Кружева
листвы кленовой
Люция Францевна Пферд
рассказ
Крепко зажмурившись, чтобы не слышать постылой кухонной брани, Леокадия Евгеньевна, съежившись, протиснулась по темному и захламленному коридору коммуналки и захлопнула дверь в комнату. Все равно было слышно, как на кухне лаются про постоянно
пригорающий чайник, про любителей корчить из себя и читать книжки, вообще много о чем.
Постояв у двери и отдышавшись, она разжмурилась. Сквозь желтые занавески на хорошо натертый медовый паркет ложились в полусумраке светлые полосы. Было тихо, стекла в чешской "стенке" вымыто поблескивали, за ними бархатно почивали в строгом порядке красиво расставленные нетронутые тома дефицитной "Всемирки", а на шторах и тюлевых гардинах весело метушились кружевные тени резных кленовых листьев.
Леокадия Евгеньевна включила электрический самовар, стоявший на темной шестигранной тумбочке резного дуба, и, порадовавшись, что Никандр Псоевич еще на работе, достала из нижней секции банку нежного как нектар айвового варенья. Никандр Псоевич не жадный, он просто строг к порядку, и не переносит, чтоб варенье ели прямо из банки, да еще столовой ложкой. Очень порядочный человек Никандр Псоевич, и на работе его ценят, бухгалтер он замечательный, а какой бухгалтер без любви к порядку и строгости? Как раз просчитаешься, или проведут лихие люди... Но с Никандром Псоевичем такого не случается.
Она представила себе его фигуру в полосатых пижамных штанах с подтяжками на толстеньком брюшке поверх синей майки и вздохнула. В кресле у телевизора: Никандр Псоевич никогда не пропускал вечерних новостей, и бывал недоволен, когда Леокадия Евгеньевна пропускала, тогда он за ужином монотонно басовито жужжал - подробно пересказывал ей все по порядку. Поэтому лучше было не пропускать, так выходило короче.
Самовар зашипел, запыхтел. Она налила себе чаю в пузатую, как Никандр Псоевич, чашку и положила каретное колесо лимона. Взяв чашку и банку варенья с ложкой, Леокадия Евгеньевна преодолела шторы, вышла на балкон и примостилась на шатком столике у окна. Собственно это был не балкон, а скорее отделенный шторами фонарь или эркер, что придавало комнате особенную прелесть и ценность. Сбоку в эркере стоял старый книжный шкаф, не гармонировавший с импортной "стенкой", а в нем хранились потрепанные и непрестижные книги, старые подшивки "Роман-газеты", старые кулинарные сборники и старые учебники дочери Антонины.
Леокадия Евгеньевна полюбовалась на пламеневшую осенним закатным пламенем листву ветвистого клена, отделявшего тихий оазис эркера от суеты замусоренного двора внизу, его искореженных песочниц и недоверчивых бесхозных собак и котов. Никандр Псоевич, несмотря на отчество, животных не любил - они вносили сумбур, пачкали шерстью обивку и требовали расходов на прокорм, поэтому своего кота они не держали. Она допила чай, тщательно облизала ложку, подумала... и поела еще варенья. Затем достала с нижней полки растрепанную книгу и погрузилась в чтение. Это была странная сказка про дриаду - древесную нимфу - из какого-то иного мира. Автор и название были давно утеряны, книга еще с "ятями" и твердыми знаками, и откуда взялась - было непонятно, а выяснять Леокадии Евгеньевне не хотелось. Сказка манила и позволяла уйти от дрязга кастрюль и неприятных сюрпризов в зеркале - и ладно...
Заслышав далекий, как из иного мира, визгливый и ржавый звонок во входную дверь, Леокадия Евгеньевна кое-как сунула книгу в шкаф, поспешно убрала варенье, и поспешила открыть. Пришла дочь Антонина, как всегда принеся с собой резкий запах косметики и кислый - парикмахерской, привычно-раздраженное выражение лица и водопад жалоб. Выслушав предлинный перечень недостатков мужа Антонины Викентия, недомоганий их сына, гнусностей, творимых у Викентия на работе, подлостей у ребенка в школе, наглостей в магазинах и сводку диких цен на рынке, Леокадия Евгеньевна предложила Антонине пообедать. И не попала: пришлось выслушать еще длинную филиппику о диетах, которые держат сослуживицы и подруги, о необходимости покупки тренажера для похудания, который есть уже решительно у всех, и о недотепстве Викентия, не способного на тренажер заработать...
Антонина, не вслушиваясь в сочувственный лепет матери, повертелась у зеркала, обдернула на перетянутой талии желто-черный, полосатый как оса свитер, стрельнула у Леокадии Евгеньевны десять рублей, пошарила в холодильнике и унеслась, располовинив (ребенку нужнее!) килограмм принесенных Никандром Псоевичем апельсин. Воцарилась тишина, только об окно стучала пчела, привлеченная апахом айвы. Она вышла на балкон, осторожно выгнала пчелу и снова вытащила книгу. Кухонные соседи, балансы, неудалый Викентий, тренажеры и всякое такое отдалились и измельчали, ласковое желто-зеленое сияние клена дрожало и подмигивало лучами закатного солнца.
Незаметно кленовый пожар погас, и желтоватые страницы посинели. Скоро придет Никандр Псоевич, обязательно зажжет верхний свет и включит громко телевизор, и на журнальном столике будет плотно и аккуратно ужинать, а потом просматривать прессу и рассказывать про непорядки в управлении. А вот и он. Леокадия Евгеньевна с сожалением захлопнула книгу...
...Течение равномерно-скандальной жизни вполне типичной коммунальной слободки было в этот вечер совершенно нарушено, да и после этого долгое время не смолкали разговоры, шепотки, всплески коммунальной фантазии, пересказы протоколов милиции и вспышки жаркого сочувствия положительному и солидному Никандру Псоевичу. Придя домой в этот вечер после утомительного сведения ответственного баланса, он впервые за много лет не нашел дома своей супруги. На балконе стояла безответственно забытая чашечка из сервиза, да валялся корешок какой-то старой книги без названия. Непонятно и возмутительно!
Протомившись в недоуменном негодовании весь вечер голодным, в десять часов он позвонил Антонине, но узнал только, что днем Леокадия Евгеньевна находилась дома в полном здравии и никуда идти, а тем более бежать, не помышляла. Да и странно было предположить такое, потому что все ее носильные вещи, кроме потертого домашнего платья, покоились аккуратными стопками на месте, в шифоньере, туфли также все стояли в прихожей, пальто висело себе, а на кресле валялась как оставленный кокон серая заштопанная шаль.
Несколько дней продолжалась неприятная вакханалия с визитом участкового, протоколами и заявлениями о розыске, конфузными бесполезными звонками приятельницам и бывшим сослуживицам Леокадии Евгеньевны, жутковатыми - в больницы и морг. Но и она закончилась ничем.
Постепенно жизнь вошла в колею, Антонина изредка забегала пожаловаться на жизнь, заботу о белых и синих в полосочку рубашках Никандра Псоевича - просто по дружбе - приняла на себя домовитая и моложавая Валькирия Прохоровна из отдела труда и зарплаты, телевизор исправно передавал новости, а клен совсем облетел, и в пришедшую затем морозную зиму засох. После долгой тяжбы с нерадивым Горзелентрестом его наконец спилили, и в комнате стало совсем светло.