В воспоминаниях Леонида Токарского ("Мой Ледокол", Press-interlingva, Израиль, 2008, и второе издание: "Мой ледокол, или Наука выживать", изд. Спутник, 2010, Израиль) меня заинтересовали несколько глав, ибо там описывались места, где и я жил, события, которым и я был свидетелем. Но факты и их трактовка, приведенные в этой книге о жизни автора "с нечеловечески тяжелой судьбой, выжившего, выстоявшего и победившего наперекор всему - волею судьбы прошедшего через "чернобыли" атомных реакторов советских подводных лодок, "приговоренного военным трибуналом" к смерти от рук уголовников (?!) за публичную поддержку Израиля во время Шестидневной войны", вызывали большое, мягко говоря, недоумение. О ЖИЗНИ И ЛЮБВИ Первые главы "Ледокола" (3-12) посвящены службе Леонида Токарского в военно-морском флоте СССР. "Выживал" матрос на базе атомных советских лодок, расположенной на Кольском полуострове (поселок Гремиха, Россия). Надо отметить, что эту базу американцы называли "Осиное гнездо". В этом "гнезде" прошли несколько лет и моей жизни. Я не выбирал это место за Полярным кругом - меня призвали и отправили туда из Одессы. Но на пути в Гремиху я прошел учебный отряд - школу подводников, где овладел специальностью трюмного-машиниста, в костюме легкого водолаза тренировался выходить из затопленной лодки через боевую рубку, проходил испытания в барокамере, боролся за живучесть в отсеках, куда подавалась забортная вода под давлением. Пройдя железные, а не медные трубы и соленую воду, я прибыл для продолжения службы на сверхсекретную атомную подводную лодку К-27, которая базировалась в Гремихе. К-27 считалась сверхсекретной, ибо была единственной в мире на тот момент лодкой с необычной энергетической (реакторной) установкой. В судьбе автора книги и моей есть некое сходство. Он и я из еврейских семей, правда, я из Одессы, а он из Ленинграда. Он - после техникума, а я - после одиннадцатого класса и школы молодого филолога при Одесском университете. Вполне возможно, что наши пути-дорожки в Гремихе, где, как уточняет автор, всего одна улица, пересекались, ходили в один ДК… Но как разительно отличалась наша жизнь в "Осином гнезде"! Кажется, он служил в одной Гремихе, а я - в другой. Хотя базой руководили одни и те же офицеры, да и с девушками мы, догадываюсь, одними и теми же общались. Однако, как утверждает автор по поводу женского пола, это был завоз "200 девиц легкого поведения" (стр. 62) в Гремиху. С моей же точки зрения "завоза" для утешения матросов не было. В те годы не хватало призывников: послевоенное поколение, к которому относимся и мы с автором "Ледокола", было малочисленным - не все мужчины вернулись с фронтов Второй мировой войны. Вот поэтому девушкам и открыли путь в армию как вольнонаемным. Связисты, повара, продавцы военторга, кухарки и так далее - на эти должности шли те, кто не видел перспективы ни финансовой, ни семейной в своих бедных деревнях, селах и поселках, где мужиков днем с огнем не сыщешь. Возможно, что некоторых занесло ветрами романтики, а кое-кого и "легким" ветром. Но в основном девушки прибыли (но не завозом!) работать, и если могли, устраивали свою жизнь - влюблялись, создавали семьи, рожали детей. Хотя автор книги другого мнения. Но вернемся в 1964 год, когда автор "загремел" на четыре года. От Ленинграда в Гремиху он ехал три недели. А там - несколько суток болтанки в Баренцевом море. Их триста человек (выпуск судостроительного техникума, который окончил автор) привезли в Гремиху, и эти ребята, "радостно бегавшие по берегу после высадки, даже предположить не могли, что именно это место станет их последним пристанищем в этой жизни" (стр.46. Номера страниц даны по первому изданию "Ледокола"). Следует сказать, что новобранцы, а среди них и автор, прибыли служить на ПМ-130 (ПМ - плавучая мастерская, то есть, другими словами, - завод), а нашли свое "последнее пристанище". Токарский упоминает об этом несколько раз. Это же надо - триста человек! (Хотя в финале называет 20 "выживших" - но потом опять умерших, но уже на гражданке: от пьянства, рака и других болячек.) Я немедленно связался со своими офицерами и