Сидим мы в беседке, чай с вареньем, рахат-лукум по-одесски кушаем. Луна–красавица сквозь виноград романтические мысли навевает. Леди прекрасная. Такая благодать.
    
     - И чего, спрашивается, ты отсюда уехал, Володя свет Зеев?
    
     - А не уехал бы. Работа в столичном НИИ, квартира генеральская. Друзья – пофилософствовать, картинные галереи да выставки полюбоваться, леса, чтоб побродить, речки, чтоб поплавать. Опять же Одесса почти мама. Тетя родная и братья и сестры двоюродные. А про море с русалками я уже как смог рассказал. Райская жизнь. Счастливый я человек.
     И плыву , значит, я такой счастливый в 1987 году вниз по речке Истре на лодочке с женой и дочкой и читаю на бетоне моста готическим шрифтом “Juden heraus” . Старались ребята. Точная копия. Я такое в Германии 45-ого года на таком же сером бетоне видел.
     Женя Сатановский – он сейчас в Москве большой бизнесмен и глава института Израиля и Ближнего Востока, а тогда разгуливал в форме десантника – на такое сказал:
     - “В леса уйдём с автоматами”.
     А я сказал : “Ба Шана Абаа б Йрушалаим”. В смысле - в будущем году в Иерусалиме.

- Ой ли так просто и быстро? – воскликнула леди, изящным движением пододвигая мне абрикосовое варенье.

     - Ну, если нырнуть в глубины истории, то ещё в начале шестидесятых друг мой историк Яков Дразнинас, да будет благословенна его память, говоривший с ивритским акцентом, начал меня учить основам иврита. Но он же мне цитировал из писем родни, что племянник его там слесарем работает, а не учёные статьи пишет. А мне, признаюсь честно, очень хотелось таки учёные статьи писать.
     В конце шестидневной войны я около Москвы в ящике сидел, модели математические сочинял для стрелялок и гляделок. Прибегает сияющий приятель: “Слушай, нашу супер станцию слежения израильские парни в Египте срезали и в Израиль увезли вместе с Мишкой и Колькой. Я их спрашиваю – ну и как там? А, говорят, глянули умники и говорят по-русски – “каменный век”. Кстати и десантники по-русски с рязанским выговором шпарили.
     Надо ехать, Вова”.
     А я опять не дёрнулся. Наоборот, взялся перестраивать структуру управления в своей стране. Я же по первому диплому учитель, вот и сотворили мы с друзьями для производства будущей правящей элиты “школу учёных–организаторов”...
     При этих словах моих даже фонари одесские скептические рожи состроили и подмигнули нам сквозь сиреневую листву. Анекдотов ждут.
     Леди тоже многозначительно улыбается. Ага , вот он мол виновник “перестройки”.
     Да, это я что-то увлёкся. Вернёмся в 1987 год.
     Спрашиваю я друзей своих - русских националистов, в разные осведомлённые круги вхожих, которые мне подбросили прочесть к примеру “Трепет забот иудейских” Александра Воронеля. Спрашиваю я их - что, и вправду “Хераус”?
     А они мне: “Ты же сам подмётные листы распространяешь, в коих кривая гибели экономики советской. А уж когда народ оголодает - погромов не избежать. И потом, Володя, нехорошо это, если евреи русскими правят. А при честной конкуренции так же оно и станет. И вообще, не можем мы одну телегу тянуть. Темперамент у вас евреев тяжек для спокойной души русского человека”.
    
     Погрустнел я от этих слов. Но друзьям поверил. Нашел себе сводного брата с непроизносимой бедуинской фамилией, сказку про него в кадрах рассказал и вперёд.

     И никаких анекдотов? - любезно поинтересовалась леди.
    
