Наташа Ройтберг
 
ШКАТУЛКА С СЕКРЕТОМ
 
Крохотные снежные барсы,
живущие в моем портсигаре,
с наступлением ночи выходят украдкой,
осторожны, как ангелы, чутки, как дети,
незаметны, неслышны, – едва уловимы их тени 
в светло-палевом отблеске лунного света.
 
Они кормятся патокой прочь уплывающих сновидений – 
сладковатой тягучей бессмысленной легкой, как воздух,
и дают оседлать себя призракам – духам умерших,
новым душам, еще вознестись не успевшим.
 
Мчась по воздуху ввысь, 
рассыпаются сотней мохнатых искристых
мотыльков, нимфалид, махаонов, огнёвок, ночниц,
превращаясь в пыльцу, серебристую звездную пыль, 
ниспадая на землю пушистыми хлопьями пепла – 
облачками воздушными – дымкой – клочками тумана,
оседая, свиваясь в кольцо – колесо – карусель
темных, плавно кружащихся листьев – чаинок – махорочных крошек –
снежинок, обманувших часы, огибающих времени ход,
непреложно стремящихся лишь к маячку сигареты,
заблудившихся, не отыскавших приют-утро-пристань-постель,
безнадежно потерянных, сбитых со следа.
 
Уплотняясь в душистый шершавый рассыпчатый крупный табак, 
возвращаются барсы в шкатулку с секретом.
* * *
Солнце – смотри – растекается липовым медом,
липкой, пахучей, янтарной, ленивой смолой,
огненной влагой, живой золотистой водой,
мерно сочащейся вниз из глубин небосвода.
 
Сердце по капле глотает молчанье высот,
мучась от привкуса дерзкой и гибельной страсти.
Робость касаний влечет в тридевятое царство,
к первоистоку заветному сладостных сот.
 
Волосы пахнут тоской неразгаданных снов,
яд поцелуев струится в горячую кровь,
воздух звенит медно-сочным звучаньем валторны,
платье так узко, но пальцы смелы и проворны.
 
Синее счастье сорвалось с огромных небес
и расплескалось, накрыв нас прохладной волною –
изнемогай от блаженства, так схожего с болью,
вместе со смятой одеждой марая и честь.
 
Сотни вселенных взорвались, мир перекроив,
мокрым пятном на ладони оставив полследа
странной, пугливой, неверной, стыдливой любви,
видящей отсвет луны в чистом солнечном небе.
 
* * *
танцуй, танцуй
лунный нектар, солнечный сок 
на твоих губах
сердце в плену
медленный яд, радостный страх
тонкая сеть, прочная сеть
нужен лишь взгляд 
нужен один только взгляд, чтоб умереть
прыгни в огонь – станешь рекой, 
тихой рекой
синих небес, дальних небес коснешься рукой
сердце в плену
сердце, танцуй, танцуй!
 
* * *
Опыт долгих ночных разговоров соизмерим
С разделеньем себя на других – целиком, без остатка.
Близорукая полночь нас вытолкнет в зыбкое завтра,
Наспех переложив вариации чуда на будничный ритм.
 
Мир есть нуль, кособокая центрифуга,
Пустота бесконечности, скрученная восьмеркой,
Фиго-бублик, брошенный на задворки
Бытия. Нелепы людей потуги
 
Растолковать, очертить что-либо:
Извлекая корень вещей, событий,
Неизменно получишь явлений самость – 
 
Сверхсловесное, внечисловое что,
Как идея, вздернутая на флагшток,
Как земли и неба немая данность.
 
* * *
Этот город, встречая, душит тебя в объятьях
влажным запахом полутропических ярких растений, 
чьи названия так же пестры, как восточные платья,
и лукавы, как вязь арабесок настенных.
 
Убежав от пустынь, он вплотную приблизился к морю
и навис над водой чередою ступенчатых кровель, 
переливами лестниц, стремящихся вниз, в Старый Город,
где история с вечностью – квиты, если не ровня.
 
Здесь не старятся женщины. Кофе готовят боги.
На прозрачных балконах нежится, дремлет неспешное лето.
Научившись вычитывать улочек здешних неровные слоги,
только так и узнаешь и смерти, и жизни простые приметы.