Самая короткая
ночь
Ирина Бузько
рассказ
...Все жалеют Иакова - как же, работал за Рахель
семь лет, а ему подсунули Лею! Слово-то какое -
подсунули! Никто не думает, каково было Лее в
бpачную ночь, когда Иаков уснул. Она, конечно,
уснуть не могла. Что будет утром, когда он увидит
ее? Какое у него будет лицо?
И у него действительно не хватило человечности хотя бы сделать вид, притвориться счастливым новобрачным. Прямо с ложа сорвался, оттолкнув несчастную, как вещь, не слушая ее сетований, и бросился мимо нее "разбираться" к Лавану, скандалить и требовать положенного вознаграждения. О Лее и не подумал. Он не держал на нее зла за обман, не обижал - просто не замечал... А она любила его.
Почему она не вышла замуж раньше - "У нас не делается так, чтобы младшую выдавать прежде старшей?" Может быть, она была с изъяном - горбатая, рябая? Нет - тогда Рассказчик обязательно упомянул бы об этом, чтобы заклеймить Лавана. Ведь Рассказчик всегда на стороне Иакова, даже в сомнительных историях - с первородством, с пятнистым скотом, с похищенными божками... Нет, сказано только "слаба глазами". Близорукая, вот и все. Как многие близорукие, наверное, сутулая; вероятно, худая и застенчивая. Всегда в тени всеобщей любимицы Рахели. (Хотя бесхарактерной она не была - с какой силой она потом, через много лет, врезала ему: "Войди ко мне сегодня, ибо я купила тебя за мандрагоры сына моего". Вот она, полынная горечь, накопившаяся за все эти годы!)
Она старшая сестра, весь дом на ней:"Лийка, посмотри за малышами, Лийка, ты что, не видишь - у Рухеле мокрые штанишки...", "Ну-ка расскажи сказку, чтобы дитя уснуло!" - и так весь день! Когда в шатер Лавана приходили почтенные гости и пухлую быстроглазую Рахель ставили на скамеечку "спеть дяде песенку про овечку", Лея за занавеской шевелила губами - не собьется ли. За всем этим ей было не до женихов, да и характер не бойкий. А потом расцвела Рахель...
И тут явился Иаков, прекрасный, как молодой бог. Чужеземец, не какой-нибудь свой деревенский, с которым вместе рвали шелковицу! И, конечно, посватался к Рахели - к кому же еще? Лее и в голову не приходило завидовать. Рахель - это все знают, красавица, умница, а какая бойкая! (Чего же ей не быть бойкой - любимица богатого Лавана! Стоило задеть ее кому-нибудь из детей - защитников хватало, и первая, конечно, Лея!)
Вот он и посватался, состоялся известный всем уговор, и Иаков приступил, так сказать, к исполнению - пасти скот Лавана. Идиллическое занятие! Конечно, у Рахели постоянно возникали причины ходить именно мимо того пастбища. "Там на полянке самые прелестные цветы", "Там есть ключ с самой свежей водой" - и так далее, и тому подобное.
Но не может ведь дочь почтенного Лавана бегать по лугам одна, как простолюдинка. Служанки ненадежны и глупы, да и заняты по хозяйству: Лаван строго следил, чтоб никто не ленился, пока он сам мотается от колодца к колодцу, от стада к стаду. Кроме, конечно, любимицы Рахели: уж ее-то не заставляли жариться на солнце, таская колючие сорняки или портить глаза над шитьем! "Пусть дитя погуляет, проветрится, что-то она бледненькая сегодня"... (Бледненькая! Щеки как яблоки, глаза так и стреляют по сторонам!) Ну не почтенной же матушке бегать с ней по лугам? Конечно, Лея пойдет, присмотрит за ребенком, она уже взрослая, серьезная, с ней и безопасно и прилично. И Рахель с удовольствием шла с Леей - вот когда и застенчивость не помеха, и близорукость очень кстати...
И конечно, они совершенно случайно натыкались на Иакова. "Прекрасная погода, не правда ли?" -(жара адская, слепни так и жужжат).- "А мы с сестрой идем за травами для матушки, сестра говорит, что тут прострел растет неподалеку..." -" А что такое с почтенной госпожой?" - вежливо осведомлялся претендент.- "Что-то у нее поясницу ломит... Смотрите, какая бабочка полетела, ах, ах!" и так далее, обычная чепуха, которую несли влюбленные три тысячи лет назад, и еще будут и будут нести...
И Лея поневоле участвовала в этих беседах, и, конечно, не могла не влюбиться. Но в этом она, должно быть, не признавалась даже самой себе...
Незаметно прошло семь лет, настал, наконец, день свадьбы. Объявлено о церемонии, сколачивают навесы во дворе, бегают с посудой, перебирают холсты... Обычное дело, приятные хлопоты, а сколько расходов! Неизвестно, задумал ли Лаван эту хитрую комбинацию с дочерьми с самого начала, или потом, когда увидел, что Иаков и парень не промах, и работник усердный, в общем - в зятья годится. Любил ли Лаван свою старшенькую, которую никто не замечал? Может быть, он понял, что прогулки не прошли для нее даром и хотел устроить ее счастье? Или просто решил сэкономить на второй свадьбе? Во всяком случае, он ни с кем не посоветовался, никого в свой замысел не посвятил, иначе Лея рассказала бы все Рахели, Рахель - Иакову, и ничего не вышло бы...
А в конце пиршества, когда все захмелели и расслабились, Рахель увели в дальний шатер - вот она, верно, брыкалась! - и Лаван втолкнул в шатер для новобрачных завернутую в белые покрывала ничего не подозревавшую Лею. И она, ошеломленная, обомлела, онемела - и пошла...
И вот он спит, утомленный,
счастливый, обманутый. А она лежит и
прислушивается к его дыханию. В щели шатра уже
проникает страшный белый рассвет, а слезы
сбегают по вискам и капают на постель,
приготовленную не для нее...
Но в эту ночь Он простер над ней руку
Свою, и она зачала.