старшинами, которые жили в этом поселке дольше, чем я, и попросил рассказать, какой средневековый мор (чума? холера?) напал тогда на матросов ПМ-130. И где они ("последнее пристанище" предполагает только одно - захоронение в нем) были преданы земле. (Триста - пусть даже с вычетом 20 - гробов один за другим, пусть даже не за миг, а за годы (с 1964-го по1968-й) службы Токарского). При Советах с таким мором на военной базе выжить даже адмиралы не смогли бы - все командование пошло бы под расстрел. Да и местное кладбище было бы больше поселка. Но "последнее пристанище", если и умирали там, на той земле мало кто находил. Обычно умерших отправляли на Большую землю по месту призыва, к родителям, где они и находили свое последнее пристанище (кроме тех, кто давно жил здесь и у кого родни на Большой земле не осталось). А кроме того, Гремиха - это нагромождение базальта, где нет никакой почвы. Чтобы вырыть могилу, надо взрывать скалы. И если бы подобные работы производились, то о них наслышаны были бы все: стояла бы сплошная канонада. О смерти, которая произошла на моих глазах, могу сказать следующее. Я, как и мои товарищи по К-27, в мае 1968 года (о гибели военнослужащих до этой даты мне ничего неизвестно) занимался спасением матроса Вани Пономаренко, задохнувшемся в ИП-46 (модификация противогаза для подводников). Но спасти его не удалось. Вызвали родителей Вани. Я помню его отца - крестьянина из-под Киева. Наши ребята сварили из железных листов гроб, поместили туда тело погибшего и отправили, поручив матросу, списанному в стройбат за воровство, сопровождать несчастного отца. Они отправились на "Вацлаве Воровском". По прибытии в Мурманск матрос-подлец сбежал, оставив старого человека с гробом на пирсе. Но от смерти вернемся к "любви в Гремихе", ибо этому в "Ледоколе" уделено много строк. Автор сообщает одну из старых (вот с такой бородой!) матросских баек, выдавая ее за факт своей службы: что дескать на ПМ-130 давали "конфеты для снижения половой активности" (стр. 61). И тут же - что в Гремихе были "случаи жуткого изнасилования жен и детей офицеров, а также домашних животных, украденных у лопарей" (стр. 62). Лопари, напомню, - это северный народ, живущий в тех местах, о которых пишет автор. А под словами "домашние животные" подразумеваются олени и собаки породы лайка. Так вот моряки, "позабавившись" с лайками и оленями, принялись за окружающих, а потому жены и дети офицеров "не появлялись без охраны" (стр. 61) на улицах "Осиного гнезда", ибо боялись сексуально озабоченных военнослужащих. Вначале рассмотрим ситуацию с... "конфетами для снижения половой активности". Подобной "сладости" нам не давали ни во время плавания, ни в казарме (экипаже). А матросам ПМ-130 (прямо зависть гложет!), как утверждает автор, насыпали изо дня в день целую вазу. Но если происходили случаи жуткого изнасилования, то, понятно, что не всем хватало конфет. А потому женский пол надо было уберечь от притязаний "озабоченных" моряков. Вот поэтому, как пишет автор, жены и дети офицеров "не появлялись без охраны". Опровергну слова автора и строки его "Ледокола" и раскрою тайну сопровождения - если такое случалось - жен и детей офицеров. Она закодирована в названии поселка - "Гремиха". Слышите, гремят ветры?.. Они сносили нас, когда мы возвращались с вахты или направлялись на лодку. И я и мои товарищи не могли им противостоять. Во время снежных ветров мы закрывали рот гюйсом (морским воротником), который давал возможность дышать, но сразу же покрывался коркой льда, и продвигались, держась друг за друга. Однажды я отстал от товарищей - не за кого было ухватиться - и меня снесло ветром. И если женам или детям офицеров и сверхсрочников и нужна была охрана, то только от гремихинских ветров. Вот мнения тех, для кого Гремиха - дом родной. Они начали службу в "Осином гнезде" раньше, чем я или Токарский, и покинули базу намного позже нас. Геннадий Агафонов, капитан второго ранга: "Никто и никогда не охранял детей и жен. Мои дочь и сын выросли в Гремихе, ходили в детсад, закончили школу, и о случаях изнасилования (или совокупления с оленями, как пишет автор) мы