Из летописей внештатного летописца
В.И. Белкинда
| На воронежском вокзале в зале касс, где сизый зной, Шесть евреев пробивались, чтобы выехать домой. За плечами по байдарке, дети за руку, но то Только присказка, а сказка - это будет кое-что. Мимо очереди кто-то рвётся в кассу. - ???? - Ветеран. ( И с таким мордоворотом шириной во весь экран!? ) - Покажите документы. - Эва, видно ж по всему! Впрочем, вот! - (Без сантиментов) Вы себе, или кому? - Не себе. Уймись, телёнок. Право есть, а ты постой. - Не себе - не по закону. - Ишь ты, где закон такой? А у старшего кассира спросим. И прошу на "Вы". И спросили, и ответил: "Лишь себе и всё, увы". Будни это. Была б скука. Хам на хама. Клизме клизм. Если б в деле не евреи, а вот это как-так-лизм. Ветеран, уперши взглядом, всю шестёрку оглядел. Про себя уж как подумал, ну а вслух уж как сумел. Не сказал: "Евреев штучки". Трое всё же мужики. А верней "еврей" как слово даже молвить не с руки. - Вашей нации укрючки штучки-дрючки, ну хоть плюнь. В дырку лезете любую, куда только вас ни сунь. А вот это оскорбленье целой нации. Пример Мы как жить сейчас покажем. Где тут милиционер? Ветеран такого чуда в жизни всей не ожидал, чтоб жиды, сыны Иуды сами рвались на скандал. Он к ближайшим за поддержкой, то есть к очереди всей. Мол, глядите на какие штучки пендрится еврей. Ожидал он, будет дружно выдан жидикам отпор. Но молчат, - кому он нужен, чтоб без очереди пёр. Так ли эдак ли подумал каждый всякий, кто как мог, только с ним никто не плюнул. Тут он в раж - где мать, где бог. Изо рта летят словечки не овечки - все оскал. В общем, милиционеру было дело - был скандал. Так что в пик кипенья страсти из троих еврейских жён Был таки до отделенья ряд посольский отряжён. Лейтенант пришел. Про блажь он думал, идучи сюда. Он, конечно же, на страже, когда прутся в поезда. Тут на хитрость, на любую люди с выдумкой пойдут. И уж точно не евреи на своё еврейство прут. Нет, не в правилах евреев, чтоб еврейство не скрывать. Разве в правилах евреев, что6ы "Я еврей!" орать? И с усмешкой: - Ну, пройдёмте. ( В прозорливость погружён: "Врет москвичка, что еврейка , - рыжий вихрь и глаз зелён".) - Ну, славяне, успокойтесь. Надо очередь стоять. Землю носом, как ни ройте - всю до касс не прокопать. Делать что, папаша, стойте. Всем закон - он есть закон - Ну, так рот ему закройте, чтоб на нас не лаял он. - Бросьте. Вы же не еврейка. (Вот на пушку всё берёт.) - Нет, еврейка! Да, еврейка! Я еврейка! Паспорт вот! По-вчерашнему кто судит - Тот сегодня дуралей. "Есть" - оно не то, что "будет". Есть Израиль - нов еврей. А, когда набил он морду силе, что в сто раз крупней, тут еврей ужасно гордый изо всех попёр щелей. Впрочем, те - кто знал, что будет, жили в гордости всегда. Миллионы ж просто люди - им видней, от них куда. И по ним слагает мерки мир, в желанья погружён. Пред желаньем - факты меркнут - нашей психики закон. "Жид", "Иуда жидкомордый", но в незримости своей, под личиной смирной, твердый жил да был себе еврей. Может быть, не каждый третий, И уж точно не второй, Но один на пять отмечен метой вечной: жид - герой. Про других молва иная. Про других ты не замай. Но про этого мы знаем: приближал победный май. И на сотнях обелисков втиснут в свой последний сон, не за мудрости изыски. А за то, как сгинул он. Хоть на многое был годен Нохум, Шимон, Гриша Гольдин, но с десятком языков встали сотнями полков. Генералы, лейтенанты, Рядовые и сержанты шли на подвиги в десантных и в тельняшках моряков. За баранкою на шинах, за рулем в бронемашинах, И пехотой - все едино, Как с мечом в глуби веков. Берегли вас мамы-дуры. Ну, а вы - на амбразуры. Тридцать семь- веков культуры на холодный блеск штыков. От России семь процентов дрались, с Гитлером тогда. От жидов российские - двадцать. Вот