда еще бродячий, ринулся на великана, и тот ретировался в темноту, не добив оппонента ногами. Пес, интуитивно выбирая кормильца, вмешался в человечью свару, а уж от дуба-великана корма ждать было нечего.
     Знал бы Тим, что Пегин собака - он бы когтем не пошевелил.
     Пегин очнулся и пошел домой, а утром очнулся и вызвал доктора.
     - Хороший у вас песик, - сказала женщина-врач. - Не могли бы вы запереть его в ванной?
     Пегин взглянул сквозь сотрясение на лежащее в углу существо и постановил: симпатяга.
     Он решил не выгонять пса хотя бы для того, чтобы произвести хорошее впечатление на докторшу,- она ему понравилась.
    
     Тим вовремя связался с Пегиным. В городскую ветеринарную службу поступила жалоба, что по парку бродит штука посильней собаки Баскервилей. Если б Пегин узнал о жалобе, то решил бы, что речь идет о нем самом, а не о какой-то иной твари, так как в то время отождествлял себя именно с этой литературной псиной. Он выходил по ночам, чтобы стращать прохожих, но не собирался никого драть - громко лаял и отворачивался, словно это не он. Конандойлева собака тоже, в общем, никого не трогала, это ее пугались.
     Сами прогулки случались нечасто - не бродить же в парке всю ночь, если утром на работу. После гавканья, явившегося поводом для последнего сотрясения мозга, он стал ассоциировать себя с Му-Му, чтоб не лаять зря, раз уж хозяин глухой, и по ночам не шарахаться. Позже Пегин пытался утопиться в пруду, но пришли спасатели, разбуженные громогласным воем Тима, и вытащили багром. Еще позже, но не на сеансах лечебного гипноза, Пегин утверждал, что не топился - просто ногу судорогой свело.
    
     ИЗ БЛОКНОТА ПЕГИНА:
    
     Мне интересней то, что будет там, чем то, что будет здесь.
    
     Ненавижу тишину,
     Потому что в ней тону.
    
     Диагноз (после вскрытия): все болезни.
    

     Пегин был Каштанкой, брошенной и одинокой, - когда ушла жена; утерянным Белым Бимом Черное Ухо - когда попал под сокращение и остался без работы; Белым Клыком - когда отключили зимой отопление, Верным Русланом, Мухтаром Ко Мне и даже Электронной Собакой Рэя Брэдбери. Все фантазии, как правило, кончались плохо, разве что в игрушке Рэя что-то безболезненно сломалось.
    
     После безуспешной попытки утопиться в пруду Пегин начал собирать курьезы: в основном, книжки с перевернутыми страницами и женщин с непомерно большими задницами, был в его коллекции и автобус № 0, отходивший еженощно в 0 часов 00 минут с конечной остановки и курсирующий до утра по всему городу. Тим, не подозревая об этом, тоже стал экспонатом в коллекции Пегина. Он был крупный и длинный, плешив местами и местами волосат, морду имел таксы, похожей на сенбернара.
    
     "Пес - это как талант, - размышлял Тим, - у одного он большой, а у другого - маленький".
    
     Пегин начал жить, как все, размеренно и спокойно: ездил на работу, выгуливал Тима, занимался коллекцией. Он больше не был собакой: поскольку новое хобби стоило денег и пришлось снести к букинисту все книги, включая любимые про собак, а книги коллекционные, с перевернутыми страницами, он еще не научился читать. Теперь, глядя на Тима, Пегин считал себя человеком, а пса уродом и дураком. Тот же, будучи, конечно, уродом, дураком себя не считал, но из уважения к Пегину притворялся. Пегин любил Тима так сильно, как не полюбил бы ни одного умного и красивого пса. За что их любить? Их все любят, а Пегин был за справедливость. Ум, красота, талант - это свыше: не заслужено, не заработано, даже не куплено. Хотя, одну несправедливость Пегин допускал: ему нравились женщины с чрезмерно большими задницами, а такие, безусловно, всем по душе.
    
     Пегину приснилось, что его опять призывают в армию, но почему-то в Бомбее, и нужно доказать комиссии, что он вообще не местный подданный, и что его уже призывали однажды, но, в конце концов, по здоровью дали "белый билет". Ужас заключался в том, что никаких языков, кроме родного, Пегин не знал.
     Тиму же приснилось, что он не самый крупный пес в районе, а настолько мелкий песик, что на него кошки охотятся, то ли принимая за мышь, то ли, осознав возможность, хотят отомстить в его лице-морде всему собачьему роду. Тим пытался на них рычать, но вместо рыка получился явно мышиный писк.
     И хотя собаки не потеют, оба проснулись в холодном поту.
     Кстати, Пегин знал одного типа, дважды отбывшего срочную армейскую службу. Там сошлись воедино смена фамилии и места жительства, утеря воинских документов и бесхребетность данного призывника, не сумевшего что-либо толком объяснить. Через девять месяцев солдата решили демобилизовать, в связи с рождением у его жены тройни. По закону бы вполне хватило двух малюток, но женщина перестаралась, желая страстно получить назад своего мужа. Вообразив себе все тяготы и лишения гражданской жизни, муж отказался вернуться домой и достойно отслужил Родине во второй раз.
     Тим тоже знал об одной иностранной собачке, за которой могли бы охотиться кошки, если б ее выпускали на улицу. Он знал о ней по запаху, так как собачонка проживала в соседней квартире, а по запаху Тим мог определить размер и национальность любой собаки. Тим понимал, что будь он сам на месте любой самой паршивой кошки, то, безусловно, задрал бы это позорище при первой же встрече (встреча все же состоялась, но радости не принесла: вслед за собачкой, выскочившей на лестничную площадку, явилась ее хозяйка… - см. выше).
     Существовал еще один сон-ужастик, снившийся, как правило, Пегину и Тиму одновременно: будто бы пришли они на пикник, проторчали там бог знает сколько, а им не хватило шашлыка. Оба, опять-таки, просыпались в холодном поту.
    
