Александр Бирштейн
ЩЕГОЛ И ГЕНЕРАЛИССИМУС
рассказ
В двух разных, ну, совершено разных местах огромного лагеря, именуемого социалистическим, читали стихи.
- Власть отвратительна, как руки брадобрея, - нараспев, закинув голову читал Поэт, сам именовавший себя Щеглом.
- Власть отвратительна... - возмущенно цедил сквозь зубы главный начальник этого ГУЛАГа, которому вскоре будет присвоено звание - Генералиссимус.
- ... как руки брадобрея, - продолжил он и непроизвольно глянул на свои короткие жирные пальцы.
Уловив взгляд начальника, прислужник подсунул ему другой листок со стихами.
И надо же такому случиться, что взгляд Генералиссимуса упал на строчки:
- ... его толстые пальцы, как черви жирны...
Взгляд продолжал двигаться по тексту, но слова стихотворения уже не доходили.
- Как черви жирны...
- Как черви жирны... - повторял и повторял он про себя, непроизвольно вытирая руки о штаны.
- Как черви... Как черви... - Его, Генералиссимуса пальцы!
- Как черви...
А пальцы жили своей собственной жизнью, шевелясь и елозя по габардину галифе.
- Расстрелять мерзавца? - понимающе спросил Главный помощник. Он чувствовал себя всесильным, ну, почти таким, как Генералиссимус, не зная, что к обозначению его должности навеки прикреплена приставка - ВРИО.
- Нет! - ответил Генералиссимус, а потом добавил: - Пока...
Щегла, конечно, арестовали.
Но встал вопрос: - А что с ним делать?
Генералиссимус считался величайшим литературоведом и покровителем литературы. Это, конечно, приятно, но накладывало (временно) некоторые ограничения. Думал Генералиссимус, думал, а потом позвонил Живаго. Такой великий поэт тогда в стране был. Так, во всяком случае, докладывали. Что тут такого? Надо же с народом посоветоваться. А то прихлопнешь Щегла, а он гением каким-то окажется.
Однажды Генералиссимус позвонил Живаго и спросил - настоящий ли Щегол поэт.
- Конечно, настоящий, - искренне ответил Живаго, чем очень огорчил Генералиссимуса.
Если бы Щегол оказался поэтом ненастоящим, то и стихи его обидные о великом вожде тоже считались бы ненастоящими. На них, в таком случае, можно бы и внимания не обращать.
Но, как уже выяснилось, Щегол был все-таки настоящим поэтом, что в корне меняло дело. То, что он написал о Генералиссимусе, становилось вдвойне обидным, даже нестерпимым. Опять-таки, за Щеглом водились и другие грехи. Кстати, как донесли, он недавно дал по морде красному графу. Откровенно говоря, этот самый граф был выжигой и хапугой, но, опять-таки по сообщениям агентов, причем даже заграничных, обладал несомненным литературным даром и, что важней, именем. Так что, по морде его бить не полагалось, во всяком случае, какому-то Щеглу.
К сожалению для вождя, в те годы совсем радикальные меры принимались, в основном, по отношению к вождикам. Еще не время было распространять этот прогрессивный метод решения идеологических противоречий на простых смертных. Годика три нужно потерпеть. Опять-таки, за Щегла хлопотали даже некоторые вождики, которые, безусловно временно, но таковыми еще являлись. Но пока служили, так что... Пообещал Генералиссимус оставить Щегла живым. Сгоряча, конечно, но слово не воробей... Тем более - слово Генералиссимуса.
Но в клетку посадить Щегла, то бишь арестовать - святое дело!
