Дина Сафьян

Монна Лиза (Джоконда)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Не помню точно, в каком году Джоконда приезжала к нам в гости, помню только, что это было связано с 450-летием смерти Леонардо (1969 год).

Но вот чего я никогда не забуду, так это моей личной встречи с ней.

Конечно, репродукций я насмотрелась предостаточно, сама имела несколько очень неплохих. Да и прочитано о ней было немало, в том числе версии загадочной улыбки. Одна из версий очень мне нравилась. Цитирую по старым, каким-то чудом сохраненным вырезкам:

«…Сильнее всех был Леонардо. Он гнул подковы, завязывал узлом кочергу. Он был воплощением величавой мужественности, первый во всем: в творчестве, образованности, всеохватности дарований, доброте, царственном обаянии, и мона Лиза влюбилась в него, да и не могла не влюбиться Она была женщиной нежной, затаенной и страстной, а мессир – ее муж – одним из скучнейших флорентийских обывателей.

Она являлась в дом Леонардо, он шел ей навстречу в длинной одежде, отороченной мехом, на груди золотая цепь. Он кланялся ей низко и вел в мастерскую. «Вы опять печальны, мадонна?» - спрашивал он и делал знак рукой. Скрытые за ширмой музыканты начинали играть. Легкая мелодия касалась слуха Джоконды. Она смотрела на художника, божественного Леонардо, и на губах ее начинала зарождаться улыбка, которой легче было стать плачем. «Вы несчастливы, мадонна?»- спрашивал он наивно-проницательно и хлопал в ладоши. Тотчас выбегал карлик в двухцветном костюме, в колпаке с ослиными ушами, с множеством бубенчиков, и начинал кривляться перед Джокондой. Довольный Леонардо чуть щурил золотые, как мед, глаза. И тут на губах моны Лизы появлялась не улыбка, а усмешка. Именно усмешка над мужчиной, который таким жалким образом думает осчастливить женщину.

Вспомните ее улыбку, ЛУВРСКУЮ, а не растиражированную на этикетках парфюмерных изделий. Вы увидите в ней горечь, насмешку, жалость на грани прощения, но самого прощения нет.

Это улыбка разочарования глубоко порядочной женщины, готовой всей душой, всем естеством преступить запретный порог, но обнаружившей, что за порогом этим ее не ждут!»

НЕ ПРАВДА ЛИ, КРАСИВАЯ ВЕРСИЯ?

Были и другие, вплоть до того, что Джоконда – это замаскированный автопортрет Леонардо (что-то там компьютеры наанализировали).

Но все сходились в одном: никакие «растиражированные» репродукции не дают о ней представления. Было сказано, что образ ее (оригинал, конечно!) «… властно входит во внутренний мир зрителя. И речь идет не об элементарной иллюзии живых глаз или живой улыбки Джоконды, эмоциональное восприятие гораздо сложнее и глубже. Зритель неожиданно ловит себя на том, что он вступил в диалог с портретом и мучительно хочет разгадать, что-то очень важное, внушаемое ему этой поразительной женщиной». (Это уже из другой статьи).

Все это было очень интересно, но воспринималось с изрядной долей скепсиса: так часто приходилось читать о всепонимающих глазах, о портретах, говорящих зрителю о разном и т.д. и т.п.

ОДНО я усвоила четко: «увидеть» Джоконду можно только по оригиналу, а он – в Лувре, который, как известно, в Париже, куда мне (по тем временам) вовек не попасть!

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

И вот Джоконда едет к нам! Переполненная информацией, с нетерпением жду ее. Исхитряюсь получить командировку и на следующий день по приезде бегу занимать очередь.

У музея полно стражей порядка в милицейской форме и неприметных личностей в штатском. Длинная пестрая змея любителей живописи, снобов, случайных людей вьется по узеньким улочкам, прерываясь на переходах, огибает Пушкинский музей сзади , выползает головной своей частью в проезд слева от музея (если стоять лицом к нему) и обогнув ограду, вползает толчками на его территорию. Впускают небольшими партиями, человек по пятьдесят.

Отстояв около четырех часов, выхожу, наконец, на финишный отрезок у боковой стены заветного здания. Очередь волнуется: будет ли перерыв на обед? Если да, то успеем ли мы (стоящие вокруг меня) зайти до перерыва. Наиболее активные бегают на разведку к воротам и наконец приносят радостную весть : «без перерыва»! Ура! Мы уже совсем близко! Проходит еще не менее часа (змея у входа очень уж толстая, видно еще и как подъезжают и подходят какие-то личности и показав что-то охране, заходят без очереди ), и наконец я почти бегом устремляюсь к желанной двери. Внутри – сплошная охрана. С вещами нельзя, только маленькие дамские сумочки (не помню, куда направляют тех, у кого с собой крупные сумки), а у меня – крохотуля, без проблем. Слева в окошке – билеты, потом еще один кордон, и наконец я сворачиваю направо, туда где стоит Давид, и снова попадаю в очередь. На сей раз – к дверям небольшого зала, расположенного на первом этаже параллельно фасаду.