Ну как это, не бывает такого. Приволакиваю я на таможню десяток огромных ящиков нажитого добра. В том числе десяток кг рукописных листов и десяток размалёванных мной картонов. Всё вместе макулатура, но моё – жалко бросить. А таможенники тогда ещё серьезность хранили. Стоят в четыре руки листают. Я краснею. Вдруг графоманом обзовут.
     - Господин Гольдин, это мы пропустить не можем. Почерк неразборчив. А за это (на картоны показывают) пошлину платите.
     - Это за мою любительскую мазню пошлину?! (В том же ящике профессиональные картины лежат - накупил на лишние деньги. Сравнения нет насколько они лучше моих. И ничего - без пошлины).
     - Про Филонова и Малевича тоже думали - мазня, а теперь за крутые деньги продают.
     Раздувшись от гордости от таких сравнений, раздарил я свою мазню друзьям и родне.
     И все глубокомысленно поахали. Да, мол, оригинально.
     Клянусь - банальность. Избушка в лесу. Девушка, выходящая из озера в лунную ночь, Дама в беседке, смотрящая в сад. Остальное даже вспомнить не могу...
     А листы моей юности так и остались на полу в пустой квартире. Никто их не взял.
     Тоизмеренец, Посох странника. Звездные дневники Йошки Тишмана. Поэма о Марсианах. КВН из наших стен. Папины сказки. И что мы имеем с Гусмана?
    
     - Что-то грустно как-то. Ну, а как в Израиловке после столичного блеска? - снова спросила леди, глядя на ускользающую в тень луну.

     - Израиль я недооценил. Сказались старые письма из слаборазвитой страны пятидесятых. На слесаря я не тянул, но учителем физики рассчитывал устроиться.
     Позвали сразу в две компании по прямому назначению – системы управления проектировать. И жена пришла скромно проситься чертёжницей, – взяли инженером по диплому МАИ – ракетную начинку проектировать. Отхватили мы себе тогда ещё по дешёвке квартиру в Иерусалиме. Дочь потеряла два года. В отличии от нас, уже говоривших на иврите, она в Москве за учебники не садилась. Из десятого взяли в десятый же, а их тут двенадцать классов. Потом ВВС Цахала, потом религиозный институт (химия, физика, биология). Муж - ленинградский ешиботник математик и системный аналитик. Полный мой коллега то есть.
     Пятого внука ждём.
     У меня такое впечатление, что Всевышний благосклонен к нам , может быть за заслуги предков.
     Хотя, можно сказать , что полы-то я тоже мыл, как Малкин, когда одна за другой лопнули фирмы, давшие мне работу, и зрение упало до полной компьютерной инвалидности.
     И стирал, и пирожки пёк, и чолнты варил на 700 ешиботников, и бегал с рюкзаком листовок килограмм так на шестнадцать на старте раздачи по почтовым ящикам. И даже наперегонки с арабами археологическую землю долбил в старом городе. Кстати большинство из них -тоже антилегенция прирабатывающая. Врач, журналист, студент, чиновник муниципалитета. И гордился я, что, миновав свой полтинник, всё еще такой здоровый и мощный. Давил на арабскую психику мускулатурой. А заодно выяснял, чего стоят завиральные идеи наших левых. А ничего не стоят. Арабы же мне прямым текстом это самое и сказали. “Убьём, когда сможем”.
    
     Потом меня надолго нашли частные ученики, еврейский центр и религиозная школа с уроками физики.

     Ну, экстра, значит, ординарное было ж в жизни?

     А как же. Проект “Москва после атомного удара” году так в 82-ом. Жуткая фантасмагория.
     Но ещё большая фантасмагория – это то, что я женился. Мне долгие годы часто снился один и тот же сон. Схожу я с кафедры под аплодисменты. Кидаются меня поздравлять. Научные дамы с вопросами: “Сэр, где же Ваша жена, дети? В такой-то торжественный момент, почему их нет здесь?”
     Задумываюсь я с ужасом, действительно, почему? Почему я такой красивый, умный и чадолюбивый, не нашёл время жениться?
     С тем и просыпаюсь. С трепетом обнимаю жену – вдруг фантом желания. Да нет - живая и даже дочь мне родила. Всё как в сказке: “жили были старик со старухой тридцать лет и три года”.
     Правда, на нобелевскую лекцию пока не пригласили. А знаете на чём я был помешан всю жизнь, чем занимался в свободной и не свободное от работы время?
     Эффективность личного и коллективного мозга.
     Молодая жена стучала меня по черепной коробке костяшками прелестных пальчиков и приговаривала: “Хотела бы я знать что там творится-варится”. Болел я тяжёлой формой детской болезни вундеркинда. Мания грандиозных идей. Женщины - как муравьи, где-то там внизу. Русалки, и те – явления странной природы. Сексуальные страсти – бред и помеха на главном пути. Любовные стихи исключительно машинисткам, чтобы терпеливо каракули мои в читабельную форму переводили.
     Результат отрицательный.
    