Арестовали, допрашивать стали. Как без этого? Одно допрашивающих огорчало: что делать дальше не знали. Какое преступление пришить. А ассортимент богатый имелся! Во-первых, можно шпионаж вменить. Очень хорошая статья и улучшению знаний географии способствует. Кто из офицеров НКВД знал бы, не будь этой статьи, что есть такие страны, как Индия, Япония, Швеция, не говоря уж об вовсе экзотических типа Коста-Рики или там Конго. Осталось только узнать, где эти самые Япониии-Конго расположены и можно в Университеты подаваться. Преподавателями! Или еще классная статья - вредительство! Под нее даже за убитого комара попасть можно. Комара убил - птичка голодной осталась - проголодавшись, клюнуло фрукт какой на дереве - тот оземь упал, испортился - урожай уменьшился. И это в стране, где постоянный голод! И другие статьи имелись, но, повторяю, указаний не поступало, вот чекисты с этим Щеглом и маялись.
Стихи-то к делу не подошьешь! Себе дороже! Раз к делу подшил, значит - читал. Что читал? Антисоветскую литературу, ибо там плохие слова о Генералиссимусе сказаны. А за чтение антисоветской литературы такое наказание полагается, что мало не покажется. К тому же, раз в служебное время читал, так еще добавят и злоупотребление служебным положением. Правда, это, по сравнению с первым, уже мелочи.
Короче, посадили Щегла в вагон, разрешили взять жену и трех конвоиров и отправили в ссылку.
А Щеглу и в голову не пришло, что его всего лишь ссылают, думал, что на Колыму едет и очень огорчился. Прямо не в себе стал. Вот, что значит не верить в гуманность карательных органов и самого Генералиссимуса! Хлебнули с ним горя надзирающие-досматривающие.
Бился, бился Щегол в клетке, да в окно выбросился. Но так неудачно для надзирателей! Мало того, что жив остался, так еще выздоровел. Снова стихи писать стал.
- Прыжок. И я в уме...
Это-то мы знаем... Но не знаем еще, вернее - не знали, что полет Щегла продолжился...
С ног филеры сбились. Досматривают, изымают... А ведь надо еще отчеты писать, рапорты, доносы. И все это вверх идет аж до самого Генералиссимуса. А тот ошибок не прощает. Он вообще ничего не прощает.
Строгий!
Справедливый!
Генералиссимус!
(Все же, отметим, что Генералиссимусом он много позже стал, когда войну с Хитлером чуть не проиграл).
Честно говоря, не понимал Генералиссимус понятия такого - великий поэт! Не понимал и все тут!
Великим являлся только он - Генералиссимус. Но даже он не мог запретить всем говорить слово "великий" по отношению еще к кому-то.
Нет, Генералиссимус не возражал, когда великими называли Пушкина или, конечно, Руставели. Тем более, что они давно умерли. Если мертвый, то можно, чтоб и великим побыл.
- А что? А идея хоть куда! Раз Щегол великий, то и помереть ему самое время!
Хотя...
- За что Щегла убили? - спросят потомки.
- За то, что против Генералиссимуса стихи написал!
Нет, так не пойдет. Начнем сначала.
- За что Щегла убили?
- Злоумышленником подлым был! И не убили вовсе, а сам помер от ишемической, допустим, болезни.
- Но он никогда...
- Болезнь дело наживное. Особенно сердечная. Опять же совесть мучает когда...
- А за что Щегла совесть мучила?
- За злоумыслие! - вернулись к исходному.
- А в чем оно заключалось?
- В негативной оценке великого Генералиссимуса!
- Нет! Так не годится! - Досадливо сплюнул на ковровую дорожку Генералиссимус.
Из-за ножки стола выполз специальный агент и, подтерев плевок, тут же исчез.
- Сплошное расстройство из-за этого Щегла, думай теперь, что с этим Шутом делать!
Тут Генералиссимус обрадовался:
- Да, никакой он не Щегол, а Шут!
В этом Генералиссимус был прав. Ибо в стране, где правит всем тиран, не может не быть Шута. Ибо только Шут способен в такие времена громко говорить правду.