     Ровно в 0 часов 00 минут, в субботу, Пегин с Тимом на поводке и с экземпляром бракованной книги под мышкой вошел в автобус № 0. Он сел на боковое сидение, а Тим примостился на полу.
     Еще недавно Пегин не умел читать книги с перевернутыми страницами, но теперь научился - для этого нужно было перевернуть книжку и читать ее, как обычную. То есть, со стороны все выглядело ненормально: человек читает книгу вверх ногами, но относительно Пегина текст располагался правильно.
     Поначалу других пассажиров в автобусе не было, но на остановке "Городская поликлиника" вошла та самая женщина-врач, что не так давно приходила по вызову к Пегину. Она возвращалась домой после вечерней смены.
     Вряд ли бы она вспомнила Пегина, так как черепно-мозговые травмы встречались в ее жизни довольно часто, лишь то, что он читал книжку, перевернутую вверх ногами, вызвало в ней слабый профессиональный интерес, но Тима она признала: чудище такое незабываемо. Сам же Пегин, развлекаясь чтением, поначалу на докторшу даже не посмотрел.
     Не желая в данном случае вступать в непроизводственный контакт с пациентом, женщина хотела выйти на следующей остановке и, несмотря на ночное время, пройти остаток дороги пешком, для чего осталась стоять у двери, повернувшись передом к ней, и, соответственно, к Пегину. Он же, движимый вдруг интуицией, появившейся невесть откуда, обратил на нее внимание. Не будь она работником здравоохранения и не будь они все же знакомы, дело могло бы кончиться для Пегина очередной неприятностью, так как в сумочке у каждой женщины лежит двухкилограммовая гантель для самообороны. Хотя, возможно, Тим не допустил бы членовредительства, разведя враждующих, как рефери.
     Решив возобновить знакомство, Пегин стал уговаривать женщину присесть, и она, уставшая после дежурства, согласилась, с условием, что Тим отляжет в сторону, по крайней мере, на три метра.
     Пегин рассказал ей про видеокамеру:
     - Как-то раз я был женат и счастлив. Жена считала меня умным и привлекательным. Мы вместе проводили вечера, вместе ездили в отпуск, дом наш был открыт для друзей и родственников, а теща меня обожала. Но вдруг жена и теща вообразили, что я горю желанием снимать любительские фильмы. Идея возникла после совместного просмотра какой-то кинокартины, когда я заявил, что такое может снять каждый дурак. "Поглядим", - сказала теща и вскоре подарила мне видеокамеру. Я и фотографировать-то не люблю: вместо того чтобы смотреть на красивые пейзажи, на любимых людей и радоваться, видят эти фотолюбители жизнь сквозь квадратное стеклышко. Кроме того, я сам не слишком фотогеничен и в жизни выгляжу интеллигентнее и моложе, чем на фотографиях. Эта камера пролежала нераспакованной больше года, некогда мне было при всем уважении к теще ерундой заниматься, а когда ее все же распаковали, оказалось, что к ней приложена инструкция на непонятном языке, который на поверку оказался урду. Тут за дело взялась жена. Некий ее знакомый, имеющий подобный аппарат, начал давать ей уроки киноискусства у себя на дому. Через какое-то время мы с женой поехали в отпуск, где она, не отлипая от объектива, снимала все подряд, в том числе и меня. Просмотрев фильм, я был ошарашен. Я знал, что не являюсь топ-моделью - но не до такой же степени! А реплики, бросаемые мною в объектив? В жизни не слышал ничего тривиальнее и глупее. Затем жена пошла к своему новоявленному учителю, чтобы отчитаться в кинопробах, проделанных за время отпуска, и не вернулась. С собой она взяла лишь видеокамеру. Но моя бывшая теща признала, что я был прав: снять кино может каждый дурак, а создать счастливую семью - не каждый.
     - Для того чтобы справиться с этой душевной травмой, вам, наверняка, потребуется помощь специалиста, - сказала Пегину женщина. - Я, например, являясь дипломированным врачом, провожу сеансы лечебного гипноза. Пациенты собираются по пятницам. Оплата - по тарифу. Если желаете, приходите. Вот визитная карточка. Но собачке там делать нечего - нельзя пациентов пугать.
     "Тоже мне невидаль - групповуха, - обиделся Тим. - Видела б она мои сеансы на стройплощадке ночью под луной…"
    
     "Неправильно познакомились, - переживал Пегин - ни обстановки душевной, ни полумрака, ни музыки. Надо было иначе - например:
     - Это ваш "Мартини".
     - Спасибо.
     - А это мой "Мартини".
     - Очень приятно.
     Вот как надо…"
    
     ИЗ БЛОКНОТА ПЕГИНА:
    
     Раз, два, три, четыре, двадцать -
     Вышел зайчик прогуляться (возможны варианты).
    
     Когда я нервничаю, то начинаю моргать.
    

     Пегин посетил школьного приятеля.
     - Обидно! - сказал приятель.
     - Что?
     - Что за сорок перевалило.
     - Но ведь это замечательный возраст, - не согласился Пегин, - когда возможности начинают соответствовать потребностям.
     - Точно, - согласился приятель, - появилась возможность наскрести на вставные зубы.
    
     - Надо бы жениться, детей завести, - мечтал приятель Пегина. - Вот оно семейное счастье: мой племянник-дошкольник возвращается из детсада и кричит папе радостно: "Привет, мудак!"
     - Что ты можешь дать семье? - спросил Пегин.
     - Все могу!
     - Тот, кто может все - не может ничего, - изрек Пегин.
     - Я был женат на доброй, красивой, умной, талантливой, порядочной и богатой, но все это по очереди, - сообщил приятель. - И снова бы женился, но женщины, отвечающие моему возрасту, чтоб иметь приключение, сами должны проявлять инициативу. Правда, есть одна - вон ее тапочки стоят. Мы на пляже познакомились. Представь, иду по берегу, ищу свободное место, вижу, мужик загорает, а вокруг никого. Я быстро полотенце расстелил и рядом лег. И она подходит, тоже ложится. Вокруг давка, а у нас благодать - люди к нам не приближаются, только смотрят как-то странно. И вдруг она меня спрашивает: "Мужчина, может, мы лежим неправильно? Может, здесь по какой-то причине нельзя загорать?" Я, чтоб уточнить ситуацию, повернулся к соседу, а это утопленник. Из воды его вытащили, а унести не успели.
     - Правильно познакомились, - позавидовал Пегин, - романтично.
     - Я стихи хорошие сочинил, - похвалился приятель:
     Просыпаюсь, а вокруг утро раннее,
     Птицы свищут, и весна во дворе…
     Вот такие у меня основания
     Удавиться на электрошнуре.
    
     Тим был основательной собакой. Будь он человеком, то сумел бы объесть до костей куриную ножку при помощи вилки и ножа.
    