никогда не слышали. В Гремихе были два многочисленных отряда строителей. Некоторые солдатики в увольнении занимались тем, что срезали авоськи с продуктами, которые вывешивались за окнами, особенно перед Новым годом. Холодильников-то в квартирах практически не было. Или еще на тему "насилия": по клиентам ходила женщина-страховщик, ей было за пятьдесят, и она всегда была в боевом раскрасе, увешанная золотыми и прочими побрякушками. В подъезде дома на нее набросились два солдатика, сняли побрякушки и убежали. Их вскоре задержали, а на суде эта женщина заявила: "Я вначале обрадовалась, подумала, что насиловать будут, а они!.." Еще в Гремихе работал клуб, жители, в том числе и срочники, ходили на танцы, но криминала как такового не было. Работала вечерняя средняя школа - я там пару месяцев преподавал физику в 9-11-х классах. Там занимались те, кто хотел получить среднее образование, но почему-то не смог это сделать на гражданке. Но и тогда я ни разу не слышал разговоров о том беспределе, какой описывает бывший старшина. О лопарях могу рассказать отдельно, так как был близко знаком с некоторыми, но это другая тема". Александр Ростов, капитан второго ранга: "Можно, конечно, считать, что все бабы - шлюхи, но называть "легким поведением" желание девчонок выскочить замуж - часто, правда, любым способом, - по-моему, перебор. Я лично знал двоих, кто увез из Гремихи мужей. А "завозили девушек" для того, чтобы заменить мужиков на должностях связистов, кладовщиков и т. д. Конечно, с их появлением несколько увеличилось количество самоволок, пьянок (что за секс без бутылки!), но боеспособность Родины от девчонок не пострадала. Изнасилования?! За двенадцать лет моего пребывания в Гремихе жуткий случай был один. Мичман увез на ЗиЛ-555 в тундру девчонку с аутизмом и после "использования" задушил. Труп нашли месяца через три, прибыла прокуратура из Мурманска, но доказать ничего не смогли. А вот по поводу "боялись"... Да, детей иногда матросы СОПРОВОЖДАЛИ в школу и обратно, но виной тому не страх насилия, а ВЕТЕР. А хохма с "конфетами для снижения половой активности" стара, как Моисей, будь он еще жив. Во всех вооруженных силах недостаток витаминов в рационе компенсировался добавлением в паек офицерского состава и сверхсрочников и в компот срочников ПОЛИВИТАМИНОВ. Но это служило хорошей отмазкой (парней перед девушками. - Я. Т.) типа: "Да что ты боишься? От меня не забеременеешь, нам таблетки дают такие..." Леонид Сивов, офицер-подводник: "Насчет "выйти с охраной" и "конфет" чушь! Насчет "жуткого изнасилования" тоже чушь. Были попытки - единичные, и то со стороны стройбата. Долго смеялся и по поводу утверждения автора, что кубрики ПМ-130, на котором он служил, были "нашпигованы подслушивающими устройствами". Могу сказать: кому они на х... со своей пээмкой нужны. У автора мания величия..." Виктор Широбоков, капитан второго ранга: "В Гремихе шло строительство домов южного, стандартного типа - пятиэтажек. Работали два или три батальона "партизан" (Так моряки называли стройбатовцев, за их внешний вид и неряшливую одежду. - Я.Т.) . Вся стройка прошла в два-три года, а построено немало. Существовало мнение, что женщинам надо остерегаться шляться "где хочу". Это была не только и не столько защита от насилия, сколько от погоды. Осенью и зимой были случаи, когда укатывало ветром - чаще женщин, да и мужиков. И люди пропадали по пути домой. Фактов откровенного насилия в Гремихе я не знаю". О СТОЯНИИИ СО СВЕЧОЙ Чтобы закончить тему любви в "Осином гнезде" и перейти к службе автора, "прошедшего через "чернобыли" атомных реакторов", несмотря на то что он службу начал на заводе (ПМ-130), а закончил, как он утверждает, в штрафбате, разберем вопрос о "гареме в Гремихе", который принадлежал "богу" - командиру базы контр-адмиралу Певневу. Вот строчки из "Ледокола" о "боге": он "был полновластным властителем всего, что находилось в Гремихе, очень любил женщин, а поскольку их находилось здесь не так много, то все они, имеющиеся в наличии, состояли в его неофициальном гареме. И флотскому люду были известны два способа мобилизации в гарем новых женщин, приехавших