Поэту не нужны секреты. Любой секрет считая злом, летает он щеглом по свету и унижает ремеслом. Шатается, как бы без цели, его помарки все хранят. Когда вдруг обретает цепи, то те бубенчиком звенят. Он - шут! И он строкою шутит. Приманка, лакомка, изгой… В усталости от барской шубы поэт не смыслит ничего. Он несвободен и… свободен, и все, что хочет, говорит. Приходит, мечется, уходит, смеется, а душа навзрыд. Другим жилье - ему берлога, другим покой - ему беда. Он от природы и от Бога. Отныне, присно, навсегда.
А что же Щегол, нагло переименованный в Шуты? Щегол и знать не знал Генералиссимуса, хотя очень его не любил и опасался. Он вообще был опасливым человеком. Но... Когда писал стихи, то вся опасливость куда-то проходила. И... получалось то, что получалось.
Еще у опасливого Щегла была странная манера - опасливо и по секрету читать свои стихи первому же, кто об этом попросит. Просили, в основном, те, кто по долгу службы обязан был это делать.
Когда Щегла пришли арестовывать, то при обыске нашли листок со злополучными стихами о Генералиссимусе.
- Чьи стихи? - грозно спросил обыскивающий.
- Мои! - гордо ответил Щегол.
А Генералиссимус все ходил и ходил по кабинету. Раздражение не проходило.
- Шут! Шут! - словно плевки вылетало из под усов.
- Шутовская морда!
Но покой, столь необходимый для написания капитального труда в виде "Краткого курса...", не приходил. Наоборот, ему казалось, что нахальный Щегол каким-то непостижимым образом влетел в кабинет и высвистывает над головой:
- Что ни казнь у него - то малина...
И Генералиссимус непроизвольно ежился и прикрывал голову.
Но работа не ждала. Важная работа. Нужная. И Генералиссимус продолжил диктовать:
- … не только учить массы, но и учиться у них…
- Наглей комсомольской ячейки
И вузовской песни наглей,
Присевших на школьной скамейке
Учить щебетать палачей. - ответил Генералиссимусу голос Щегла.
Тот, было, отмахнулся. Потом вздрогнул. Но Генералиссимусы ни перед чем не останавливаются в своей работе.
- … разгромили войска Врангеля и освободили Крым от белогвардейцев и интервентов. Крым стал советским. - гордо проговорил Генералиссимус.
- Холодная весна. Голодный старый Крым,
Как был при Врангеле - такой же виноватый, - не согласился Щегол.
Генералиссимус опасливо покосился на секретаря, но тот невозмутимо сидел, сжимая перо, словно маузер и преданно слушал вождя.
- Пошел вон! - на всякий случай скомандовал Генералиссимус.
Секретарь трусливо удалился.
- Это был конец иностранной военной интервенции и гражданской войны, - радуется Генералиссимус четкости своей формулировки.
- Поучимся же серьезности и чести
На западе у чуждого семейства, - совсем некстати посоветовал Щегол.
- Советское государство вынуждено было брать у крестьянина по продразверстке все излишки… - врал дальше Генералиссимус.
- Природа своего не узнает лица,
И тени страшные Украины, Кубани… - перебивает его Щегол.
Генералиссимус вспомнил голод на Украине, Поволжье и радостно ухмыльнулся. Он всегда верил, что голод, который способен убить миллионы потенциальных повстанцев намного эффективнее, чем даже НКВД.
Но дело не ждало и он снова перешел к творчеству.
- … нашей партии удалось создать в себе внутреннее единство и небывалую сплоченность…
- А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей, - не верит ни единому слову Щегол.
- Вот сволочь пернатая! - рассвирепел Генералиссимус. - Ну, ничего, есть еще возможности, есть!
И продолжил:
- Советская власть твердой рукой карает этих выродков… - написал Генералиссимус и вместо точки поставил жирную кляксу.
- Где вы трое славных ребят из железных ворот ГПУ? - и тут нашел, что вставить, Щегол.
Железные ворота ГПУ вскоре закроются за Щеглом. Уже не летающим. Связанным. Но он уйдет и из этой клетки. Улетит. К нам…