     В приемной красивые, но неудобные стулья для посетителей - чтоб не слишком засиживалась.
     - Приятно, когда контора действует, а не просто бабки сшибает, - сказал Пегин Тиму.
     Пегин и Тим пришли устраиваться на работу. Пегин - по образованию инженер, инженером решил больше не быть, чтоб не участвовать в разрушительном, с его точки зрения, процессе технического прогресса. Тим, скорее всего, был сторожевой собакой, но согласился бы на любую собачью, в прямом, а не в переносном смысле, работу, разве что сани не стал бы возить: возраст, все же, не тот и ревматизм.
     Чтобы не шататься ночами по парку, Пегин устроился на ночную работу. Чтобы подавить в себе желание шататься ночами по парку, он посещал сеансы лечебного гипноза.
     Тим по пятницам, по прихоти целительницы из автобуса № 0, оставался дома, а ведь даже на службу - стройплощадку сторожить они с Пегиным ходили вдвоем. Пятница и суббота являлись их законными выходными ночами.
     "Справедливость существует по субботам", - размышлял пес. В субботу утром, проснувшись на диване, Пегин курил, поставив на живот жестяную пепельницу, а когда тушил окурки, обжигаясь возле пупка, вскрикивал, но позе не изменял. Он рассказывал Тиму о вчерашнем сеансе, и тот слушал, ощущая при этом всю свою для Пегина необходимость. Пегин тоже ощущал значимость Тима, но подозревал, что Тим не понимает его с полуслова, и рассказывал подробно - все же Тим был собакой и мог чего-то с полуслова не понять. Например, вопрос: "Как де…?", означающий всего лишь: как дела? - Тим, возможно, понимал по-разному: как дети? как деньги? как девушки? как деформация твердых сплавов? - и так далее. Закончив рассказ, Пегин принимался читать детектив с перевернутыми страницами. Он читал с карандашом, подчеркивая опечатки и неудачные, с его точки зрения, обороты и формулировки.
     Среди коллекционных, с перевернутыми страницами, книг встречались самые разные: "Это фантастика, а это утопия, - разделял Пегин. - Первое сбывается, второе - никогда. На луну, например, летали, лазер имеем, под водой живем. А город, где всем по справедливости хорошо, не построили и никогда не построим".
    
     "Это не стройплощадка, а решето, - переживал за отчизну Пегин, - двор не освещен, забор расшатан, замок на воротах можно открыть обыкновенным гвоздем. И пистолет не дают, справку требуют. Я им все мои справки принес, все равно, не дают. Хорошо, хоть Тим меня охраняет".
    
     ИЗ БЛОКНОТА ПЕГИНА:
    
     Растолстел так, что в носки не влезаю.
    
     У одного лицо талантливое, а он дурак. У другого лицо дурацкое, а он дурак и есть.
    

     - Почему с твоей интуицией ты не играешь в покер? - спрашивал у Пегина школьный приятель.
     - Потому что она мне подсказывает, что я ничего не выиграю, - отвечал Пегин.
     Они приняли по двести граммов "ностальгина" - прозрачной, в идеале, сорокоградусной микстуры без вкуса и запаха, патентованного лекарства от тоски, и стали поминать школьное детство.
     - Помнишь нашего географа? - спросил приятель. - Он нам график принес роста проституции в США. Как мне после этого туда захотелось…
     - Ты его не трожь. Он Ленина видел.
     - Где? - удивился приятель.
     - В мавзолее, понятно.
     - А историчку помнишь?
     - Ты ее тоже не трожь…
     - А Верку Бляхову?
     - И ее не трожь.
     - Поздно, - возразил приятель. - Сам не трожь.
     - Поздно, - возразил Пегин.
    
     - Как дела? - спросил Пегин.
     - Начал собирать коллекцию стрелкового оружия, - похвалился приятель, - вон ружье на стене висит.
     - Оно не выстрелит, - сообщил Пегин.
     - Верно, - согласился приятель, - ружье поломано, а вот этот выстрелит. Только патронов нету.
     Он показал Пегину пистолет непонятной системы.
     - Я патроны достану, - пообещал Пегин. И достал из кармана коробку с патронами.
     - Как ты догадался? - удивился приятель.
     - Ты мне эту коллекцию уже показывал.
    
     - А крокодила из такого пистолета можно убить? - спросил Пегин.
    
     ИЗ БЛОКНОТА ПЕГИНА:
    
     Комплимент - см. в словаре.
     Комплемент - см. в словаре.
    

     Пегину для счастья не хватало денег, не хватало ему также на еду и на проезд, а главное, не хватало на лечебные сеансы, без которых он уже не мог обходиться. Тим тоже не мог обходиться без еды, которая и была в его понимании счастьем, но ходить он соглашался пешком, а на лечебные сеансы его все равно не брали. Хотя на службе платили стабильно, и Пегин, дружа с арифметикой, досконально рассчитал их с Тимом бюджет, деньги исчезали неясно куда. Пегин грешил на инфляцию, а Тим, по логике вещей, должен был грешить на Пегина, но дорогими мясными продуктами от того не пахло. Пегин, решая как раздобыть деньги, обдумывал один за другим варианты, вплоть до самых нереальных: получить небольшое наследство; работать не только в ночные, но и в дневные смены; выиграть в азартную игру; стащить что-нибудь с охраняемой им с Тимом стройплощадки и продать; сбыть холодильник; выставить Тима на собачьих боях или бегах. Но сторожить стройплощадку днем было не нужно, Тим и холодильник слишком состарились, воровать не позволяло воспитание, а в азартные игры, вопреки известной поговорке, ему везло не больше, чем в любви. И Пегин получил небольшое наследство.
    
     "Нас в гостиной дюжина людей, - рассказывал Пегин, - мужчины и женщины. Вдруг дверь из спальни открылась, и вошла она - в зеленом сари.
     - Я, - говорит, - до двадцати сосчитаю, и все вы уснете.
     Помню, как считать начала, а потом ничего не помню. Очнулся - слышу:
     - Сеанс закончен, жду всех в следующую пятницу.
     На выходе я в коробку с надписью "касса" деньги положил, а дома подсчитал остаток - не хватает. Неужели больше мог положить? В следующий раз на лестнице посчитаю и, если что не так, сразу же вернусь и выясню, в чем дело".
    
     "Вчера, - рассказывал Пегин, - я деньги положил в бумажник и запомнил, какие куда. В одном отделении те, что в коробку с надписью "касса", в другом - остальные. Дальше, как всегда - очнулся, слышу:
     - Сеанс закончен. До свидания. До следующей пятницы.
     Посчитал в подъезде - не хватает. Возвращаюсь, звоню, открывает врачиха, а рядом тебя почище: крокодил и без намордника.
     - Заходите, - говорит врачиха, - не бойтесь, Барби не кусается, если я ей не велю.
     Потому-то, Тим, тебя не приглашали: ради твоего же блага. А если даже, вопреки всем законам природы, ты поладил бы с этой гадиной, представляешь, какие могли бы возникнуть проблемы? Крокодило-щенят не раздаришь - кто ж такой страх в дом возьмет? И не утопишь - выплывут.
     Я вошел бочком, чтоб на Барбин хвост не наступить, и про деньги: так, мол, и так.
     А врачиха гадине:
     - В ванную ползи, не отвлекай пациента.
     И мне:
     - Проходите, пожалуйста. Сейчас разберемся.
     Я в гостиную в мягкое кресло - чувствую, не надо было возвращаться: это Барби здесь не зря ошивается, а я-то зря. Тут гипнотизерша входит, в руках касса.
     - Вот, - говорит, - можете пересчитать, у меня все по тарифу. А потом свои сосчитайте.
     И давит крокодильими глазищами.
     Считаю - все как надо. Значит, я ошибся?
     - Жду вас в следующую пятницу, - говорит она, - а сейчас, простите, мне после сеанса надо отдохнуть.
    