     Юваль Нейман вон написал - мы понимаем как работает мозг. Биохимия души, мол, на ладони науки. Ну да - как же. Хард который раз переосмысливаем. От десяти в десятой байт вместимости (число нейронов) до десяти в пятнадцатой (квантовые состояния). А про софт вообще одни фантазии (в том числе и мои). Тут ничего и близко нет, иначе был бы уже интеллект в компьютерах...
     А они - компьютеры - как были идиотами так идиотами и остались.
     Правила коллективного мышления как были областью вольных упражнений любителей, так оно и осталось.
     Ценные идеи как попадали в голову мистическим путём от Всевышнего, так и попадают, или не попадают. Он решает. Лучше б я Талмуд наизусть учил и десяток детей родил.
    
     - А в Израиле ?
     Ешива “Огонь Торы”, где большая часть лекций на английском языке, на котором я до того не говорил. Читал только и переводами спец литературы, подрабатывал в московские времена. Год я там проучился. Фантастическое время.
    
     А литература?
    
     Навязчивое состояние. Идея внедрить в чужие головы частицы собственной личности. Сказки и Белкинд в головы внуков (раньше дочери и племянников). Остальное - в головы уважаемых жителей славного острова. Сейчас я особенно опасен. Работы нет, а пособие по безработице пока есть.
     Одно спасает от агрессии словесного гипноза. Талмуд опять учу.
    
     - А критика?
    
     - Это от отца капля альтруизма. Кто о себе не хочет , хоть что-нибудь прочесть. А зачем маска – Критик?
     Ну, это даже Шимановский быстро догадался – кто Критик. Это на публику сугубо внешнюю. Вот, мол, и такая порода на нашем острове водится. А началось это у меня давно, но не по литературному поводу. Зам по науке НИИ ничаво, где я работал, такую роль мне подсунул. И формулировку изобрёл не отвертишься: “А теперь послушаем, что нам старый мудрый еврей ребе Гольдин скажет”.
    
     Небо над нами закоченело, закрылось с головой одеялом туч. Фонари холодно отвернулись. Только чай греет ладони. И Леди исполненная почти материнского терпения вопросительно смотрит. Поди удиви женщину.
     Ага, вспомнил, был и в Израиле экзотический проект. Программа для чтения японцами японской энциклопедии. Сам-то я её не делал, не моё амплуа, но японский учил. Можете себе представить, как оно - слушать японских евреек с акцентом японским толкующих на иврите о японских нираганне и катаракане.
     Коко ва доко десука? (Где мы?)
     Коко ва Ерусарему десу. (Мы в Иерусалиме.)
    
     Так с тех пор и живу в Иерусалиме. Как там, у Эренбурга : “Ах не понять им, детям юга, где розы блещут в декабре”. Они круглый год блещут и в Хайфе, и в Иерусалиме, и в Граде Хлеба и в Граде Солнца и на разделительной полосе бульвара “рава Садовского”, что в Оазисе праотца Яакова видимого из моего окна. Блещут, и не понять - никто не может понять, почему их до сих пор солдатские сапоги не затоптали и пули не скосили. Очень странно видеть на одном кусте и увядшую старость высыхающих лепестков, и спелые ягоды зрелой цивилизации и скромную юность бутонов.
     Еврейский народ, да и только.