такая чей -харда. А что лают все- собаки - будто мерли мы без драки - это в чистом виде враки, злобы грязная вода. Оставались жены, дети, старики. Пора б заметить - ими ж просто володети, гнать туда или сюда. Всё равно вставали гетто, и хватали с того света. И ножом дитя балета в пах пыряла без стыда. И кривой, подслеповатый жид - старик убил солдата в бритву сточенной лопатой. Нет, не просто шли стада. Что-ж пора бы глянуть честно да на то, что всем известно. Но о чем молчат уместно, задвигая в глубь веков. Что ж вы раньше-то не знали Насмерть предки как стояли? И кого Самсоном звали? Вот вам жид не снов и слов. Чтила память иудея только мудрого еврея, - тех, кто мыслей поле сеял. Вот и образ наш таков. Но когда рукой бесстрастной жизнь роняла " Мри, несчастный!", раздавался громогласный клич. И шла стена полков. А иначе 6ы откуда Это чудо свыше сил? Как же хлипкая зануда - Жид , Израиль возвратил? Впрочем, там свои заботы и работы с головой. А в Воронеже-то, что там - в зале касс, где сизый зной? - Оскорбленье было? - Было. - Очевидцы? - Полный зал. В общем, так или иначе, в протокол попал скандал. Ветеран опешил. Прозы этой печень не снесла. У него во рту - угрозы, лишь милиция ушла. - Мужики? Чего стоите? Ишь ты, в нос себе сопят. Да я голыми руками их душил бы, как котят! Чё- глядите Вы? Евреи ставят нас же по местам! Друг, ну ты, чего ты млеешь? Ну не стыд ли и не срам? И вот тут такое вышло - Как собакой гавкнул кот. Не ворочается дышло, куда прет - наоборот!? Смотрит очередь прохладно, Если больше не сказать. Недогадливость досадна, Всем же муторно стоять. Нет, он в принципе, конечно, прав на двести, не на сто. Но нырнуть за ним беспечно? Кто куда, а Ив в кусто. Да, двуногие без перьев тем настырнее и злей, Чем истошней исстоялись. Так при чем же- тут е-Брей? Но кому-то захотелось. Так его родила мать. Так ему в печенки въелось, - то, что сделал, - оправдать. Мол, не так мы беспринципны. Мы на принципам стоим. От евреев ты отлипни - Сам не раз придешь ты к ним. Это что? Вдруг странным слогом, Тем, что в очереди нем, Кто-то речь повел от Б-га, Будто нет приличней тем? И сказал: - Народ он Божий. И на нас с тобой похожий. Подхватили: - Люди тоже? - Те же лица. - Тоже рожи. Было странно это все же... И застыла тишина. Вдруг старушка как засветит, будто так она должна: - Все мы в этом мире дети. Нам дорога не видна" Эта реплика из зала будто грохнулась во тьму. А она своё сказала в просвещение уму: -Вот запомните скорей же. Уши шире- баламут. Иисус, наш Бог еврей же. Мы же молимся ему!? Вот, что верно, то уж верно, хоть не всякому уму то известно, и на нервы очень действует тому. Хоть, конечно, просвещаться - счастья частью все зовут. Но так в том-то и несчастье - это ж труд и не уют. В общем, где найти таверну - знает точно целый свет. А что Иисус не первый , и последнего все нет , вряд ли так уж всем знакомо, хоть и тайны никакой. Сядь себе спокойно дома, ну и Библию открой. Например, от Моисея, Иль от Маркса - "Капитал". От Матфея, коль рассеян. От Эйнштейна, коль удал. Иль от Винера - два тома. Иль от Фрейда - под замком. Может это хромосома. Или кто ещё причём? И пока тебя не станет, до того как "вечный сон…" И еще грядёт и грянет твой пророк - Еврей же он. Если ж мал ты, как все люди, и в сегодня погружён, ничего те6е не будет. Снись те6е спокойный сон. Но, коль сможешь, постарайся, между делом и зевком, в людокрысу не вмещайся - будь чуть больше с котелком. В общем, маленькие люди жили, как и будут жить. И с мечтой, что рост прибудет тоже- будут их любить, хоть, мешаясь под ногами, будут плакать и стонать. Впрочем, это мы же сами. Наше к нам придет опять. Жизнь - она всегда жестока не для нас, а для пророков. Так что нам себя до срока и не стоит волновать. |