     - Жизнь я знаю понаслышке, - жаловался Тиму Пегин, - точнее, по художественной литературе. Даже когда я был сумасшедшим, то представлял себя не настоящей, а литературной собакой. Но вылечился я окончательно только благодаря сеансам гипноза.
    
     - Можно ли из этого пистолета убить крокодила? - спросил Пегин.
     - По закону нельзя. Только в тире можно стрелять. Еще можно стрелять в грабителя, если он забрался в твой дом, но в этом случае его нужно не подстрелить, а пристрелить. Иначе будешь оплачивать инвалидность. Можно пальнуть в бандита, если твоей жизни угрожает опасность, но поди докажи потом, что у тебя не просто попросили закурить. А из этого пистолета вообще никого нельзя убить - патроны, которые ты принес, для него не годятся.
     - Других не было, - соврал Пегин, - а пистолет все равно дай на время в качестве пугача, нам с Тимом жутко по ночам стройплощадку охранять.
     - А как же крокодил? - поинтересовался школьный приятель, поскольку был в курсе некоторых Пегиновых проблем.
     - Никак, - ответил Пегин. - Приду и попрошу запереть его в ванной, чтоб можно было поговорить по-людски. С одной стороны, меня эта докторша от душевных недугов избавила, а с другой - я, кроме как о ней, ни о чем теперь думать не могу. А еще, она деньги под гипнозом ворует. Я эксперимент провел - записал на бумажке, сколько было в кошельке до сеанса, а потом проверил дома, от нее подальше. Все сошлось, точнее - не сошлось.
     - Что-то здесь не так, - предположил приятель.
    
     ИЗ БЛОКНОТА ПЕГИНА:
    
     Мои записки найдет, как водится, какой-то писака и, наверняка, воспользуется ими в своих литературных целях. Без спросу, сволочь! Без всякой выплаты гонорара моим прямым родственникам! Возможно даже, он помянет мое имя при цитировании не самых лучших фраз, но все яркие и остроумные идеи непременно сопрет.
     И все же план дальнейших действий я хочу осветить письменно.
     Я приду к ней с Тимом, он обязательно должен присутствовать при разговоре, и с заряженным пистолетом (патроны у меня есть). Я направлю заряженный пистолет на целительницу и прикажу ей запереть рептилию в ванной, чтобы та не съела Тима. Я велю докторше не смотреть в мою сторону, чтобы нейтрализовать гипнотическое воздействие ее глаз. Я признаюсь ей в любви и подарю все мои деньги. Я отдам ей заряженный пистолет.
     - Это хорошо, что вы пришли, - скажет моя любимая, сжимая в руке пистолет, - Барби проголодалась, а кормить ее нечем.
     И затем, если мне не изменяет интуиция, мы все будем счастливы.
     С уважением, Тим Пегин
    

     От автора:
     Я воспользовался записками сгинувшего бесследно г-на Пегина. Ну и что? Не я первый и не я последний - все писатели так делают. А его родственники, если таковые имеются, не предъявили ровным счетом никаких претензий. Но в художественном отображении данной истории, я ориентировался на точку зрения самого Пегина, то есть на вытекающее из его же записок понимание происходящего. А ведь мог иначе!
     Произведя свое расследование, я многое выяснил. Неясно лишь одно - куда же делись Тим и Пегин?
     Я посетил в реальной жизни почти всех героев этого повествования, но в первую очередь врача из городской поликлиники г-жу Ц. Она в самом деле проводит платные сеансы альтернативной медицины у себя на дому, и у нее имеются все необходимые разрешения и дипломы. Естественно, никакого крокодила у нее в квартире нет, хотя, по ее словам, она держала до последнего времени очень крупную игуану - тварь безобидную и травоядную - но та объелась по недосмотру и сдохла. И, поверьте моей интуиции, эта милая, интеллигентная женщина никогда не стала бы обворовывать своих пациентов.
     Заходил я к школьному приятелю Пегина, где выяснил, что еще недавно он владел коллекционным пистолетом, который, по его мнению, похитил не кто иной, как сам Пегин. Это почти античное оружие не было боевым, так как в наше время достать для него патроны практически невозможно. А ружье, висящее на стене, я видел, но стреляет оно или нет, выяснять не стал.
     Встречался я с прежней женой Пегина и с бывшей его тещей. Вторая давно о нем ничего не слышала и ничего конкретного мне рассказать не смогла. А прежнюю жену Пегина я застал по ее месту работы - на киностудии, где она как раз занималась монтажом нового документального фильма и времени мне уделить не смогла. Поэтому я также не нашел кинолюбителя, в свое время преподавшего ей, по мнению Пегина, азы киноискусства.
     С большим трудом я разыскал человека, обозначенного в моем повествовании как "дуб-великан". Это солидный, хорошо одетый господин, в прошлом чемпион районного центра по боксу в тяжелом весе. Он с сожалением вспоминает о давнем случае в парке. Он, конечно, ударил - но машинально. А как поступить, если на тебя из темноты кидается незнакомец, да еще с оглушительным лаем? Этот же господин и привел после нокаута в чувство нашего Пегина и, когда тот отказался от "Скорой помощи" и от такси, проводил его на автобус № 0, еженощно курсирующий по всему городу.
     Тут возникает вопрос: а была ли собака? Бывший чемпион утверждает, что никаких зверей поблизости не наблюдалось, а в местной ветеринарной службе говорят, что отлов бродячих животных в парке происходит постоянно, и посему никаких неучтенных страшилищ там не может быть.
     Соседка Пегина категорически отрицает наличие в ближайших квартирах собак, поскольку уж она-то бы знала. Ведь у нее самой есть китайская собачонка - очень маленькая, но лает звонко, а из других квартир ни разу ничего не отозвалось что, в случае присутствия там собак было бы невероятно. Я осмотрел это животное - неприглядное существо. Хотя дело вкуса.
     Попытка разыскать человека, который дважды отслужил срочную службу в армии, не увенчалась успехом - данный субъект, наверно, возник из фантазий Пегина: ведь всем понятно, что ничего подобного в наш век произойти не может. Зато мне удалось познакомиться с упомянутой в повествовании Веркой Бляховой, но об этом - в другой раз.
     Почти все знакомые Пегина подтвердили, что в последнее время деньги у него имелись, но в нашем случае получение наследства представляется мне маловероятным. Не собираюсь никого дискредитировать, но, между нами, стащить и продать что-нибудь со стройплощадки, которую ты сам же и охраняешь - проще простого.
     Теперь - о блокноте Пегина. Лично я не нашел там каких-либо оригинальных идей. Несколько любопытных мыслей Пегина я показательно ввел в свой рассказ от его же имени или с указанием, что последующие заметки взяты из его блокнота. Последнюю же главу рассказа - являющуюся, возможно, чуть ли не завещанием моего героя и, кстати, несправедливым обвинением в мой адрес, я перенес из блокнота Пегина целиком. Принципиально! Мне скрывать нечего! Стихи же, приписанные приятелю Пегина - мои стихи. Это стандартный авторский прием.
     И - о меркантильном. Уже сегодня, несколько газетных приложений и один толстый литературный журнал готовы опубликовать это произведение. Но неужели кто-то думает, что мне за него что-нибудь заплатят? В толстом журнале считают, что, публикуя мои рассказы, они и без того делают мне огромное одолжение, а в приложении, если и захотят заплатить, то потребуют справку о разовом освобождении от подоходного налога. Но кто же меня, работающего на полную ставку, от этого налога освободит? А если бы даже освободили? Встать ни свет ни заря, поехать черт знает куда, отстоять огромную очередь, привезти справку в издательство и получить, в лучшем случае через полгода, такие крохи, что друзьям рассказать стыдно, сколько ты заработал своим литературным трудом. Поневоле начинаешь понимать Тима Пегина - просто хочется лаять, рычать и кусаться. Да я же, охраняя стройплощадку, в сто раз больше заработаю! И мой любимый пес может это вам подтвердить.
    