Здесь необходимо описать этот зал. Он прямоугольный и очень вытянутый. У одного из торцов – вход из предыдущего помещения и в этом же торце – выход обратно в музейный дворик, сбоку от центрального входа в музей. Картина висит на противоположном торце. Больше ничего в зале нет. Вся его середина огорожена стойками с бархатными музейными канатами, и там прохаживаются штатские, следящие за очередью.

Посетители входят, двигаются вдоль всего зала к торцу с картиной, перемещаясь по узкому проходу между стеной и канатом, потом проходят, замедляясь, мимо стены с Джокондой и вдоль другой длинной стены уходят по такому же проходу во двор. Что-то вроде посещения Мавзолея (так мне кажется, потому что за много лет и множество приездов в Москву я ухитрилась НЕ сходить к вождю. Нет, я не была диссиденткой,наоборот, вполне патриотической пионерско-комсомольски –воспитанной гражданкой, но что-то невыразимое не позволяло мне идти смотреть на непохороненное тело).

И вот я вхожу в заветную дверь и сразу, еще не переступив толком порог, поворачиваю голову к картине. Первое ощущение – жестокое разочарование. И ради ЭТОГО я простояла более пяти часов?!! Точно такое же впечатление, как от репродукций, виденных многократно! Та же улыбка, никакого «общения» , о котором писали, никаких, ну АБСОЛЮТНО НИКАКИХ эмоций. Хоть бери и поворачивай обратно! Картина висит не на стене, а внутри нее, в специальной нише, закрытой от зрителя пуленепробиваемым (вероятно) стеклом, внутри – подсветка. Это все я успеваю рассмотреть на первой трети пути к ней. Снова смотрю на саму Джоконду и вдруг ловлю себя на том, что в ней (или во мне?) что-то неуловимо изменилось. Появилось ощущение, что она ждет меня, как будто я иду к ней на прием. Чем ближе подхожу, тем сильнее это чувство. Я уже близко, я ВИЖУ и ЧУВСТВУЮ, что она хочет что-то сказать мне. Она знает обо мне что-то стыдное , очень плохое. Лихорадочно думаю : Что она может знать? Я ведь ничего такого… Чего она так зло ухмыляется? Я боюсь ее, мне хочется скорее уйти и одновременно я не могу оторваться от ее лица. Оно живое! Она ведьма, ведьма, колдунья! Что она хочет сказать? Не могу понять, мне страшно, потому что какая-то часть моего сознания говорит – это только картинка!, но все естество воспринимает ее, как живую, как колдунью или гадалку, видящую меня насквозь.

«Женщина, не задерживайтесь!» – возвращает меня к действительности голос серого надзирателя. Но я не могу уйти, я не могу выйти из этого состояния, и пройдя мимо торцовой стены, начинаю пятиться к выходу спиной вперед, не отрывая взгляда от Джоконды. Однако здесь публика движется уже гораздо быстрее, и не успев моргнуть глазом, я оказываюсь вынесенной наружу. Но Лиза не отпускает меня, в полном потрясении я сажусь на скамеечку здесь же, в сквере музея, и начинаю лихорадочно соображать, как мне попасть обратно. Что сказать милиционеру? Уронила ключи, потеряла документ? Что еще придумать? Я должна, должна вернуться и проверить, возникнет ли снова это острое ощущение нашего с ней молчаливого общения, эта судорожная попытка понять, что именно она обо мне знает, ощущение страха перед этим феноменом.

Но нет чудес, и мечтать о них нечего, как сказал по другому поводу Маяковский. Рядом со мной садятся двое (по разговору – художники), курят, перемывают кости (скорее, кисти) общему знакомому. Я постепенно прихожу в себя и наконец отправляюсь восвояси.

Больше я к ней не иду, но только теперь понимаю справедливость того, что было написано (см. в 1 части). И еще понимаю, что она общается не со всеми, а сама выбирает себе жертвы (потому что именно жертвой ее всеведения и недоброты я себя чувствовала). Вот и весь рассказ. В нем – ни слова вымысла или преувеличения.

P . S . Года полтора тому назад мой сын с женой были в Париже и, конечно, в Лувре. «Ну как тебе Джоконда?»- спросила я невестку. –«Ничего особенного, портрет как портрет». Мы немного поспорили, но каждый остался при своем. Сын дипломатично промолчал.