в Гремиху. Это большей частью супруги молодых лейтенантов". Далее автор воспоминаний описывает, как командир базы, прогуливаясь по единственной улице в Гремихе, приказывал встреченной семье лейтенанта: лейтенанту возвращаться в казарму, а "жена - остается". Если молодой офицер возмущался, к нему применяли другие методы - плохая квартира и так далее. Таким же образом "уламывали строптивых жен", и они отдавались адмиралу. Но он не был жадным и "охотно делился своими женщинами (чужими женами) с друзьями" (стр. 88-89). В связке с "богом" шел и его "наместник". Как пишет автор, это был комендант базы, майор, который был слаб "по мужской линии, ненавидел матросов… был садистом и постоянно держал в страхе весь личный состав гарнизона" (стр. 90). Он любил встречать прибывающих и после короткого диалога с возвращающимися из отпуска моряками арестовывать их и направлять на гауптвахту. А вот жена коменданта, так как "он не был способен на мужские подвиги" (переел, наверное, "конфет" на ПМ-130) и потому не мог удовлетворить свою жену, не могла справиться с собой и "любила останавливать колонны матросов возвращавшихся из бани. После короткого осмотра счастливчик отправлялся к ней домой". Я был простым матросом и не был знаком с контр-адмиралом (в те годы капитаном первого ранга). Видимо, он не хотел делиться со мной своим гаремом. Да и жена коменданта меня не вытаскивала из строя после бани, хотя я мылся регулярно и был, как считали в Одессе, похож на Алена Делона! Да и слухи о гареме до меня не доходили. Но я обратился к офицерам и старшинам: может быть им что-то известно по данному поводу? Александр Ростов, капитан второго ранга: "Командир базы контр-адмирал Иван Иванович Певнев (на сайте Гремихи есть его фотография) был мужиком видным, а все остальное, что написано по его адресу в "Ледоколе", - сплетни из серии "говорят, что...". Военный комендант майор Иван Денисович Колпаков был, с моей точки зрения, с некоторым перегибом по части "службистости". По части его "слабости", равно как и по части вариантов удовлетворения неудовлетвореных потребностей его жены, - это на совести автора (который, вероятно, как раз со свечкой и стоял!). Но встречать "рейсовый" (пароход из Мурманска. - Я. Т.) Иван Денисович считал своей святой обязанностью. А найти у спускавшихся с трапа - и не только срочников - какие-либо нарушения формы одежды особых сложностей не представляло. Подметание дорог, подкрашивание заборчиков и прочее требовало рабочих рук... Но можно ли это назвать "садистскими наклонностями"? Автору виднее. Особой любовью Иван Денисович у личного состава гарнизона, честно говоря, не пользовался". *** Поражает легкость, с которой автор называет фамилии и звания людей (безымянных и их жен можно вычислить по указанным должностям), обвиняя их в принуждении жен подчиненных и личный состав базы к сексу. Не имея, в чем я твердо убежден, никаких доказательств. По всей видимости, эта безответственная (но подсудная) легкость происходит оттого, что автор верит: "свидетелей этих событий уже нет, все умерли, и никто подтвердить или опровергнуть факты не сможет" (стр. 4). Огорчу автора: еще не все умерли! Живы военнослужащие с ПМ-130, живы офицеры сухого дока, где по утверждению автора, трудилась "команда смертников", жив и я, служивший в те годы в Гремихе, трюмный-машинист подводной лодки, ликвидатор атомной аварии на К-27, жив особист, который по линии КГБ курировал ПМ-130. А "чернобыли" реакторов подводных лодок", через которые прошел автор книги, и выступление матроса первой статьи Токарского, как он утверждает, "в прямом эфире в защиту Израиля во время Шестидневной войны" по ТВ Гремиха, шло по линии этого ведомства. Но об этом и много другом в следующий раз. Окончание следует
P. S. Выражаю благодарность за оказанную помощь в проведении журналистского расследования офицерам Геннадию Агафонову, Александру Ростову, Виктору Широбокову, Леониду Сивову и старшине, подводнику Вячеславу Мазуренко, члену экипажа К-27, создателю сайта для для тех, кто служил в Гремихе: http://vnmazurenko.blogspot.com/, а также руководству сайта поселка Гремиха. |