     ВОСПОМИНАНИЯ О ПЛЮШЕВОМ МЕДВЕЖОНКЕ
    
     В МУЗЕЕ
     В музее восковых фигур я потрепал по щеке натурально выполненную старушку, которая оказалась живой туристкой из очень развитого государства, так как принял ее за скульптурное изображение бывшей моей соседки по подъезду. Мне и в голову не пришло, что в далекой от нашего города европейской столице никто не стал бы лепить из воска мою соседку и, тем более, выставлять эту фигуру в музее. Я ее потрогал, потому что удивился: как живая. Я бы и другие фигуры потрогал, но они стояли за ограждением.
     Возможный скандал миновал не начавшись. Мне старались что-то внушить по-французски и, кажется, по-испански, то есть на языках, которые я никогда не учил, и по-английски - спасибо педагогам, сделавшим все возможное, чтобы я не знал и английского. Но мелькнула догадка в заграничных умах, и старушка сама заговорила на отвратительном русском… Тут уж я напрочь отключил слух, чтобы и по-русски ничего не понять. В конце концов, меня проводили к выходу, а могли позвать полицейского - ведь они решили, что я ее сексуально домогаюсь (суть претензий можно было и по-французски понять), а у них - в цивилизованных странах - с этим строго.
    
     КУДА ДЕЛСЯ ТАЛАНТ?
     Эту историю я вспоминаю в связи с другими воспоминаниями, которые, являясь, порождают вопрос: куда же делся талант? Пропал бесследно или перешел, например, в стопроцентную уверенность, что похожая на соседку старуха есть ее восковая фигура? Вот уж - со знаком минус. В настоящее время, если у меня возникает желание что-нибудь предпринять и, тем более, если при этом появляется надежда, что мне что-то обломится, - лучше спрятаться подальше от неотвратимых проблем.
    
     О МОТОРЧИКЕ
     По натуре я лениво деятелен, а когда пытаюсь чего-то достичь, то прилагаю чрезмерные усилия.
     - Если б за качание в гамаке деньги платили, ты качался бы днем и ночью, - говорит один знакомый.
     - А ты - нет?
     - Я бы моторчик поставил.
     В этом-то моторчике все дело. Оба одинаково не любят, например, трудиться ради хлеба насущного, но один не любит тяжело, а другой - играючи.
    
     КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
     В детстве как-то после занятий учительница дала мне вариант контрольной работы и, чтоб не списал, заперла в пустой учительской, а портфельчик отобрала - все потому, что на уроке я заглядывал в чужую тетрадь. Я же из учительской позвонил подружке, и она продиктовала мне решение по телефону. Тогда я был в себе уверен и даже хвалился: мол, меня хоть в тюрьму посади - и там спишу.
    
     ЖИВЫЕ ФИГУРЫ
     Вспоминая о пропавших способностях, о невосковой старушке из музея, о детской самоуверенности, я обратил внимание на живые фигуры, что стоят на улицах, где гуляют туристы. Крашенный под бронзу человек замер без движения - центурион. Туристы ему бросают мелочь, а он за это машет мечом и зверское выражение лица демонстрирует. А рядом застыл другой - в виде древнего спортсмена-олимпийца, тоже крашенный, но белилами, он в белой тунике и с копьем, но денег ему не дают. Вот и она сейчас монетку бросит, причем именно римлянину, хотя ей безразлично, кто будет оружьем трясти, и древний грек, как женщине, да и в историческом плане, ей больше нравится. Так-то выходит: одному дают, а другому нет. А еще получается, что часто дают совсем не тому, кому хотят, - общественное мнение напрягает.
    
     ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
     Она - жена законная, о которой я знаю все, и которая не знает обо мне ничего, несмотря на прожитые вместе полтора десятилетия.
     Знаю, что у нее случалось на стороне.
     "Он меня любит", - решила она как-то раз и позволила.
     Сперва он повел ее в ресторан. Много ели и пили.
     - Понравилось? - спросил он.
     - Очень.
     - А вот оргазм, милочка, так долго не длится.
     А во второй раз было в машине, что вообще не считается.
     Откуда я знаю? От нашей общей подруги. Почему я уверен, что жена не знает ничего обо мне? Потому что вот уже пятнадцать лет она готовит исключительно овощные рагу, а я люблю мясо. Почему, спросите, я не сообщу этого ей? Сообщал и сообщаю, вот уже 15 лет почти ежедневно.
    
     О ПИСАТЕЛЕ П.
     Мой нынешний друг г-н П. раньше давал деньги в долг. Иногда - то есть не всегда и не всем.
     Но дело в том, что в его кругу деньги практически не водятся, так как этот круг - писательский, а в наше время даже знаменитости последние бриллианты прожили, не говоря уж о молодых пятидесятилетних, кто бриллиантов никогда не имел.
     Вас накормят, угостят пивом, уложат спать. Вам помогут, но денег не дадут - ищи вне круга.
     Писатель П. не был удачливее или богаче своих приятелей, но он почти не употреблял спиртного, был неприхотлив в быту, жену и детей не баловал и, как абсолютное большинство жителей этой планеты, основной свой хлеб добывал вне искусства.
     Случалось даже, он отдавал слишком крупные суммы, чувствительные для семейного бюджета, попавшим в сложное положение друзьям, намекая, что возврата не потребует.
     Однажды кто-то попросил его одолжить денег на машину - вещь, в писательской жизни необходимую, так как без нее никуда не успеешь и ни с чем останешься.
     - Сколько тебе не хватает? - спросил П.
     - Три тысячи.
     - А сколько стоит машина?
     - Три тысячи.
     Он дал.
     Чаще ему возвращали, а бывало - не возвращали, но он так жил, так привык и не хотел меняться.
     Люди, получившие деньги в долг, этот факт не афишировали, так как понимали, что источник слаб - на всех не хватит. Но писатели - на то и писатели, что ради красного словца не пожалеют и т.д.
     Однажды в интернете на посещаемом вполне литературном сайте, где, как на большинстве подобных сайтов, спорят на любые темы, кроме литературных, в пылу дискуссии, было объявлено, что П. - еще и человек хороший, потому что иногда помогает друзьям материально. А это вам не пианино помочь затащить на четвертый этаж без лифта.
     И началось паломничество к П., как к святым местам. И опровержение лишь навредило, звучавшее не иначе: "Писатель П. больше денег в долг не дает". Развернулась полемика - так дает или не дает? Сразу же поставили под сомнение и то, что П. - человек хороший, и то, что он вообще человек.
     "Нелюдь!" - утверждали одни оппоненты.
     "Может, и не нелюдь, - сомневались другие, - но зверь подлинный".
     П. очень расстроился: оказалось, что прежняя репутация была ему дорога. Но делать нечего, и П. поменял место жительства и примкнул к литературным критикам. Он поселился по соседству со мной и теперь дает лишь советы.
    
     КАК П. СТАЛ ПИСАТЕЛЕМ
     Писателем П. стал в армии. Он не говорит, где служил, поскольку давал подписку. И хотя все сроки и причины хранения государственной тайны сошли на нет, он, в отличие от большинства бывших солдат срочников, всуе поминать армию не любит, но о том, как стал писателем, рассказывает иногда. Книги в небольшой, томов 30-40, взводной библиотеке, меняли раз в год. Старые книги забирали и отвозили на другую точку. Новые книги, доставленные с подобной же точки, разумеется, не были новыми. В них не хватало страниц, причем многих. Мало ли для чего солдату могли понадобиться страницы? - не стоит вдаваться в подробности. В некоторых книгах не было начала, в других - середины или конца. И только у П. хватало фантазии домыслить и развить сюжет. Если у кого-то из читающих товарищей по оружию, а такие встречались в безальтернативности замкнутого пространства, возникал вопрос - чем же закончилась, продолжилась или началась та или иная история? - спрашивали у П. Так, в армии, он освоил все возможные стили и жанры. И все же, чтобы стать оригинальным писателем, чего-то ему не хватило - может быть, уважения окружающих литераторов. Поэтому, перейдя в критики, он испытал облегчение. Кстати, и уважение вдруг появилось.
    
     НУ, НЕ ЗНАЮ Я АНГЛИЙСКОГО!
     Вернемся, все же к утерянным способностям, тем более что основные герои моего повествования обозначены, а остальные, если возникнут, могут испортить лишь настроение. Это никоим образом не касается старушки из музея, я с ней вряд ли когда-нибудь встречусь, но, возможно, касается моей соседки, на которую эта старушка похожа, хотя сама соседка уехала черт-те куда лет тридцать тому назад, подарив мне на память дорогую по тем временам плюшевую игрушку. А вот школьная подруга нашла меня по интернету и даже позвонила разок. Но телефонные разговоры дороги, а переписываться (по тому же интернету) сложновато, так как по-русски она писать почти разучилась, а английского я не знаю.
    
     СВИНЬЯ И АПЕЛЬСИНЫ
     Вопреки известной поговорке, свинья таки разбирается в апельсинах - она их то ли жрет, то ли не жрет, и все, наверняка, с пониманием. Я же, будучи ребенком в возрасте от 5 до 12 лет, знал, где и когда можно найти деньги и понятия не имел, что это особенный дар.
     Я и сейчас надеюсь, что многие из тех, кому приведется читать эти страницы, скажут: "Ну и что? Это нормально. И у нас в детском возрасте была такая способность. И мы не обращали на нее внимания, так как это совершенно нормально, а теперь о ней позабыли бы вовсе, если б не твоя писанина". Что-нибудь такое.
     Я ведь тоже не вспоминал об этом, пока не задумался: а могло ли из меня получиться нечто путное и, если да - почему же не получилось, и куда девались житейская хитрость и уверенность в себе?
     Не потому ли мой друг П. стал писателем и вполне уважаемым критиком, что, беря в руки компьютерную клавиатуру, заранее знает, на чьей он стороне. Он по эту сторону! Он за наших! А меня ведет кривая.
     Недавно - почему бы и нет - я написал рассказ и показал его П. Рассказ назывался: "Кто есть кто в нашем городе". Мысль навеяла местная радиопередача. Оказывается, некая группа людей издает в нашем городе справочник: "Кто есть кто?" Сами сеют, сами пашут, сами злаки собирают. Выступал основатель проекта.
     Вот какой рассказик я сочинил.
    
     КТО ЕСТЬ КТО В НАШЕМ ГОРОДЕ
     Было душно в маленькой разогретой осветительными приборами телестудии.
     "Лишнее кресло поставить некуда, - размышлял популярный телеведущий, - гостя лишнего некуда усадить".
     Так он и сказал на днях директору телецентра.
     - Лишнего нам не надо, - отвечал тогда директор.
     Популярный телеведущий вел программу в прямом эфире. Время поджимало.
     - У нас в гостях президент торговой фирмы "Шен и К°" господин Шен. Эта фирма - одна из крупнейших и уважаемых в городе. Есть звонки от телезрителей?
     - У меня вопрос к президенту фирмы. Во-первых, мне сегодня удалось вымыть только одну ногу, потому что кончилась горячая вода, а во-вторых…
     - Можете не продолжать. Что ответит президент Шен?
     - Аппараты фирмы "Шен и К°" всегда и полностью удовлетворяют потребительский спрос при условии адекватного использования мощности аппарата потребителем…
     - Спасибо за разъяснения, но эфирное время не беспредельно. Поэтому разрешите представить известного сексолога доктора Шена. Есть звонки от телезрителей?
     - У меня вопрос к доктору. Если женщина предпочитает ходить в голубом, это намек на то, что она любит женщин или на то, что она чрезмерно любит мужчин?
     - Вопрос понятен. Что ответит доктор Шен?
     - Предлагаю пойти от обратного. Представим себе мужчину, предпочитающего ходить в розовом. Является ли это намеком на то, что он любит мужчин или на то, что он чрезмерно любит женщин? Думаю, что каждый из вас может самостоятельно ответить на подобный вопрос.
     - Замечательно, доктор. Но поскольку время ограниченно, я хотел бы представить знаменитого в нашем городе поэта и начальника городской народной дружины полковника Шена. Есть звонки от телезрителей?
     - Здравствуйте, господин полковник, надеюсь, что мой вопрос не покажется вам слишком диссидентским, но очень уж хочется знать: доколе?
     - Хороший вопрос, именно его чаще всего задают телезрители. Послушаем, что ответит поэт и начальник народной дружины.
     - Отвечу стихами:
     что исходя из прецедентов,
     из диссидентов президентов
     не вышло ни в одной стране,
     а из полковников - вполне.
     - Очень убедительно. И, наконец, у нас в гостях наш уважаемый мэр, он же ректор городского университета и главный составитель справочника: "КТО ЕСТЬ КТО В НАШЕМ ГОРОДЕ". Есть авторы, с книгами которых стоит познакомиться, а есть книги, с авторами которых стоит познакомиться. Здравствуйте, профессор Шен. Расскажите, как вам удалось воплотить вашу главную мечту.
     - Сколько я себя помню, мне хотелось создать подобный справочник, но необходимо было выполнить большую подготовительную работу. Наконец, муниципалитет выделил деньги, а мы, университетские работники, провели подобающие исследования, и, как результат, перед вами долгожданный первый том.
     - Дорогой профессор, наверняка наших телезрителей заинтересует, почему справочник начинается с буквы "Ш", это ведь не первая буква алфавита?
     - Во-первых, в данной книге представлены все буквы алфавита в различных сочетаниях и комбинациях. Во-вторых, благие начинания не всегда имеют благие завершения: то денег не хватает, то здоровья, то у составителей пропадает интерес, и поэтому мы решили начать не с начала, а с конца…
     - Но и буква "Ш" не последняя буква алфавита. Неужели в нашем городе нет известных или просто достойных людей с фамилиями, начинающимися на буквы, расположенные после буквы "Ш"?
     - Вы попали в точку. Существует заключение авторитетной комиссии, что на сегодняшний день - ни одного.
     - Означает ли вышесказанное, что в следующем томе справочника будет статья обо мне, поскольку я популярный телеведущий, а моя фамилия начинается как раз с буквы, предшествующей в алфавитном порядке букве "Ш"?
     - Именно так все и произойдет, если не случится чего-нибудь непредвиденного и ничего не помешает нам продолжить успешно начатую работу.
     - Итак, дорогие телезрители, наша передача подошла к концу, напоминаю, что сегодня у нас в гостях был один из наиболее известных и уважаемых жителей нашего города - господин Шен. До новых встреч в прямом эфире.
    
     Было в меру прохладно, и дышалось легко, особенно, после душной, разогретой осветительными приборами, телестудии. Поздно было идти в большой и светлый магазин, чтобы купить не то, что дешево и не пачкается, а то, что хочется; поздно было идти в библиотеку... Можно было посетить ночной бар, казино, кинотеатр. Можно было поехать в такси или в собственном автомобиле. Но популярный телеведущий шел пешком в направлении к своему дому. Этот дом находился недалеко от телецентра, и телеведущий всегда возвращался пешком, совершая, таким образом, оздоровительно-спортивный моцион. И совсем уже близко - в темном узком переулке - его поджидали.
     - Кресло лишнее ему подавай, - ворчал директор телецентра г-н Шен, ковыряя в зубах зубочисткой, - гостя лишнего подавай, статью подавай о нем в следующем томе…
     Конец
    

     - А какова авторская позиция? - спросил П. - Для чего этот рассказ написан? Ты - по какую сторону морали?
     - Не знаю, - признался я. - Мне хотелось написать смешно и грустно. Хотя нет - знаю. Почему какие-то невнятные люди берут на себя ответственность за все общество? Кто их уполномочил? Как они решают, что Икс - достойная личность, а Игрек - не личность вообще? Разве это не людоедство? Но, с другой стороны, кто-то же должен взяться и сделать дело?
     П. единолично вынес вердикт, расписался и поставил три печати: круглую, треугольную и квадратную - больше у него не было. Вердикт гласил, что я не писатель. Ну и правильно - не присяжных же созывать. Тем более что на дружеское мнение литературного критика П. мне по-дружески наплевать. Надеюсь, он не обиделся.
    
     О ТАЛАНТЕ
     Вернемся все же к утерянной способности отыскивать деньги. Я находил их на улице - и довольно много по тем временам. Я всегда знал заранее, где и когда найду деньги, хотя не знал - сколько. Внутренний голос говорил мне: иди в таком-то направлении и смотри под ноги. Ежедневно я приносил домой желтые и серебристые кругляшки, а также частенько купюры достоинством в 1 рубль и в 3 рубля. Пятерки я находил очень редко, но однажды нашел десятирублевку. Купюр большего достоинства в нашем районе то ли никто не терял, то ли они там не водились. Я уверен, что за семь лет существования моего дара я нашел почти все утерянные местным населением денежки. В возрасте с пяти до семи лет я все приносил маме. Год, с семи до восьми приблизительно, я отдавал ей только бумажные деньги. Потом я научился тратить не только мелочь.
     Во втором классе я познакомился с Томой - ее перевели к нам из другой школы. Тома была задирой и тоже умела находить деньги, но не на улице, а в папиных карманах и в маминой сумочке. Иногда она приносила в класс много мелких игрушек, забиралась на парту и бросала игрушки в толпу одноклассников с криком: "Налетай-дерись!" Начиналась потасовка, на которую она взирала с безопасной высоты парты.
     К тому времени я уже сам себе покупал игрушки на найденные деньги и поэтому в дележе не участвовал, а наблюдал наглую Томину рожу со стороны. Я стащил ее с парты за край школьного фартука, и мы подрались. Потом подружились.
     Как-то раз Тома показала тайник, где хранились сворованные у мамы и папы деньги, - в водосточной трубе. Я с удивлением ничего не почувствовал. Я должен был почувствовать, что в трубе есть деньги. Ведь это естественно. Вчера я нашел металлический рубль под спящей в тени забора кошкой. Кошка так разомлела, что пришлось дважды пнуть ее ногой, чтоб она сдвинулась с места.
     На следующий день я пошел к Томиному тайнику, но денег там не оказалось. То есть - дружба дружбой и т.д. Я бы, конечно, их взял, если б нашел, так как не считал деньги чьей-то законной собственностью: валяются же где попало. Видимо, моя способность не распространялась на спрятанные деньги.
     Разумеется, найденные суммы были ничтожны для взрослого человека - на такое семью не прокормишь. Я и сейчас не в состоянии прокормить семью - так считает моя жена. Никогда она не говорит мне этого в лицо, но я-то знаю.
    
     СПОРТИВНЫЕ САМОЛЕТЫ
     Кстати, теперь Тома живет черт-те где и коллекционирует спортивные самолеты. Самолетами, наверно, она не разбрасывается и не кричит: налетай-дерись. Она недавно звонила, обещала навестить, хотела остановиться у меня. Я обрадовался, но, наверное, радость бурно не проявил - у нас тесновато для миллионерши - она и не приехала.
    
     ХОРОШО УСТРОИЛСЯ
     Мое неумение прокормить семью заключается в том, что мы ездим отдыхать раз в году, а надо бы два. Мы останавливаемся в обычных отелях, гуляем по улицам, посещаем музеи. В дорогие рестораны не заходим, дорогостоящие аттракции пропускаем. В нашем кругу вообще мало кто может позволить себе даже раз в году съездить за границу. Все мои знакомые считают, что я хорошо устроился. У жены другие знакомые. С кем-то из них она изменила мне дважды, хотя сама уверена, что только один раз. Где-то в глубине души, я могу с ней согласиться - у меня самого не очень-то получается в автомобиле.
    
     ИСТУКАН
     Кроме возможности отыскивать деньги, я с окончанием средней школы потерял способность выкручиваться из всяких неприятных ситуаций. То, что я в музее удачно притворился не знающим русского языка, - случайность, а не достижение. Это присутствующие навели меня на идею, которая в пятнадцать-шестнадцать лет возникла бы сама собой. Сегодня я стою, как истукан, перед начальником и не ведаю, как отреагировать на его вполне справедливое негодование. Я не знаю даже, как отреагировать на его несправедливое негодование - стою и молчу. Возможно, раз меня до сих пор не уволили, это наиболее правильное поведение. Но, с другой стороны, меня до сих пор не повысили.
    
     ТОМА
     - Тома! - нет приема. Не дозвониться в праздники.
     Вдруг проснулась совесть - чувство, похожее на тошноту. Ну почему не приютить подругу детства? Потеснимся. Может же человек не любить гостиницы?
    
     РАЗМЫШЛЕНИЯ
     - Очень скоро, - утверждает критик П., - когда любой индивидуальный компьютер будет строчить с голоса, появится настоящая проза. Хлынет на компьютерный экран подсознание, вскрытое всяческими добавками в организм, словно консервным ножом. С помощью наркотиков и алкоголя творят и сейчас, но еще чуть-чуть, и появятся писатели, не знающие даже букв. И не только писатели, а также художники, не вынимающие рук из карманов, и композиторы, путающие флейту с сельдереем. "Сочини мне песенку про лесенку так, шобы за душу брало, а то - тоска, и башка болит после вчерашнего потрясения мордой об ступеньку", - закажет компьютеру композитор. Даже кино будет производиться больным воображением в домашних условиях. И сейчас нечто подобное происходит, но пока еще нужно что-то уметь и прилагать усилия для получения приемлемого результата. Через пять-десять лет творить будут все, что логично, так как человек создан по образу Творца. Вот, казалось бы, настанет хорошее время для критиков, но кто эту критику будет читать?
     - Каждый, - отвечает писатель П., - с радостью прочтет критическую статью о себе. Только эту доброжелательную статью он закажет тому же компьютеру.
    
     ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ЖИТЬ ДВАЖДЫ
     Человек должен жить дважды. Первый раз - обучаясь всему, второй - со знанием дела. Сколько девчонок я упустил! Сколько сделал излишней работы! Сколько не сделал того, что хотел (мог бы научиться петь, отобрали же меня в первом классе для школьного хора)! Сколько раз я появлялся в ненужное время в ненужном месте! Скольких обидел! И вот - продолжаю в том же духе. Живу, осваивая материал, которым никогда не воспользуюсь. Какой резон в том, что мне абсолютно ясно, как я должен был повести себя двадцать лет тому назад?
    
     БЛАГОЙ ПОСТУПОК
     П. говорит, что его тексты не хуже других, и в большинстве случаев он прав, если брать, конечно, в мировом масштабе. Он трудится над каждой рифмой. В частности: березки - слезки, обноски - отростки, подростки - блестки, наброски - неброски, загвоздки - подмостки, отголоски - папироски, тезки - соски, доски - жестки - на воске и тому подобное. А Тома не хочет выслать мне фотографию.
     "Я не фотогенная", - написала она в ответ на мою просьбу.
     "Это как?" - спросил я.
     "Ну, не фотогигиеничная", - поправилась Тома.
     "Ты фотогениальная, - заверил я ее. - Пришли мне все же фотографию".
     "Я видоизменилась за двадцать лет, - сообщила она, - слишком выросла. Мой рост 180, а когда мы прощались, был 168. Я блондинка, а была шатенка. Я сейчас не в очках. Я расторгла брак со вторым мужем и уже холостая. Я охочусь из револьвера двумя руками, так как у первого мужа была коллекция оружия. У меня есть спортивные самолеты, они остались мне после второго мужа, но я не умею летать, так как боюсь приземлиться. У меня есть еще изменения, например, бюст".
     "Я писатель, - сообщил я, - очень знаменитый. Для того, чтобы ты вспомнила русский язык, я пришлю тебе свою поэму. Это грустная история о слиянии молодого эмигранта с окружающей его враждебной средой. Я подписываю свои произведения литературным псевдонимом П."
     Я послал Томе рукопись, которую взял у П., обосновав просьбу тем, что хочу почитать что-то достойное и современное. Это был роман о девушке, служившей секретаршей у пожилого бизнесмена и вышедшей за него замуж.
     Через некоторое время от Томы пришел восторженный отзыв:
     "Эта история про меня, - писала она на нормальном русском. - Только я не убивала своего первого мужа. Он и без того с радостью умер. Но я отнесла твою книгу в издательство, и они согласились издать ее в переводе на английский язык некоммерческим тиражом. Издание и перевод я оплатила, но необходимо твое письменное согласие - вышли факсом".
     Я согласился. Все равно П. никогда не узнает, что у него где-то вышла книжка на английском языке. Тем более что в школе он изучал немецкий.
     Я почти уверен, что совершил благой поступок.
    
     О БУДУЩЕМ
     Вечерами я смотрю телевизор. Или общаюсь с писателем П. (чаще по телефону, хотя мы и живем по соседству). Или переписываюсь с Томой по электронной почте - она почти освоила русский язык заново. Иногда я мечтаю о том, что Тома сядет в один из своих самолетов и прилетит в гости, но при условии, что остановится все же в отеле. Иногда я фантазирую, что где-то далеко, прожив в богатстве и счастье последние двадцать лет, умерла от глубокой старости моя бывшая соседка, предварительно завещав мне миллион долларов (может быть, это ее я встретил тогда - в музее восковых фигур?).
    
    

         
         

 

 


Объявления: